Молотов. Наше дело правое [Книга 2] — страница 41 из 121

[624].

«Рузвельт переехал в здание советского посольства в 3 часа дня, а через 15 минут его посетил Сталин. Это была первая встреча между советским и американским лидерами. Знакомство сопровождалось обменом информацией о положении на фронтах. Затем наступил исторический момент. Впервые за одним столом сидели лидеры трех наиболее могущественных стран мира. «Первое пленарное заседание состоялось в советском посольстве в воскресенье 28 ноября в 4 часа дня. В просторном и красивом зале заседаний мы уселись за большим круглым столом, — фиксировал Черчилль. — Со мной были Иден, Дилл, три начальника штабов и Исмей. С президентом был Гарри Гопкинс, адмирал Леги, адмирал Кинг и два других офицера. Сталина сопровождали только Молотов и маршал Ворошилов. Мы сидели со Сталиным почти напротив»[625].

Председательствовал американский президент. После обзора ситуации на Тихоокеанском театре военных действий, который сделал Рузвельт, Сталин пролил бальзам на душу президента, подтвердив готовность вступить в войну с Японией после капитуляции Германии. Тем самым расположение Рузвельта для решения куда более важного для Москвы вопроса — о втором фронте — было обеспечено. Сталин со своей стороны дал обзор ситуации на советско-германском фронте и расставил приоритеты:

— Наилучший результат дал бы удар по врагу в Северной или в Северо-Западной Франции. Даже операции в Южной Франции были бы лучше, чем операции в Италии.

Черчилля такая перспектива не устраивала. Он предлагал захватить Рим, продвинуться до линии Пиза — Римини, оттуда предпринять высадку в Южную Францию и осуществлять рейды в Югославию. Но Сталин настаивал на приоритетности операции «Оверлорд»[626]. Вечером Рузвельт выступал в роли хозяина на обеде, который стал «настоящим подвигом филиппинских поваров, прибывших сюда за четыре часа до этого на чужую кухню, в которой не было самых необходимых вещей, в том числе и плиты»[627].

29 ноября в полтретьего Сталин и Молотов вошли в гостиную Рузвельта, где был и его сын Эллиот. «Сталин предложил президенту и Эллиоту русские сигареты с бумажным мундштуком в два дюйма. Оба взяли сигареты, сделали вежливо несколько затяжек и отложили в пепельницы. У Рузвельта под рукой были документы, которые он передал маршалу Сталину». Первым был отчет Управления стратегической службы о секретных визитах ее сотрудника майора Линна Фариша в Югославию, где Тито помог найти и вывезти из страны несколько десятков сбитых там американских пилотов[628]. Это помогло Тито заручиться симпатиями американцев, что Москву устраивало. Затем Рузвельт ознакомил присутствующих с предложениями по созданию возможностей для использования американской авиацией аэродромов на Украине и поделился соображениями по поводу участия СССР в войне с Японией. После этого президент перешел к своей излюбленной теме и предложил набросок будущей ООН. Сталин высказывал свои сомнения:

— Как мне кажется, малые страны в Европе будут недовольны такого рода организацией. Может быть, целесообразно создать европейскую организацию, в которую входили бы три страны — США, Англия и Россия и, может быть, еще какая-либо из европейских стран. Кроме того, вторую организацию, например, организацию по Дальнему Востоку[629].

Перед вторым пленарным заседанием, начавшимся в четыре часа, Черчилль выполнял ответственное задание: «Я по поручению короля вручил Почетный меч, который был изготовлен по специальному заказу Его Величества в честь славной обороны Сталинграда. Большой зал был заполнен русскими офицерами и солдатами. Когда после нескольких пояснительных слов я вручил это великолепное оружие маршалу Сталину, он весьма внушительным жестом поднес его к губам и поцеловал. Затем он передал меч Ворошилову, который его уронил»[630]. После церемонии участники конференции расселись за большим круглым столом для рассмотрения вопросов, подготовленных на заседании военных — Ворошилова, Маршалла и Брука. Неожиданно Сталин спросил:

— Кто будет назначен командующим операцией «Оверлорд»?

Рузвельт ответил, что вопрос пока не решен.

— Если это неизвестно, тогда операция «Оверлорд» является лишь разговором.

Здесь переговоры забуксовали. «Обедали мы у Сталина, в узкой компании: Сталин и Молотов, президент Гопкинс, Гарриман, Кларк Керр, я, Иден и наши переводчики, — писал Черчилль. — Усталости от трудов заседания как не бывало, было довольно весело, предлагалось много тостов»[631].

30 ноября в 13.30 встретились главы внешнеполитических ведомств, от США в этой роли в отсутствие Хэлла выступал Гопкинс. Согласились, чтобы после войны германские и японские базы должны перейти под контроль Объединенных Наций. Была в принципе одобрена формула решения польской проблемы, которую накануне Черчилль проиллюстрировал на трех спичках: переместить на запад границы и СССР, и Польши.

— Я считаю, что это было бы лучшим выходом из положения, — согласился Молотов[632].

Главы правительств встретились позже. Рузвельт начал с приятной новости:

— Сегодня Объединенный комитет начальников штабов с участием Черчилля и моим принял следующее решение: операция «Оверлорд» намечается на май 1944 года и будет проведена при поддержке десанта в Южной Франции.

— К моменту начала десантных операций во Франции русские подготовят сильный удар по немцам, — обещал Сталин и получил еще один словесный подарок — от Черчилля.

— Раньше англичане возражали против того, чтобы русские имели выход к теплым морям, но сейчас англичане не имеют против этого никаких возражений.

— Все это время англичане хотели задушить Россию, — заметил Сталин, — но если англичане не хотят больше душить Россию, то необходимо, чтобы они облегчили режим проливов[633].

В полшестого разошлись, чтобы успеть подготовиться к важному мероприятию — празднованию дня рождения Черчилля. Обед — примерно на сорок персон — прошел в британском посольстве. «На большом именинном пироге, — вспоминал Черчилль, — горело 69 свечей. Во время обеда было произнесено много речей, и большинство самых видных гостей, включая Молотова и генерала Маршалла, тоже внесли свой вклад… Я чувствовал, что мы достигли такой солидарности и такого настоящего товарищества, каких никогда прежде не достигали в этом великом союзе».

Как вспоминал Черчилль, 1 декабря за завтраком в советском посольстве «присутствовали также Молотов, Гопкинс, Нден, Кларк Керр и Гарриман. Первой темой нашего разговора был вопрос о вовлечении Турции в войну»[634].

— Во время заседания позавчера господин Черчилль говорил, что если Турция не вступит в войну, то права Турции в отношении проливов не могут оставаться неизменными. Не могли бы вы разъяснить это заявление, — поинтересовался Молотов.

— Я думаю, что режим проливов следует подвергнуть пересмотру хотя бы по той причине, что участниками конвенции в Монтрё являются японцы, — отвечал Черчилль.

— Независимо от того, вступит или не вступит Турция в войну, Дарданеллы должны быть свободны для прохода военных и торговых судов всех наций, — высказал свою позицию Рузвельт. — Они должны быть поставлены под контроль держав, осуществляющих полицейские функции[635].

Перешли к Финляндии. Черчилль заявил, что «ущерб, который причинили финны, напав на Россию и совершив, таким образом, недостойный и нелепый поступок, значительно превышает то, что может поставить такая бедная страна, как Финляндия». И добавил, что у него «в ушах еще звучит знаменитый лозунг: “Никаких аннексий и контрибуций”».

Сталин с широкой улыбкой ответил: «Я же сказал вам, что становлюсь консерватором»[636].

— Финны в течение двадцати семи месяцев держат под артиллерийским обстрелом Ленинград — вторую столицу Советского Союза, — заметил Молотов[637].

В 15.20, в промежутке между завтраком и вечерним заседанием Сталин и Молотов побеседовали с Рузвельтом, который напомнил, что остался необсужденным вопрос о создании международной организации.

— Я полагаю, что маршал Сталин понимает, что деятельность мировой организации будет зависеть от трех держав.

— В соответствии с предложением советской делегации на Московской конференции принято решение о том, что между тремя правительствами будет происходить обмен мнениями с целью конкретизации предложения о создании мировой организации и обеспечения в ней руководящей роли четырех держав, — заметил Молотов, напоминая о Китае[638].

Перешли в другую комнату и заняли места за столом конференции.

— Можем ли мы получить сейчас ответ на вопрос относительно передачи нам части итальянского торгового и военноморского флота? — поинтересовался Молотов.

— Ответ на этот вопрос очень прост, — ответил Рузвельт. — Мы получили большое количество итальянских кораблей. После войны они должны быть распределены между Объединенными Нациями.

Затем опять перешли к Польше. Предложения западных партнеров признать эмигрантское правительство Сталин, опираясь на данные разведки о связях агентов польского правительства с немцами, отверг с негодованием. По вопросу о границе на основе карт и текста радиограммы Керзона, которые раздобыл Молотов, Черчилль предложил формулу, получившую название «Тегеранская»: «В принципе было принято, что очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер,