[997]. Очевидно, что в планы западных держав не входили похороны капитализма в Германии.
Маршалл попросился на встречу со Сталиным. 15 апреля тот принял госсекретаря, чей длинный монолог сводился к тому, что американское общественное мнение резко повернуло против России из-за многочисленных экспансионистских акций Москвы. Маршалл призвал заключить четырехсторонний договор с Германией, а затем и с Австрией, договориться по Китаю. Сталин тоже был большим мастером монолога: он возмутился, что Соединенные Штаты задержали предоставление давно обещанного займа, отказывают в праве получения репараций, напомнил о пользе консенсуса между великими державами, «который хорошо работал в годы войны»[998].
Встреча не ускорила ход работы сессии СМИД. 22 апреля Маршалл жаловался Трумэну на Молотова: «По нашему мнению, он просто затягивает встречу в попытке либо вынудить нас на компромисс, либо поставить нас в положение, когда мы будем добиваться сворачивания конференции»[999]. 23 апреля он заявил, что рассматривает позицию советского правительства в отношении американского договора о ремилитаризации Германии как отказ от этого договора. Молотов ответил:
— Не советская делегация отказалась от указанного договора, а американская делегация отказалась обсуждать те предложения советского правительства, которые направлены на улучшение этого договора[1000].
24 апреля состоялось сорок третье заседание конференции, ставшее завершающим. Нерешенные вопросы — а не было решено ничего — передавались на рассмотрение заместителей; следующая встреча министров была назначена на ноябрь 1947 года. На заключительном приеме Сталин посадил Маршалла рядом с собой; Молотов, выступавший в обычной роли тамады, сидел напротив Жоржа Бидо. Прозвучали традиционные здравицы. «Тем не менее у меня создалось впечатление, что обстановка за столом оставалась мрачноватой, — заметил переводивший беседу Трояновский. — Ни Сталин, ни Маршалл не были настроены обмениваться любезностями и вообще поддерживать активный разговор»[1001].
Маршалл по возвращении в Вашингтон описывал собственное настроение: «Состояние экономики континента оказалось намного хуже, чем предполагалось, и быстро ухудшалось. В конгрессе превалировало мнение, что любая зарубежная помощь — не более чем мышиная возня. Коммунисты держали Францию за горло. Завеса страха, растерянности и замешательства накрыла континент и парализовала всю конструктивную деятельность. Молотов проявлял непреклонность за столом переговоров в Москве, считая, что советской стороне не стоит платить американцам за то, что и так попадет в руки русских подобно созревшему плоду в результате естественного развития событий»[1002]. Маршалл обратился к Кеннану с просьбой возглавить Бюро политического планирования Госдепартамента и предложить большую стратегию, поставив одно условие: «Избегите тривиальности»[1003]. Тривиальностью и не пахло — будет предложена ни много ни мало Программа восстановления Европы.
В США уже вовсю шла антикоммунистическая кампания. Заработала Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, занявшаяся «охотой на ведьм» в госструктурах США и очисткой их от заподозренных в просоветских симпатиях. Американцы резко активизировались в Западной Европе, зачищая ее от коммунистов. В мае 1947 года премьер Поль Рамадье под натиском начштаба американских войск во Франции генерала Ревера и посла Кэффери вывел коммунистов из правительства. В противном случае обещали отказать в экономической помощи и привести в действие «Голубой план» англо-американских спецслужб — созданную ими секретную организацию из числа ультраправых и вишистов, готовую осуществить госпереворот[1004]. То же происходило в Италии, где американцы, оставив нетронутой муссолиниевскую бюрократию, формировали органы безопасности и создавали тайные военизированные формирования из числа правых и фашистов. Разница с Францией заключалась лишь в том, что в давлении на правительство де Гаспери для избавления его от коммунистов (это произошло тогда же) участвовали не только США, но и Ватикан[1005].
Москва ответила чуть ли не симметрично — постановлением Политбюро о создании «судов чести» центральных министерств и ведомств для «рассмотрения антипатриотических, антигосударственных и антиобщественных поступков и действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками министерств СССР и центральных ведомств, если эти поступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке». В кампании борьбы против «буржуазного космополитизма» под удар попадут Еврейский антифашистский комитет, «эстетствующие» театральные критики и композиторы, руководство Управления пропаганды и агитации ЦК, академик Варга и его институт, украинские и грузинские националисты[1006]. Молотов вносил свой вклад:
— У нас еще не все освободились от низкопоклонства и раболепия перед Западом, перед капиталистической культурой. Недаром господствующие классы старой России были нередко в большой духовной зависимости от более развитых в капиталистическом отношении государств Европы. Это позволяло культивировать среди некоторых кругов старой интеллигенции рабское сознание неполноценности и духовной зависимости от буржуазных стран Европы. Не освободившись от этих позорных пережитков, нельзя быть настоящим советским гражданином[1007].
Был придан импульс развитию системы внешнеполитической мягкой силы. Продвижением советской позиции за рубежом занимались Совинформбюро, БОКС, Радиокомитет, «Международная книга», ТАСС, Международный отдел ВЦСПС, Издательство международной литературы, общественные антифашистские комитеты — Женский, Еврейский, Славянский, Молодежный. Работу всех этих ведомств курировал МИД вместе с Международным отделом и Управлением пропаганды и агитации ЦК[1008].
30 мая 1947 года был создан новый разведывательный орган — Комитет информации при Совете министров СССР, официальным руководителем которого являлся министр иностранных дел. Историю его создания описал Судоплатов: «Война показала, что политическая и военная разведка не всегда квалифицированно справлялась с оценкой и анализом всей информации, которую она получала по своим каналам. И тогда Молотов, который перед Ялтинской конференцией несколько раз председательствовал на совещаниях руководителей разведслужб, предложил объединить их в одну централизованную организацию. Сталин согласился с этим — так появился на свет Комитет информации»[1009]. Молотов — по должности — возглавил влиятельную спецслужбу, в которую вошли и Первое (разведывательное) управление МТБ, и ГРУ Генштаба. Его заместителем по политической разведке стал опытнейший генерал-лейтенант Петр Федотов, ранее руководивший разведывательными подразделениями МГБ, по военной разведке — начальник ГРУ генерал-полковник Федор Кузнецов, по дипломатической — Яков Малик.
«Такая структура, по замыслу реформаторов, должна была способствовать лучшей координации различных разведывательных звеньев, сосредоточению их усилий на основных направлениях, а главное, позволила бы поставить разведку под непосредственный контроль руководства страны, — говорится в очерках истории внешней разведки. — За границей, в разведываемых странах, был создан институт главных резидентов. Им надлежало обеспечивать большую целенаправленность деятельности “легальных” резидентур, исходя из внешнеполитических установок советского правительства… За время функционирования Комитет информации улучшил деятельность центрального аппарата разведки и резидентур, укрепил их опытными сотрудниками, подготовил разведывательные органы к работе в условиях послевоенной обстановки, в том числе и в новых районах мира, где до этого разведка еще не работала в полную силу». Резидентуры были развернуты в Риме, Каире, Анкаре, Стамбуле, Тегеране, Багдаде, Карачи, Тель-Авиве, Дамаске, Аммане и в других важных политических центрах[1010].
…Летом 1947 года Молотов оставался в Москве. А супруга отправилась на воды в Карловы Вары. «Полинька, родная, любимая! Уверен, что от теперешнего твоего леченья будет серьезная польза. Ты и сама чувствуешь уже, что результаты есть. Самое же важное, что это леченье — проверенное и надежное дело. Значит, наберись терпенья и лечись с выдержкой и до положенного срока. Скоро пошлю тебе в утешенье Светуську. Она к этому времени станет уже второкурсницей… Мечтаю об отпуске, чтобы побыть с тобой и чтобы прочесть кое-что, так как в этом я страшно отстаю. Тебя хочу видеть и чувствовать, так как ты мне даешь много счастья и радости. И мне кажется, что у меня еще сохранилось много молодости и тепла для тебя»[1011].
А дочь уже мечтала о замужестве, и вскоре у Молотова появился зять. Светлана, вырвавшись из кремлевской золотой клетки, поспешила оформить отношения с однокашником Влада Скрябина по Военно-воздушной академии им. Жуковского — Володей Ильюшиным. Олега Трояновского пригласили на свадьбу: «Женихом был сын знаменитого авиаконструктора Ильюшина, впоследствии известный летчик-испытатель. Свадьба состоялась на казенной даче Молотова при большом стечении народа. Главное, что мне запомнилось об этом дне, это то, что мать невесты довольно настойчиво рекомендовала мне ухаживать за другой Светланой — дочерью Сталина»