Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы Советской авиации с честью выполнят долг перед Родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар агрессору. Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.
Правительство Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что все население нашей страны — все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочен и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.
Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»[399]
Мгновения, когда звучали слова Молотова, разделили жизнь всех людей в стране на «до» и «после»… В 12.25 Молотов уже вернулся в кабинет Сталина и покинул его в 16.45 вместе с последними посетителями — Берией и Ворошиловым. Были одобрены указы Президиума Верховного Совета «О мобилизации военнообязанных» по четырнадцати военным округам (кроме восточных, чтобы не провоцировать Японию), «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения», «Об утверждении положения о военных трибуналах»[400]. Тем временем радиообращение Молотова уже переводилось на немецкий, румынский, польский и финский языки и печаталось тиражом в 3 миллиона экземпляров, которые уже на рассвете 23 июня начали распространяться в войсках противника[401].
Начало войны резко изменило все мировые расклады. С Германией все ясно. Но как поведут себя другие государства? В этом и предстояло разобраться Молотову. Прежде всего необходимо было прояснить позицию Великобритании и США. 22 июня в Лондоне и Вашингтоне испытали огромное облегчение. Черчилль узнал о нападении в восемь утра. Сэр Джон Дилл, Иден, сэр Стаффорд Криппс, американский посол Гилберт, с которыми премьер обсуждал это событие, полагали, что СССР не продержится и шести недель. Выслушав их, Черчилль заявил:
— Ставлю обезьяну против мышеловки, что русские будут сражаться, причем успешно, минимум два года.
На жаргоне игроков на скачках «обезьяна» означала купюру в 500 фунтов, а «мышеловка» — 1 соверен, золотую монету достоинством 1 фунт. Вечером по радио он скажет: «Каждый, кто сражается против нацизма, получит нашу поддержку»[402]. В узком кругу Черчилль не скрывал своих чувств: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я бы благожелательно отозвался о дьяволе в палате общин»[403]. Молотов спешит сообщить, что не возражает против направления в Москву британских миссий. «Понятно, что советское правительство не захочет принять помощь Англии без компенсации, и оно, в свою очередь, готово будет оказать помощь Англии»[404]. 27 июня в Москву вместе с Криппсом прибыли военная миссия во главе с генерал-лейтенантом МакФарланом и экономическая — под руководством шоколадного магната Лоуренса Кэдбюри. Настрой на сотрудничество был осторожным. Молотов ставил вопросы «об усилении воздушных налетов на Западную Германию и оккупированную часть Франции, о возможности десанта на северном берегу Франции, а также о помощи Советскому Союзу английского военно-морского флота в районе Петсамо и Мурманска[405].
Для военного министра США Стимсона действия Германии представлялись «почти ниспосланным Господом Богом чудом», хотя он и полагал, что Гитлеру для победы понадобится «минимум один и максимум три месяца». Главное, что обрадовало американское руководство, — отсутствие необходимости оказывать немедленную военную помощь Великобритании, поскольку, как считалось, вопрос о вторжении немцев на Британские острова отпал сам собой[406]. Рузвельт выступил только 24 июня, лаконично заметив, что «мы намерены оказать России всю помощь, какую только сможем»[407]. Правда, после встречи 29 июня со Штейнгардтом нарком вынес впечатление, что Америка готова помочь «лишь ботинками и носками». В тот же день полпреду в Вашингтоне Уманскому за подписью Молотова была направлена директива передать конкретные заявки на поставки военных материалов и промышленного оборудования[408].
Позиция Турции? Молотов пригласил посла Актая. Но он не получал никаких инструкций от Анкары. Пожелал успеха в войне.
А что же союзники Германии? Болгарский посланник Стаменов проинформировал, что по просьбе Берлина его страна берет на себя защиту германских интересов в СССР, а затем еще румынских и венгерских. 22 июня дипломатические отношения с СССР разорвала Дания. 23 июня словацкий посланник Шимко поспешил сообщить Молотову, что его правительство прервало дипломатические отношения с СССР[409]. Молотов пригласил посланника Венгрии Криштоффи, но у того якобы не было связи с Будапештом. Впрочем, вскоре придет подтверждение разрыва дипотношений. С Румынией была ясность. 24 июня Молотов пригласил Гафенку:
— Румыния участвует в разбойничьей войне против СССР, и наша позиция будет вытекать из этого факта, — предупредил Молотов.
— Это проблема международных сил, которые более могущественны, чем воля малой страны. Румыния вовлечена в «мировой шок»[410].
Шведское посольство уверяло, что Финляндия в войну не вступит. Но реальность оказалась иной. Маннергейм был сама невинность, изображая Финляндию вновь жертвой советской агрессии[411]. Итальянского посла Россо Молотов не принял, с ним беседовал Вышинский. Посол поведал, что узнал о нападении его страны на СССР по радио. Молотов предпринял зондаж позиции Японии, но Татэкава сказал, что ждет новостей от своего правительства, которое ежедневно заседает[412]. И это было чистой правдой. На заседаниях Координационного совета японского правительства и императорской ставки активно обсуждалась возможность объявления войны Советскому Союзу. Одним из активных сторонников этой идеи выступил… Мацуока[413]. Тем не менее 2 июля императорская конференция одобрила другой план: готовиться к войне с Англией и США, продолжать продвижение на юг, оккупировать Французский Индокитай. В войну Германии с СССР решили пока не вмешиваться, скрытно завершая военные приготовления против Москвы.
А что китайцы? Панюшкин 23 июня сообщал о позиции Чан Кайши: «Китай очень бы хотел, чтобы СССР, Англия, США и Китай образовали единую линию борьбы против стран-агрессоров — Германии, Италии и Японии»[414].
Надо было позаботиться об эвакуации советских учреждений из Германии и стран-сателлитов. Защиту интересов СССР и ее граждан Молотов попросил взять на себя Швецию. К 28 июня дипломатический, консульский персонал, работники торгпредств, журналисты, служащие Интуриста, банков, других советских организаций были собраны в Берлине. Обмен состоится в начале июля в Свиленграде на болгаро-турецкой границе.
…Уезжала в эвакуацию семья Молотова. «Вяченька, родной, любимый мой! Уезжаем, не повидав тебя. Очень тяжело, но что делать, другого выхода нет. Желаю вам всем много сил и бодрости, чтобы могли вашими решениями и советами победить врага. Береги себя, береги нашего дорогого нам всем т. Сталина. Рука дрожит. О нас не думай. Думай только о нашей Родине и ее жизни. Всей душой, всегда и всюду мы с тобою, любимым, родным. Целую бесконечно много раз. Полина»[415]. Подбадривала и быстро взрослевшая дочь: «Дорогой, мой родной папочка! Я очень жалею, что, уезжая, не могу тебя увидеть, поцеловать тебя, но в душе весь сегодняшний вечер и все время моего отсутствия я буду с тобой. Я буду там, если понадобится, работать, постараюсь учиться не хуже, чем училась в Москве, чтобы ты был мною доволен. Всегда я буду видеть тебя перед собой, и ты мне будешь вечно служить примером, как в жизни, так и в учебе. Теперь я постараюсь быть хорошей пионеркой, а в будущем — комсомолкой и коммунисткой, чтобы ты мог по праву гордиться своей дочерью. Тысячу поцелуев. Всегда, крепко любящая тебя, твоя Светик»[416].
…Начальный этап войны остался за немцами. Георгий Жуков писал о неудачах: «Основные причины состояли в том, что война застала наши Вооруженные силы в стадии их реорганизации и перевооружения более совершенным оружием; в том, что наши приграничные войска своевременно не были доведены до штатов военного времени, не были приведены в полную боевую готовность и не развернуты по всем правилам оперативного искусства для ведения активной стратегической обороны… Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался»