Он настойчиво повторял:
«Потребительство — это самое опасное. Если мы не разберемся в этом деле, попадем в очень трудное положение. И Сталин допустил ошибку в экономическом законе — о максимальном удовлетворении потребностей».
Зато сам Вячеслав Михайлович, как и другие члены Политбюро, по крайней мере в плане еды и напитков, ни в чем себе не отказывал, даже в то время, когда от голода умирали миллионы крестьян. О сталинских застольях Молотов с удовольствием вспоминал в беседах с Чуевым:
— Сталин много не пил, но в компании... Конечно, выпивал, как и все мы.
— Наверное, мог много выпить?
— Грузин. Он себя сдерживал, но все-таки пил иногда по-настоящему. Редко, редко. Я тоже мог...
— Сталин шампанское любил?
— Да, он шампанское любил. Его любимое вино. Он с шампанского начинал...
— Какие вина вы со Сталиным пили? Киндзмараули?
— Киндзмараули — мало. Вот тогда было...
— Цинандали?
— Не-е-ет, красные вина. Я пил цигистави, того района. А когда я недоливал, Берия говорил: «Как ты пьешь?» Пью, как все... Это кисленькое вино, а все пили сладкое... Как это называется... Ну, черт...
— Хванчкара?
— Нет. Хванчкару редко. Оджалеши тоже пили. Очень много. До войны.
— Цоликаури? — спрашивает Шота Иванович (Кванта-лиани, историк, друг Молотова. — Б. С.).
— Цоликаури! — вспомнив, восклицает Молотов... — Мы у Сталина не раз ели сибирскую рыбу — нельму. Как сыр, кусочками нарежут — хорошая, очень приятная рыба. Вкусная. В Сталине от Сибири кое-что осталось. Когда он жил в Сибири, был рыбаком, а так — не увлекался. Незаметно было, да и некогда.
Рыбу ели по-сибирски, мороженую, сырую, — с чесноком, с водкой, ничего, хорошо получалось. С удовольствием ели. Налимов часто ели. Берия привозил...
Берия часто приносил с собой мамалыгу, кукурузу. И особенно вот эти самые сыры. Сыр очень хороший. Ну, все мы набрасывались, нарасхват, голодные... Когда там обед, некогда, пообедаешь или нет...
Как утверждает Молотов, Берия, вопреки распространенному мнению, во время сталинских застолий пил водку наравне со всеми, чтобы не вызвать неудовольствия
Хозяина. О самом Лаврентии Павловиче Вячеслав Михайлович отозвался следующим образом:
«Талантливый организатор, но жестокий человек, беспощадный. Его другом был Маленков, а потом Хрущев к ним примазался. Разные, а есть кое-что и общее. Мне кажется, выпивать Берия не любил, хотя приходилось часто. Маленков тоже не любил. Вот Ворошилов — да. Ворошилов всегда угощал перцовкой.
Сталин много не пил, а других втягивал здорово. Видимо, считал нужным проверить людей, чтоб немножко свободней говорили. А сам он любил выпить, но умеренно. Редко напивался, но бывало. Бывало, бывало. Выпивши, был веселый, обязательно заводил патефон. Ставил всякие штуки. Много пластинок было... Русские народные песни очень любил, потом некоторые комические вещи ставил, грузинские песни... Очень хорошие пластинки... Жданов играл на рояле. Барабанил ничего. По-настоящему он не играл. Но способный. Видно, что на рояле он чувствовал себя свободно. Умел подобрать вещь...
Молотова можно было бы охарактеризовать теми же словами, что он сказал о Берии, — жестокий, беспощадный человек. А вот был ли Вячеслав Михайлович талантливым организатором — большой вопрос. Скорее — только талантливым и очень трудолюбивым исполнителем сталинской воли, а как организатор тому же Лаврентию Павловичу уступал на голову. Характерный пример — советский атомный проект, который в период, когда им руководил Молотов, стоял на мертвой точке, получил заметное ускорение лишь тогда, когда его возглавил Берия.
Молотов до конца своих дней любил хорошо поесть и выпить марочного вина. Чуев оставил нам меню одного обеда у Молотова: закуски — холодец, селедка, лук, масло. Первое блюдо — суп харчо. Второе блюдо — мясо с картошкой. Напитки — бутылка гурджаани, за которой 87-летний Молотов сам спустился в подвал.
Не только экспорт хлеба и другой сельхозпродукции был призван финансировать милитаризацию страны. 1 сентября 1930 года Сталин, указывая на необходимость увеличения численности Красной армии с 640 до 700 тыс. человек под тем предлогом, будто «поляки наверняка
создадут» антисоветский блок с Эстонией, Латвией и Финляндией, утверждал, что дополнительные средства на финансирование планируемого прироста вооруженных сил можно получить, если увеличить насколько возможно производство водки.
«Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки на предмет обеспечения действительной и серьезной обороны страны (При этом Сталин не задумывался о том, что развитие массового пьянства явно понизит боевые качества армии и флота. — Б. С.). Стало быть, надо учесть это дело сейчас же, отложив соответствующее сырье для производства водки, и официально закрепить его в госбюджете 30—31 года... Серьезное развитие гражданской авиации тоже потребует уйму денег, для чего опять же придется апеллировать к водке».
Сказано — сделано. Уже 15 сентября 1930 года Политбюро постановило:
«Ввиду явного недостатка водки в городе и в деревне, роста в связи с этим очередей и спекуляции, предложить СНК СССР принять необходимые меры к скорейшему увеличению выпуска водки. Возложить нат. Рыкова личное наблюдение за выполнением настоящего постановления (для тяжелого алкоголика Рыкова это поручение, возможно, подсластило последовавшую вскоре отставку. — Б. С.). Принять программу выкурки спирта в 90 млн ведер в 1930/31 году».
К тому времени смещение Рыкова с поста главы правительства было уже предрешено. Еще 13 сентября Сталин писал Молотову о необходимости перемен в правительстве, а 22 сентября уже прямо предложил ему пост председателя Совнаркома:
«Вячеслав!
Мне кажется, что нужно к осени разрешить окончательно вопрос о советской верхушке. Это будет вместе с тем разрешением вопроса о руководстве вообще, так как партийное и советское переплетены, неотделимы друг от друга. Мое мнение на этот счет:
А) нужно освободить Рыкова и Шмидта (заместителя Рыкова. — Б. С.) и разогнать весь их бюрократический консультантско-секретарский аппарат;
Б) тебе придется заменить Рыкова на посту Председателя СНК и Председателя СТО. Это необходимо. Иначе — разрыв между советским и партийным руководством. При такой комбинации мы будем иметь полное единство советской и партийной верхушек, что, несомненно, удвоит наши силы...
Все это пока между нами. Подробно поговорим осенью. А пока обдумай это дело в тесном кругу близких друзей и сообщи возражения».
Предложение Сталина было сформулировано в директивной форме, и, естественно, никаких возражений со стороны Молотова не последовало.
Уже 8 октября 1930 года Ворошилов сообщил Сталину, что члены Политбюро единодушно решили сместить Рыкова и высказали пожелание: в целях «унифицирования руководства» «на СНК должен сидеть человек, обладающий даром стратега». В том же письме Климент Ефремович писал:
«Итак, я за то, чтобы тебе браться за всю “совокупность руководства” открыто, организованно. Все равно это руководство находится в твоих руках, с той лишь разницей, что в таком положении и руководить чрезвычайно трудно, и полной отдачи в работе нет».
Однако Иосиф Виссарионович не собирался пока становиться Председателем Совнаркома, хотя и не думал делиться властью с номинальным главой правительства, которого можно было снять в случае каких-либо провалов, возложив на него всю ответственность. В этих условиях Молотов мог быть только «техническим», но никак не политическим премьером.
На декабрьском пленуме 1930 года Рыкова вывели из Политбюро и освободили от должности Председателя Совнаркома, на которую 19 декабря был назначен Молотов.
Накануне пленума Сталин писал Горькому:
«15-го созываем пленум ЦК. Думаем сменить т. Рыкова. Неприятное дело, но ничего не поделаешь: не поспевает за движением, отстает чертовски (несмотря на желание поспеть), путается в ногах. Думаем заменить его Молотовым. Смелый, умный, вполне современный руководитель. Его настоящая фамилия не Молотов, а Скрябин. Он из Вятки. ЦК полностью за него».
Иосиф Виссарионович лукавил: он прекрасно знал, что как раз смелостью сын бывшего вятского приказчика никогда не отличался. Но в массах следовало создавать образ решительного руководителя, не боящегося ни трудностей, ни самого Сталина. На самом деле Коба больше всего ценил в нем трудолюбие, исполнительность и покорность его, Сталина, воле.
На посту председателя Совнаркома Молотов уделял особое внимание развитию военной промышленности. В начале 1930-х годов при СНК СССР была создана постоянная Комиссия обороны (с 1937 года — Комитет обороны) во главе с Молотовым. «Шла упорная подготовка к войне, но все учесть и успеть было просто невозможно, а страна работала без выходных, и струна напряжения и терпения у нашего народа была натянута до предела», — вспоминал Молотов.
В 1931 году возник конфликт ряда хозяйственников с председателем Госплана Куйбышевым, который пришлось, по поручению Сталина, гасить новому Председателю Совнаркома. 10 августа 1931 года Куйбышев подал на имя Кагановича, замещавшего Сталина в период отпуска, письмо с просьбой об отставке. Он ссылался на трудности, связанные с составлением планов на 1932 год и на вторую пятилетку, и, ссылаясь на болезнь, просил о полуторамесячном отпуске и переводе на менее сложную работу:
«Ввиду того что я явно не справляюсь с обязанностями руководителя Госплана, прошу освободить меня от этой работы, предоставив мне работу по моим силам (лучше было бы, если бы в области или районе)».
Сталин, до которого Каганович довел содержание куйбышевского письма, возмутился. «Тяжелое впечатление производит записка т. Куйбышева и вообще все его поведение. Похоже, что убегает от работы», — писал он Кагановичу. Иосиф Виссарионович не без оснований подозревал, что отпуск Куйбышев просит из-за очередного запоя и вообще писал письмо с тяжелого похмелья, когда не то что работать, но и жить не хочется. Вождь поручил Молотову разобраться с Куйбышевым.