Молотов. Наше дело правое [Книга 2] — страница 44 из 121

[669]. Это был карт-бланш американцам.

Обсуждение конкретного плана создания ООН началось на конференции в вашингтонском пригороде Думбартон-Оксе, где СССР, учитывая ее предварительный характер, представлял ставший послом в США Громыко. 31 июля он впервые заявил госсекретарю Хэллу, что «союзные советские республики должны быть в числе инициаторов создания организации безопасности». Реакция США последовала на следующий день в письме Рузвельта Сталину: «Весь проект… определенно оказался бы в опасности, если этот вопрос был поднят на какой-либо стадии до окончательного учреждения Международной организации»[670]. Очевидные разногласия существовали по процедуре голосования. Американцы и англичане, уверенные в способности получить большинство по любому вопросу, возражали против права вето, которое советская сторона рассматривала как краеугольный камень будущей организации. Вопрос так и не был решен, но это не помешало позитивным оценкам конференции советским руководством.

…«Поздравляю Вас с большой победой союзных англо-американских войск — взятием Рима»[671], — писал Сталин Черчиллю 5 июня. А на следующий день началась операция «Оверлорд». Для десанта западными союзниками были выделены четыре армии — 39 дивизий, 10 бронетанковых бригад в составе почти 2,9 миллиона военнослужащих с 6 тысячами танков и САУ[672]. Высадка англо-американских войск в Нормандии, сковавшая значительную часть немецких сил на Западном фронте, стала хорошим фоном для крупных наступательных операций Красной Армии, которая переносила военные действия за пределы СССР. Комиссия Ворошилова в июле — августе готовила новые проекты капитуляции для каждого из союзников Германии. Представленные Молотову, они стали основой для будущих соглашений о перемирии с ними. Первым был готов проект для Финляндии.

Четвертый сталинский удар — атака, начавшаяся 10 июня на Карельском перешейке и в районе Ладоги. 21 июля соединения Ленинградского фронта вышли к границе Финляндии и предоставили возможность для активных действий дипломатам. Собственно, еще в марте в Москву прибыла финская правительственная делегация. Однако предложения Молотова — выход Финляндии из войны, разрыв с Германией, разоружение и интернирование частей вермахта, выплата репараций, восстановление границы 1940 года и отказ от Петсамо — не были приняты. Финны, опасаясь военного столкновения с Германией, заявили, что у них не будет денег на репарации. Но 4 сентября Финляндия смирилась, объявив о прекращении огня. В Москве премьер Хаскель подписал соглашение о перемирии. Ввод советских войск в Финляндию или изменение ее строя не предусматривались.

Операция «Багратион» развернулась в июне — августе на фронте протяженностью 1200 километров. Восточнее Минска были окружены и уничтожены более двадцати германских дивизий группы армий «Центр», после чего наши войска освободили Белоруссию, ббльшую часть Литвы и Восточной Польши. Началось практическое решение польского вопроса. После некоторых колебаний Москва дала зеленый свет формированию новых органов польской власти из лояльных ей политиков из Крайовой Рады Народовой. 22 июля в освобожденном Люблине был образован Польский комитет национального освобождения (ПКНО) во главе с Берутом. Вместе с тем в тот момент не исключалась возможность коалиции «лондонцев» и «люблинцев». Черчилль умолял Сталина срочно принять Миколайчика, и тот отправился в Москву. В эти дни эмигрантское правительство мобилизовало своих сторонников внутри Польши для реализации единственно возможного сценария, позволявшего ему оказаться у власти, — самим освободить Варшаву до прихода туда Красной Армии.

Миколайчик, изначально называвший руководство ПКНО «узурпаторами», вместе с председателем Национального совета Грабским и министром иностранных дел Ромером прибыл в Москву 29 июля. Только на встрече с Молотовым 31 июля он счел нужным туманно, не раскрывая детали, сообщить:

— Польское правительство обдумывает план генерального восстания в Варшаве и хотело бы просить советское правительство о бомбардировке аэродромов около Варшавы.

— До Варшавы осталось всего лишь около десяти километров, — ответил озадаченный нарком[673].

При этом Миколайчик не упомянул, что восстание начнется уже на следующий день[674]. В западной и польской литературе общим местом является обвинение СССР в нежелании по политическим мотивам помочь восстанию, которое в итоге будет потоплено немцами в крови. Конечно, Сталин был очень недоволен, что о подготовке восстания и о необходимости его поддержать он узнал постфактум. Войска 1-го и 2-го Белорусского фронтов, действовавшие на варшавском направлении, наступали с 23 июня и прошли с огромными потерями 500 километров. Немедленно перейти в новое наступление они были не в силах. «Все произошло настолько неожиданно, что мы терялись в догадках и вначале думали: не немцы ли распространяют эти слухи, а если так, то с какой целью? Ведь, откровенно говоря, самым неудачным временем для начала восстания было то, в какое оно началось, — писал участник событий маршал Рокоссовский. — …Сталин спросил, в состоянии ли войска фронта предпринять сейчас операцию по освобождению Варшавы. Получив от меня отрицательный ответ, он попросил оказать восставшим возможную помощь, облегчить их положение»[675].

Сталин вместе с Молотовым принял польскую делегацию 3 августа. Выслушав пожелания Миколайчика о признании Москвой его правительства национального единства и оптимистическую информацию об успехах восстания, Сталин обещал помочь варшавянам оружием, но состав нового правительства предложил обсудить с ПКНО [676]. В то же время в Москве появилась информация и о замыслах руководителей восстания: ее предоставили и спецслужбы, и приехавшие из Варшавы Берут со товарищи. Причем именно их встречали с официальными почестями, включая почетный караул и исполнение гимна. Миколайчику пришлось вести переговоры с представителями ПКНО. Обе стороны переговоров услышали от Молотова:

— Советское правительство отложило достаточное количество оружия, чтобы оснастить польскую армию. При этом оно не смотрит, к какой партии принадлежит тот или иной поляк. Важно лишь, чтобы это был хороший поляк, готовый сражаться за свой народ. Хорошо бы представителям лондонского правительства договориться с представителями ПНКО. «Ищите и обрящете»[677].

Вечером 9 августа делегацию эмигрантского правительства принял кремлевский тандем. Миколайчик взмолился о помощи полякам, борющимся в Варшаве. Сталин обещал помочь, но это было не так просто осуществить. Начало восстания заставило немцев перебросить к Варшаве мощные подкрепления, что остановило и советские войска. Гудериан писал, что «попытка русских захватить Варшаву внезапным ударом с ходу разбилась о стойкость немецкой обороны, несмотря на восстание поляков, которое, с точки зрения противника, началось преждевременно»[678]. Молотов 11 августа говорил Гарриману:

— Непонятно, каким образом поляки рассчитывали осуществить это дело. Они начали свое рискованное предприятие 1 августа. Мы узнали из телеграммы «Рейтера», полученной 2 августа. Нашим войскам теперь приходится брать Варшаву не в лоб, а обходным движением[679].

Западная пресса и парламентарии заходились на тему преданных Москвой польских патриотов. Британская авиация начала, неся огромные потери, прорываться к Варшаве и сбрасывать туда грузы, которые по большей части доставались немцам. Самолетам не хватало горючего на обратный путь, союзники запросили возможность использовать советские аэродромы для осуществления поставок в Варшаву. Молотов отвечал Керру: «Советское правительство, безусловно, возражает против того, чтобы американские и английские самолеты, сбрасывая вооружения в районе Варшавы, приземлялись на советской территории, так как советское правительство не хочет связывать себя ни прямо, ни косвенно с авантюрой в Варшаве»[680]. Керр не отступал, усилив 17 августа нажим на Молотова, который жестко подчеркнул:

— Нет необходимости доказывать, что советский народ понес наиболее значительные потери, чем кто-либо другой, в борьбе за общее дело и, в частности, за освобождение Польши[681].

Действительно, в августе — первой половине сентября 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты потеряли 289 тысяч солдат и офицеров. Прекратив наступление на других направлениях, они получили приказ Ставки двигаться к Варшаве. В ночь на 16 сентября совместно с 1-й Польской армией они форсировали Вислу, но не смогли удержаться на захваченных плацдармах. Маршал Жуков, который был специально послан Ставкой в район Варшавы в конце сентября, писал: «Я установил, что нашими войсками было сделано все, что было в их силах, чтобы помочь восставшим, хотя…. восстание ни в какой степени не было согласовано с советским командованием»[682]. 2 октября восстание было подавлено немцами. В Варшаве погибли 200 тысяч человек.

Шестой сталинский удар наносился 1-м Украинским фронтом в районе Львова с последующим форсированием Вислы и образованием Сандомирского плацдарма. Это создавало непосредственную угрозу Словакии, куда 29 августа были введены немецкие войска из Польши, Чехии и Австрии. На следующий день словацкий Национальный совет объявил о низвержении правительства Тисо и восстановлении Чехословакии. Из СССР в Словакию были срочно переброшены чехословацкие подразделения и советские партизанские отряды. В сентябре вперед пошли силы 1-го и 4-го Украинских фронтов. Но впереди лежал укрепленный горный перевал Дукла, и потребовался месяц, чтобы ворваться в Словакию. 26 ноября собрание местных комитетов Карпатской Украины приняло решение о присоединении к СССР. В конце декабря Молотов дал понять, что Москва желала бы согласия Чехословакии на добровольное присоединение Закарпатья к Советскому Союзу. В январе — феврале 1945 года в результате Западно-Карпатской операции были освобождены Словакия и Моравия, после чего правительство Бенеша переехало в Кошице.