— Разгром гитлеровской Германии, главного агрессора в этой войне, стал фактом. Пришла пора позаботиться о послевоенном времени, о будущем. Конференция должна рассмотреть вопрос о создании организации по защите всеобщего мира и безопасности народов после войны. Массовые убийства детей, женщин и стариков, истребление целых национальностей, поголовное уничтожение неугодных фашистам мирных жителей, варварское уничтожение культуры и непокорных культурных деятелей, разрушение многих тысяч городов и сел, крушение хозяйственной жизни целых народов и неисчислимые потери — обо всем этом нельзя забыть. Советская страна, спасшая европейскую цивилизацию в кровавых битвах с немецким фашизмом, с полным основанием напоминает сейчас об ответственности правительств за будущее миролюбивых народов после окончания этой войны[769].
На утреннем заседании глав делегаций 27 апреля Стеттиниус, прервав дискуссию, объявил, что армии СССР, Британии и США «встретились в сердце Германии». Это вызвало всеобщее ликование. Молотов поставил вопрос о членстве Украины и Белоруссии, напомнив о договоренности в Ялте и учитывая их роль в борьбе с общим врагом. Спорить с этим не стал никто. Куда сложнее оказалось решение вопроса о членстве Польши. Молотова в этом вопросе поддержали Масарик и Шубашич. Западные страны не соглашались с ее членством «до создания нового польского правительства в соответствии с решением, принятым в Крыму». Напрасно Молотов просил огласить крымское решение и доказывал, что «в нем нельзя найти утверждения, будто Временное польское правительство отстраняется от участия в конференции до тех пор, пока оно не будет реорганизовано»[770].
На четвертом пленарном заседании ООН, которое открылось 28 апреля в 15.50, председательское кресло впервые занял гражданин СССР — Вячеслав Молотов:
— Сотоварищи-делегаты. Прежде всего позвольте мне выразить вам благодарность за избрание меня, советского представителя, в качестве одного из четырех председателей конференции. Приступая к исполнению своих обязанностей, я выражаю огромное удовлетворение по поводу того, что русская речь прозвучит с этой высокой международной трибуны[771].
29-го был выходной. Масарик расскажет Гарриману об автомобильной прогулке по Калифорнии вместе с Молотовым. Масарик восхищался красотами и качеством домов трудящихся, на что Молотов заметил: «Подумайте, как бы мы изменили эту страну, если могли бы организовать ее жизнь»[772]. И было заметно, что Соединенным Штатам война стоила куда меньших жертв: 350 тысяч погибших, никаких разрушений, рост благосостояния за пять лет войны на 40 процентов.
30 апреля в Берлине Гитлер покончил жизнь самоубийством. Это станет известно позже. А в Сан-Франциско в тот день Иден не без оснований бил тревогу по поводу судьбы конференции: «Южноамериканцы и Молотов выступают основными протагонистами. Они хотят членства Аргентины и не позволят, если этого не состоится, двум советским республикам функционировать в Сан-Франциско. Можно было бы наблюдать за этим с интересом, если вслед за требованиями Южной Америки Молотов не вернется к своим требованиям о членстве для варшавских поляков»[773]. Так и произошло.
— Что получится, если мы второпях, не поразмыслив серьезно, пригласим на эту конференцию Аргентину, помогавшую во время войны фашистам — нашим врагам, и не пригласим Польшу, союзную страну? — говорил он на пленарном заседании.
За предложение Молотова проголосовали 7 стран, за принятие Аргентины — 31[774]. Разногласия между великими державами, которые удавалось скрыть в Ялте, сейчас выходили на поверхность. Более того, за кулисами Гарриман старался донести до журналистов мысль о коварстве и лицемерии политики Молотова и Сталина[775].
Первое заседание Руководящего комитета прошло 1 мая, когда над Рейхстагом уже реяло знамя Победы. В Сан-Франциско обсуждали проблему голосования в СБ ООН. Западные страны, их доминионы и союзники продолжали настаивать на простом большинстве, Молотов возражал. 2 мая в текст устава будущей организации, согласованный в Думбартон-Оксе, советская делегация внесла ряд поправок (что примечательно, правозащитного свойства), которые были в большинстве своем одобрены.
— В главе «Цели» теперь специально сказано о соблюдении принципов справедливости и международного права, — говорил Молотов. — Здесь сказано также о необходимости уважения принципов равноправия и самоопределения народов, чему Советский Союз всегда придавал первостепенное значение, о поощрении уважения прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, языка, религии и пола[776].
В ночь на 7 мая в Реймсе в ставке Эйзенхауэра генерал-полковник Йодль подписал капитуляцию. С советской стороны подпись поставил находившийся там генерал Суслопаров. Сталин эту капитуляцию не признал и решил, что подписывать должен Жуков. Он и генерал-фельдмаршал Кейтель поставят подписи под актом о безоговорочной капитуляции в Карлхорсте в ночь на 9 мая. День, который станет самым святым праздником для народов Советского Союза.
Но мир уже праздновал. 7 мая в честь Молотова был устроен прием в калифорнийском Американо-русском институте. «На приеме присутствовало свыше ста виднейших деятелей штата Калифорния. В числе гостей были известный судостроитель Кайзер, один из руководителей Конгресса производственных профсоюзов Бриджес, выдающиеся представители интеллигенции, деловых кругов, художники и профсоюзные деятели. «Мы все должны помнить, что американо-советская дружба будет иметь величайшее значение для сохранения мира и международной безопасности», — процитировали газеты слова из короткого приветствия наркома[777].
8 мая Молотов устроил прием в честь глав украинской и белорусской делегаций — Дмитрия Мануильского и Кузьмы Киселева, впервые в тот день появившихся в зале заседаний. В сообщении ТАСС говорилось: «На приеме присутствовали сотни делегатов, в том числе Стеттиниус, Иден, А. Кларк Керр, премьер Южно-Африканского Союза Смэтс, делегаты Югославии Шубашич, Жупович, Симич, представитель Чехословакии Масарик, представитель Канады Кинг, представитель Новой Зеландии Фрэзер… Прием происходил в атмосфере сердечной дружбы по отношению к Советскому Союзу»[778]. Молотов предложил почтить павших минутой молчания. Многочисленные представители прессы рвали его на части и предлагали выступить с заявлением в связи с Победой. Но Молотов дождался 9-го, когда ее официально отпраздновали в СССР, и приехал на радио Сан-Франциско.
— В этот день наши мысли устремлены к тем, кто своим героизмом и своим оружием обеспечил победу над нашим врагом, над смертельным врагом Объединенных Наций. Навсегда будет свята для нас память о погибших бойцах и о бесчисленных жертвах германского фашизма. В день разбойничьего нападения Германии на Советский Союз Советское правительство заявило: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» Мы этого добились в долгой и тяжелой борьбе. Вместе с нашими демократическими союзниками мы победоносно завершили освободительную войну в Европе. Мы должны закрепить нашу победу во имя свободы народов, во имя благополучия, культуры и прогресса человечества[779].
Молотов спешил в Москву. Обратный путь пролег по тому же маршруту — через Аляску и Сибирь. В городах, где делал посадку самолет, народ широко праздновал Победу. В Якутске видели бочки со спиртом, из которых его могли в неограниченных количествах черпать все желающие. На радостях в свитский самолет даже запихнули вольер с козами.
Вернувшись в Москву, Молотов оказался за столом у Сталина. Прозвучал тост:
— Выпьем за нашего Вячеслава! Дипломатия играет порой куда большую роль, чем одна или две армии!
Глава третьяАРХИТЕКТОР ХОЛОДНОГО МИРА. 1945-1949
Демократическим правительством является такое, которым довольно большинство народа, а не иностранные корреспонденты.
В Потсдаме
24 мая 1945 года. «Ровно в восемь вечера в зале появились руководители партии и правительства. Как взрыв потрясли своды Кремлевского дворца оглушительные овации и крики “ура!”. Они, кажется, длились бы бесконечно… Когда постепенно зал утих, маршалы Советского Союза были приглашены за стол президиума… Раздался звонок председательствовавшего В. М. Молотова, и в наступившей на какой-то миг тишине он провозгласил тост за бойцов-красноармейцев, моряков, офицеров, генералов, адмиралов. За ним последовал тост за великую Коммунистическую партию.
Последний тост произнес Сталин. Как только он встал и попытался говорить, его слова потонули в море аплодисментов. Когда немножко утихли, Сталин сказал:
— Разрешите мне взять слово. Можно?
И Сталин произнес свое известное слово о русском народе…
— Он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Речь Сталина постоянно прерывалась шквалом долго не смолкавших оваций, поэтому его короткий тост занял чуть ли не полчаса«[780]. Такого подъема духа в кремлевских стенах не было никогда.
24 июня в 9.45 на трибуну Мавзолея поднялись члены Политбюро и военачальники. Слева от Сталина встал Ворошилов, справа — Буденный, за ним — Молотов в черном наркомовском мундире. Над колоннами фронтов море боевых знамен. «Смир-но-о-о-о!» Командующий парадом Константин Рокоссовский на вороном коне устремляется навстречу Георгию Жукову, выехавшему на светло-сером скакуне из ворот Спасской башни. Мощное раскатистое «ура» над Красной площадью в ответ на поздравления с Победой — от полка до полка. «Славься!», речь Жукова. Торжественный марш, который открыл сводный полк Карельского фронта во главе с маршалом Мерецковым. Замыкают победный марш моряки во главе с вице-адмиралом Фадеевым. Едва последние шеренги сводных полков миновали Мавзолей, боевые марши сменились барабанной дробью. Двести воинов несли склоненные к земле штандарты разгромленных фашистских дивизий и, поравнявшись с Мавзолеем, бросили их к подножию. Ради этой минуты стоило жить.