…10 декабря Маршалл сделал заявление о немедленном прекращении репарационных поставок Советскому Союзу из Германии, к которому присоединились Бидо и Бевин. Молотов возмущался тем, что всего 20 союзных стран, включая СССР, которым полагались репарационные поставки из западных зон Германии, получили оборудования на 33 миллиона долларов.
— Пока были нужны союзники в войне против общего врага, до тех пор с ними считались и давали им немалые обещания, подписывали обязательства. Но то было во время войны. А когда пришло время установления мира, то от этих обещаний мало что осталось[1044].
На приеме в Букингемском дворце к Молотову подошел Черчилль, который поведал, что работает над воспоминаниями. Министр поинтересовался:
— В мемуарах вы, наверное, нападаете на СССР больше, чем Бевин?
— Не только не нападаю, а защищаю политику СССР в предвоенные годы, в частности, в период Мюнхена, — отвечал Черчилль. — Я всегда был и остаюсь врагом коммунизма, но всегда был и остаюсь другом России и, несмотря на нынешние политические разногласия, горячо приветствую Сталина как своего товарища по оружию в годы войны[1045].
На приеме присутствовали обе дочери короля. Наследнице престола, ныне королеве Елизавете II, тогда было 22 года. «Она имела короткую, но вполне толковую беседу с Молотовым»[1046].
СМИД заходил в тупик из-за нежелания западных партнеров хоть на сантиметр пойти навстречу Москве. В какой-то момент очередная речь Молотова дала Маршаллу повод обидеться и объявить о закрытии сессии, не договорившись ни о мирном договоре, ни о следующей встрече. Советские представители остались одни за опустевшим столом. Генерал Клей — участник американской делегации на многих конференциях — зафиксировал, что в тот момент он в первый и единственный раз видел Молотова поморщившегося, как от боли[1047]. Он рассказал представителям советской прессы о причинах провала Лондонского совещания:
— Либо безоговорочно принимай этот антидемократический план, как его диктуют американские экспансионисты, либо не будет никаких соглашений, мирных договоров, то есть не будет завершено восстановление мира в Европе. Эта политика диктата не могла не встретить отпора со стороны Советского Союза[1048].
С этого момента началось сепаратное блокостроительство. 22 января 1948 года Бевин в палате общин официально заявил о необходимости создания Западного союза. 2–3 февраля в Лондоне началось соответствующее совещание западных держав. Молотов мог полемизировать с ними только заочно: «Против Германии хоть десять западных блоков организуйте! А ваш блок включает возможные агрессивные державы». Но чтобы не провоцировать напряженность, советская пресса получила указание в отношении ведущих западных государств писать «без крикливости, без ругани, без истерики», использовать более взвешенные и спокойные оценки[1049].
Удар по Советскому Союзу наносился и на фронте истории. Американцы сочли нужным — для подрыва его образа как страны-освободительницы — вбросить тему предвоенных отношений Москвы с Берлином, чтобы доказать ныне популярную идею «равной ответственности» Сталина и Гитлера, «союза СССР и нацистской Германии» за развязывание войны. В США был издан сборник документов из захваченных немецких архивов (несмотря на существовавшую договоренность обнародовать все документы в соответствии с общим планом союзников) — «Советско-нацистские отношения». Принцип подбора документов, комментарии и отсутствие советской позиции делали сборник мощным фактором начала фальсификации истории войны. Ответным шагом стала оперативная подготовка МИДом двухтомника «Документы и материалы кануна Второй мировой войны», где добавились и советская позиция, и документы Мюнхена, и материалы тайных британо-германских контактов лета 1939 года. Тогда же была издана брошюра «Фальсификаторы истории», треть которой Сталин написал собственноручно, а остальную часть тщательно отредактировал.
В конце февраля — начале марта еще два события резко обострили отношения.
Первый — кризис в Чехословакии, приведший к отставке Бенеша и воспринятый как вопиющий пример советского экспансионизма. Вопреки распространенной на Западе версии, написано в истории МИДа, «Москва не давала К. Готвальду прямых указаний в связи с политическим кризисом в феврале 1948 г. и не предлагала подвести к границе с Чехословакией советские воинские части из Германии и Австрии (хотя сам Готвальд и просил об этом). Инструкции В. М. Молотова своему заместителю В. А. Зорину, срочно направленному в Прагу, называли такого рода предложения нецелесообразными»[1050].
Действительно, вмешательство Москвы было немного другого рода. Вспоминает Судоплатов: «Молотов вызвал меня в свой кремлевский кабинет и приказал ехать в Прагу и, организовав тайную встречу с Бенешем, предложить ему с достоинством покинуть свой пост, передав власть Готвальду, лидеру компартии Чехословакии». Доверенное лицо должно было продемонстрировать президенту документы, напоминавшие о его контактах с советскими спецслужбами и финансировании из Москвы[1051].
Сыграли ли свою роль аргументы Молотова или Бенеш сам предпочел уйти на покой, но через месяц он действительно передал власть Готвальду. Но еще больший резонанс в мире вызвала судьба Масарика, который 10 марта выбросился из окна Чернинского дворца, где располагался МИД. Существует предсмертная записка Масарика, адресованная Сталину: «Готовится почва для установления полицейского, авторитарного режима. Я не могу жить без свободы, но и не в силах ее отстаивать»[1052]. Масарик имел репутацию друга Запада. И именно этот эпизод убедил Конгресс США утвердить трумэновскую программу восстановления Европы[1053].
Серьезные нагативные последствия имела телеграмма, которую 5 марта генерал Клей прислал из Берлина: «В последние недели отмечены резкие изменения в поведении советской стороны, которые я не могу идентифицировать, но которые наводят на мысль, что война может вспыхнуть драматично и неожиданно». Трудно сказать, что так напугало генерала, но Трумэн воспринял угрозу всерьез. «В верхних эшелонах власти началась предвоенная паника, усугубленная докладом Центрального разведывательного управления президенту 16 марта, в котором говорилось, что “войну следует ожидать в пределах шестидесяти дней”» [1054], — свидетельствовал Кеннан.
Трумэн немедленно одобрил Брюссельский договор о создании Западного союза Англии, Франции, Нидерландов, Бельгии и Люксембурга и обещал новоиспеченной организации американскую помощь. Последовал отказ США, Великобритании и Франции продолжать работу в Контрольном совете по Германии. На этом фоне посол Смит появился у Молотова 4 мая и неожиданно заявил:
— Правительство Соединенных Штатов не потеряло надежды на то, что произойдет поворот, который даст возможность найти путь к установлению хороших и разумных отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом, а также приведет к ослаблению напряжения, оказывающего столь неблагоприятное влияние на международное положение.
— За время своего пребывания в Советском Союзе вы могли бы убедиться, что советское правительство не преследует агрессивных целей в своей внешней политике[1055].
В Москве не могли понять, что же Вашингтон имел в виду. На самом деле Маршалл желал показать, что США не собирались Москву «прижать к закрытой двери и готовы к переговорам по всем проблемам в любое время»[1056]. Не более того. Но Сталин и Молотов сделали вид, что получили чуть ли не приглашение на саммит. 9 мая Молотов пригласил к себе Смита и высказал перечень претензий к политике Соединенных Штатов. Ключевые слова прозвучали в начале:
— Советское правительство положительно относится к пожеланию правительства США улучшить отношения и согласно с предложением приступить с этой целью к обсуждению и урегулированию существующих между нами разногласий[1057].
А 10 мая ТАСС выпустило сообщение, из которого можно было сделать вывод о скором начале переговоров двух держав, что стало главной новостью во всем мире. Одна французская газета вышла с заголовком «Холодной войны больше нет». Белый дом поспешил откреститься от этого[1058]. Однако, с явным неудовольствием отмечало посольство США в Москве, «значительная часть мировой прессы и общественного мнения продолжает считать, что Молотов дал положительный ответ на приглашение США к переговорам по жизненно важным проблемам, которые Соединенные Штаты теперь отвергли, что свидетельствует о слабости и ненадежности американцев»[1059]. Этот эпизод получил название «советского мирного наступления», или «мирного наступления Молотова» 1948 года. Но вскоре оно захлебнется в Берлинском кризисе.
7 июня Великобритания, США, Франция, Бельгия, Нидерланды и Люксембург заявили о намерении создать в западных оккупационных зонах Федеративное Германское государство. 11 июня Конгресс США, окончательно порывая с традицией изоляционизма, принял резолюцию Ванденберга, впервые в истории разрешавшую участие США в военных союзах за пределами Западного полушария в мирное время. 18 июня западные державы уведомили Москву, что новая денежная единица — немецкая марка заменяет рейхсмарку в западных зонах, а 23-го — распространили свою денежную реформу на западные секторы Берлина. В ответ, сославшись на «технические трудности», Советский Союз объявил о закрытии железнодорожных, шоссейных, водных путей, связывавших Берлин с Западом. Запад воспринял это как блокаду и агрессию. Чего добивалась Москва? «Целью тактики давления Сталина было заставить западные державы пересмотреть лондонское коммюнике и вернуться к переговорам в формате СМИД»