Арик ворвался в нее. К стене прижималась визжащая фрейлина. Огромная фигура, черная, как тень, освещаемая сзади огнем камина, держала бретонского посла за горло на вытянутой руке так, что его ноги болтались в воздухе. На пол капала кровь. Посол из последних сил цеплялся за жизнь.
Громадная фигура обернулась на звук неожиданного вторжения. Она разжала пальцы, и полумертвый посол рухнул на испещренный узорами и его кровью ковер.
Один здоровый глаз фигуры горел розовым огнем.
Голосом низким, как подземный мир, обыденным, как стук копыт, густым, как смола, она сказала два простых слова.
— Привет, Арик.
Градины врезались в мостовые и крыши со все большей силой. Под крышей конюшни боевые кони храмовников дрожали и взбрыкивали.
— Мы не можем ждать. Не сейчас, — сказала темная тень из-за спины Ганса. Жрец Морра.
— Но…
— Либо мы едем, либо все пропало.
Ганс обернулся к потемневшим лицам своих людей.
— Вы слышали, что он сказал. Вперед! Во имя Ульрика! За мной!
Вырвавшись из-под навеса, они помчались вперед под неумолчно рычавшим небом, пытавшимся сбить их с коней своими снарядами.
Круца сидел возле стены, прильнув к обжигающе холодным камням, и снег, заметавший его, уже почти справился с превращением мидденхеймского карманника в мидденхеймский сугроб, когда из темноты появились два факела.
Круца моргнул и поднял заиндевевшие веки. Над ним стояли три Рыцаря-Пантеры.
— Не лучшее время ты выбрал, чтобы прохлаждаться за воротами.
— Не застуди горло… — Граф хочет услышать звуки твоего голоса.
— Ч-чего? — непонимающе переспросил онемевший почти во всех отношениях Круца.
Ления просочилась между двумя рыцарями.
— Как я могла не сказать им, сударь, что столь известный менестрель, как вы, опоздал и мерзнет за воротами, тогда как его высочество будет очень недоволен, если ваших песен не услышат бретонские послы, — подобострастным голоском проговорила она.
— Ах, да, конечно…
— Идемте! — Она помогла ему встать и толкнула вперед.
— Благодари своего бога, что я увидела тебя у ворот, — прошипела она ему на ухо. — Что ты здесь делаешь?
— Я пришел спасти тебя, — еле выговорил он. Ему казалось, что под языком у него ледяные колючки.
— Здорово у тебя получается! — насмешливо фыркнула она. Пантеры довели их до ворот, прикрывая от града щитами Над городом прокатился очередной удар грома, словно копыта били по небесам.
— Он расстроил мои планы, поэтому я выбрал его. Он сделал меня слабее, чем я когда-либо был, поэтому я счел справедливым забрать себе его тело.
Существо с розовым глазом все говорило и говорило, хотя Арик его практически не слушал.
— Тысяча лет одиночества, заточение в Фаушлаге. Можешь ли ты представить себе, как это мучительно, Арик? Тысяча лет. Нет, конечно, ты не можешь, ты слишком боишься. Невероятная огромная фигура обошла стоявший между ней и Ариком канделябр с горящими свечами, вынуждая храмовника развернуться, чтобы не выпускать ее из виду.
— Так или иначе, я обрел новое обличье. Хорошее, мощное тело. Это было своего рода возмездие.
— Что ты такое? — спросил Арик. — Почему ты похож…
— На Эйнхольта? — Существо растянуло губы в зловещей ухмылке. — Похож, правда? Потому что я позаимствовал его тело. Эйнхольту оно больше не было нужно. А мне оно пришлось в самый раз. В нем столько силы, энергии.
Эйнхольт посмотрел на Арика горящим розовым глазом. Второй глаз был закрыт бельмом, пересечен шрамом. Арик видел этот глаз не единожды. Эйнхольт, бледный, одетый в доспехи, говорящий, движущийся, живой. Но не Эйнхольт. Нет — этот взгляд… Этот пронизывающий, обжигающий взгляд…
— Я Эйнхольт. Он — это я. Знаешь, Арик, просто удивительно, как хорошо его воспоминания сохранились в этом мозгу. Словно инкрустация на старинном мече. О, эти воспоминания — просто жемчужины! Они так ярки! Они так отчетливы! Вот поэтому я и знаю тебя, Арик, волчий сын. Я знаю, что ты сделал. Не такое большое преступление, как эйнхольтово, но вполне значимое для меня.
— У тебя лицо моего друга, но я знаю, что ты зло, — сказал Арик, нерешительно поднимая молот.
— Тогда вперед! Разбей это! — и Эйнхольт указал на свое лицо, усмехаясь. — Сможешь, а? Убей своего старого товарища! Прикончи его навсегда!
Арик опустил молот. И упал на колени.
— Я хотел снова жить. Иметь форму, объем, вес. А ты обманул меня, как жрец обманул в прошлом Ярдрунге. Но теперь я вернулся, я возродился! И я жажду жизни! Я истекаю слюной в ее предчувствии!
Эйнхольт оскалился, глядя на стоящего на коленях Арика. Левая рука одноглазого воина с зажатым в ней молотом поднялась над головой знаменосца.
Неистовый удар брошенного Драккеном молота отбросил его назад.
Эйнхольт, или существо, которое когда-то было Эйнхольтом, врезалось в стол, и тот разлетелся под тяжестью рухнувшего тела. Существо испустило разъяренный рык нечеловеческой силы, мгновенно вскакивая на ноги. Отчаянный удар Драккена пробил его доспехи на правой стороне груди и начисто снес наплечник.
Когда оно зарычало, его здоровый глаз словно полыхнул нестерпимым розовым пламенем. Молот Эйнхольта по-прежнему был зажат в его руке.
Драккен рывком поднял Арика на ноги, выхватывая из-за пояса кинжал — молот отлетел слишком далеко, чтобы пытаться подобрать его.
— Вставай! — крикнул он.
— Да у этого щенка больше духа, чем у тебя, Арик. Молодой Драккен не склонен колебаться, убивая старого товарища Эйнхольта.
«Нет, — подумал Драккен, — это искупление вины. Не было бы нас здесь… и посол бы кровью не истекал на полу, если бы не я..»
Арик поднялся. Было похоже, что неожиданное вмешательство Драккена обновило его дух, придало ему уверенность. Он начал раскручивать молот, отгоняя взмахами тяжелого оружия розовоглазую тень.
— Ступай! — сказал он Драккену.
— Но…
— Ступай! — повторил Арик, не сводя глаз с врага. — Вытащи отсюда посла и поднимай тревогу! Живо!
Под прикрытием вращающегося молота Арика Драккен схватил в охапку тяжко дышавшего, едва живого бретонского вельможу, оттащил его к двери, взвалил на плечи и бросился прочь. Вырвавшись из прихожей в коридор, он принялся кричать во весь голос. И он не был одинок. Фрейлина выскочила прямо у него перед носом и с громкими воплями понеслась от места чудовищных событий. Скоро крики и звуки тревоги заполонили дворец.
Арик и нечто двигались по кругу друг напротив друга.
— Что, испытаем себя, Арик — волчий сын? — спросило то, что было Эйнхольтом, рассекая воздух плавными восьмерками.
— Испытаем? — переспросил Арик холодным голосом, сжав молот и передвигаясь в защитной стойке.
— Один на один, ты да я, два человека…
— Ты не человек.
Существо засмеялось. В смехе Эйнхольта раздавались отзвуки какого-то действительно нечеловеческого рычания. Это было похоже на гром.
— Может, и так. Но я все еще Эйнхольт. Один из лучших молотобойцев Храма. Помнишь, какое представление я устраивал с Каспеном? Как это Юрген говаривал? «Искусство молота живо в его высшем проявлении, пока жив Ягбальд Эйнхольт»? Представь себе, маленький щеночек Арик — маленький, исполнительный, чистенький Арик — Ягбальд Эйнхольт живет, и теперь он так неизмеримо жив, как ты себе и представить не мог!
— Нет!
— О да, мой мальчик! — прошипела тварь, и се розовый глаз мигнул, когда она снова двинулась по кругу, ускоряя сплетение петель в воздухе свистящим молотом. — Ты никогда не думал, как будет замечательно встретиться в бою с одним из своих? Ты никогда не размышлял, кто с кем в Белом отряде сможет справиться? Сможешь ли ты вздуть Драккена? Может быть, хотя у парня очень много задора. Грубера одолеешь? Есть вероятность, с твоей-то силой. Ганс? Ты ему не соперник. Левенхерц? Съест тебя живьем. А как насчет… Эйнхольта?
Пауза. Существо моргнуло мертвым глазом, медленно и завораживающе.
— У тебя нет никакой надежды.
Молот Эйнхольта мощно и уверенно рванулся вперед, сметая жесткий, как казалось Арику, блок и выбивая оружие из руки знаменосца. Арик вскрикнул от боли, когда ременная петля врезалась в его пальцы, пытавшиеся задержать отлетавший в сторону молот. Розовоглазый воин на обратном ходе своего молота ткнул знаменосца в грудь тяжелой стальной болванкой.
Арик отскочил. Его нагрудник треснул, и дыхание было сбито. Он пытался вытянуть свой молот, чтобы остановить следующий удар противника, но не-Эйнхольт уже стоял рядом, хищно улыбаясь и опуская свое оружие на Арика. Знаменосец уклонился в сторону, и шедший в голову удар разметал пластины, защищавшие левую руку от плеча до локтя, и сломал кость.
От боли мир вокруг Арика расцвел ослепительными белыми искрами. Здоровой рукой Арик сжал молот, отступая, вжимаясь в шкафы и стены.
— Ты не Эйнхольт! — закричал он.
— Ты не прав, малыш!
— Не Эйнхольт! Что ты? Что ты такое? Ты — та тварь из подвала?
Следующий удар тени попал в бедро Арику, и он рухнул на колени около камина.
Арик молчал. Мир вокруг него померк, он еле различал силуэты предметов, находившихся в комнате. Его левая рука безвольно обвисла, терзая Арика пронзительной болью при каждом движении. Он из последних сил старался сохранить ясность рассудка.
— Тварь из подвала? — медленно произнесло чудовище, и его знакомый голос снова наполнился рокочущими обертонами — Не совсем верно. Я — все страхи этого города, и я — нечто большее. Я — сила, которая сотрет Мидденхейм с лица земли и вытянет свет из звезд. Я — Баракос.
— Не рад познакомиться! — рявкнул Арик, взрываясь одним резким ударом снизу вверх.
Тварь отлетела на несколько ярдов через комнату, окропляя пол кровью из сломанной челюсти. Свалив светильник и разломав письменный стол, тварь упала на пол.
— Ягбальд Эйнхольт научил меня многому, — выдохнул Арик и рухнул на ковер, выпуская сознание из своего терзаемого болью разума.
Драккен опустил посла на украшенный затейливым орнаментом диванчик, отбежав на достаточно большое расстояние от комнаты, где он оставил Арика Он не мог понять, где находится. Отовсюду уже слышался шум тревожной суматохи, и Драккен решил наплевать на достоинство — от того, насколько быстро ему придут на помощь, зависела жизнь человека. Он сложил руки рупором и закричал.