встали торчком. И Тома внезапно лизнула старую мягкую щеку тети Тони. Фаина тоже расцеловалась с соседкой и, чтобы не разреветься, быстро слезла, захлопнула дверцу и пошла, пошла, куда глаза глядят…
Почти в тот же день стало вплотную надвигаться время, о котором говорила тетя Тоня. Все шло прахом. И собираться оказалось действительно — пора. Куда пора? Фаина, приходя на работу в издательство, стала внимательней слушать разговоры. Старые знакомые спорили меж собой и сердились всерьез. Раздор висел в воздухе. Зашла Фаина к Этери. Та выслушала о Тамариной перемене судьбы и сказала:
— Кто бы мог подумать? А ведь самое удивительное: отстрела собак так и не было… Не уезжайте, Фаина. Отстрела людей тоже не будет. Не может быть!..
Фаина решилась позвонить доктору Анзору. Он приехал. Поскорее проскочил за Фаиной на кухню и дверь за собой от Василисы закрыл. Выслушал очень внимательно про тетю Тоню и стал совсем не похож на себя самого. Был-то он человек легкий, одно слово — грузин!.. А тут серьезно и печально сказал:
— Знаешь, Фая, может, и правда — «пора». Даже я, не поверишь, уезжаю… Зовет меня к себе подруга школьная, в Берлин. Вот, вспомнила юность, да и меня, дурака…
Он взял Фаину за руку, заглянул в глаза виновато… Странно, она не огорчилась. Не до того ей было. Кроме того, когда на душе смутно, то любая ясность впрок. Анзор помолчал и продолжил:
— Слушай, Фая… грузины из Грузии никогда не уезжали. Даже в самые исторические, то есть самые жуткие времена. У нас больших эмиграций не бывало. Грузины всегда дома жили. Потому что нам дома — хорошо… Но и те, кто у нас селился — русские, армяне, осетины, евреи, курды, даже эстонцы!.. просто все — чувствовали себя в Грузии тоже вполне дома. Им было хорошо здесь, кому век, кому тысячу лет… И вот я, грузин, собрался ехать в какой-то Берлин. Или не знаю куда. Потому что, вот как твоя тетя Тоня, знаю точно: пора. Когда в стране звучит из разных углов «Грузия для грузин», то терпеть это нельзя. Это позор, и он добром не кончится. Черные времена настают…
На следующий день Фаина позвонила своей сестре в Челябинск, договорилась, что приедет с девочками в гости на весенние каникулы.
Оставалось где-то пристроить Ваську. Попросила Анзора помочь, а уж он-то отлично знал Васькин характер. Но обещал помочь… Через пару дней нашел знакомый подвал рядом с собственным домом, в котором приютилась гобеленовая мастерская. Дюжина молодых интеллигентных женщин самых разных профессий ткали в нем шерстяные и шелковые гобелены и ковры. Зарабатывали неплохо, да и работа была правильная, и компания своя. Только очень, очень они страдали от подвальных страшных крыс. Завели кота, но этот бандит сам крыс боялся. Девушки его жалели и раскормили до огромных размеров.
Про Василису гобеленщицы сказали: «Приноси, поглядим!» Анзор приехал к Фаине за Васькой с большой сумкой и в старых задубевших кожаных перчатках. Но стоило доктору прикоснуться к этой ведьме, как она бросилась ему в лицо. Фаина кинулась его спасать, но и хозяйке впервые в жизни Васька располосовала руку. Тут Анзор тоже впал в ярость, и через пять минут шипящая и вопящая кошка оказалась в застегнутой на молнию сумке. Истекая кровью, Фаина и Анзор посмотрели друг на друга и пришли в ужас. Наскоро Фая разлиновала Анзора, а он ее, зеленкой, и они отправились. Там их ждали и собирались поить чаем и кофе с домашним печеньем. Подвал был мрачный, разветвленный, с тоннелями и люками, с трубами всех назначений и диаметров, ветвящимися под потолком. В главном зале, правда, было светло от мощных ламп, вдоль стен стояли массивные деревянные рамы с прочной, натянутой на колки гобеленовой основой, а на основе вытканы почти готовые и только начатые гобелены. Девушки все показали и пригласили гостей к столу. Тем временем из глубины подвала вышел совершенно потрясающий кот. Русский. Головастый, могучий. Широкая его рожа вся была покрыта шрамами от крысиных укусов, уши обгрызены в боях, глаза-щелочки смотрели вокруг зорко, но равнодушно. Зато нос розовел нежнейшим образом. А уж шерсть его была — холеная, черная бархатная шуба с пушистой оторочкой у шеи и длинным пушистым хвостом, гуляющим, как опахало… Это не все. Каждая лапа, кончик хвоста, усы и подусники были словно обмакнуты в сметану.
Бригадир гобеленщиц сказал:
— Нашего лентяя зовут Бесо, Бесик. Хороший был охотник. Но однажды крысы здорово его покусали. И все. Забастовку почти год держит. А крысы только что по нему не ползают.
Кот зевнул и растянулся на гобелене-образце. Девушки его окружили, защебетали, как птички, принялись расхваливать по-грузински, гладить. Он не возражал. Но тут из сумки Анзора раздалось грозное урчание — Василиса почувствовала кота. Бесо немедленно встрепенулся, глаза его расширились, и оказалось, что кот еще и голубоглаз! «Вот черт…» — восхитилась Фаина. А кот подошел к сумке. Оттуда раздавались угрозы уже в самом нижнем регистре. Бесик еще больше оживился и стал с сумкой разговаривать. Фаине стало жаль его…
— Слушай, Анзор, нам пора, не находишь?
— Да, Фаечка, конечно. Только покажем девушкам нашу Василису-охотницу, — ответил Анзор и отважно переложил сумку себе под ноги. Попросил всех отойти, «чтобы не смущать кису», и начал расстегивать молнию. Кот крутился рядом, пытаясь первым увидеть Ваську…
Он первым и получил по морде. Да так, что улетел в дальний угол. А Васька тут же впилась зубами в ботинок растерявшегося доктора. Она прокусила ботинок насквозь. Анзор заорал, обезумевшая от собственного преступления кошка начала с воем метаться от гобелена к гобелену, разрывая нитяную основу. Гобеленщицы завизжали, их бригадир схватил швабру и стал гоняться за Василисой, которая скрылась почти под потолком за одной из вентиляционных труб.
«Бежим!» — подумала Фаина, но, взглянув на Анзора, поняла, что ему не скоро придется бегать. Доктор развязал шнурки, ботинок был полон крови. Все девушки склонились над ним, наступила сосредоточенная тишина, как в операционной. Только голос хирурга — самого Анзора — отдавал негромкие команды: «Вода. Йод. Тампон. Ножницы. Еще тампон. Бинт…»
Но это не все. Внезапно над головами девушек завыла сирена, все в подвале повернули головы вверх и налево, где под потолком пряталась Василиса. Рискуя жизнью, по мокрым трубам к вентиляционной отдушке пробирался Бесо, глухо урча. А из-за отдушки на него с ненавистью смотрела и выла, как сирена при пожаре, Васька. Кот приближался, и приближался, да вдруг и прыгнул, чтоб оказаться рядом с кошкой… В тот же миг он получил пять раз по морде, шмякнулся на пол и, преследуемый кошкой, дунул от нее во мрак ближайшего тоннеля.
Анзор сказал, что ему необходимо сделать себе противостолбнячный укол, и они с Фаиной смылись, чувствуя себя аферистами.
Через несколько дней Фаина с девочками уехали из Тбилиси на весенние каникулы в Челябинск. И в двадцатом веке к себе домой, в Тбилиси, они так и не вернулись. Не смогли.
Через три месяца после отъезда Фаи Анзор тоже уехал, как и собирался, в Германию, но потом перебрался в Португалию, откуда написал Фаине. Он не женился на подруге юности, зато сдал европейский экзамен на врача-реаниматолога, получил работу в государственной клинике в Лиссабоне. Перевез к себе маму и папу. Потом туда же переехало еще десятка два друзей Анзора. Так в Португалии впервые появилась грузинская диаспора. Впрочем, и в Испании, и в Германии, и во Франции, и в США появились грузины…
Анзор написал Фае письмо, позвал ее с девочками к себе. Вспомнил Ваську… Написал, как навестил известный подвал, когда на улицах Тбилиси уже вовсю стреляли. Во дворе дома, у подвала с гобеленовой мастерской бегало несколько новеньких черных голубоглазых котят с белыми метками на лапах и хвосте. У Василисы получилось во время войны стать счастливой матерью. Девушки-гобеленщицы, несмотря ни на что, собирались в мастерской, приносили с собой термосы с кофе и, хотя их бригадир да и все заказчики разъехались, ткали свои прекрасные гобелены, пока оставались запасы шерсти и шелка. Гобеленщицы рассказали, что Василиса долго не подпускала к себе кота, а Бесик с ума сходил. Но однажды утром девушки пришли в мастерскую и увидели последнюю военную схватку кота и кошки. Бесо Василису победил на глазах всего коллектива. Они оба и после довольно часто дрались и пели свои рулады, но их схватки носили исключительно любовный характер. Еще Анзор написал Фаине, что не только поэтичные девушки, но и все во дворе очень уважают Василису, потому что она чуть не каждое утро выкладывает у входа в подвал убитых крыс, соседи спорили — сколько будет сегодня. «Нашу страну, как и вашу, спасут женщины». Так Анзор закончил свое письмо.
От тети Тони и Томы писем нет как нет. Это значит, надеется Фаина, что жизнь их протекает в деятельном покое и довольстве, так что писем писать некогда, да и не о чем.
Не все дома(1991)
Анаит была царского рода, а Гия просто хорошего. Но это совершенно не важно. Анаит с Гией учились в одной школе. Она была отличницей, закончила десятый класс комсоргом школы, поступила на журфак Московского университета, вступила в партию, еще что-то солидное закончила и вернулась в родной город собкором по всему Закавказью газеты «Советская культура». Гия был футболист. И всегда оставался футболистом, только перешел со временем на тренерскую работу. Делал футболистов из нахальных мальчишек.
Анаит была принципиальный собкор, ее очень уважали и в Москве, и на всем Кавказе. А Гию очень уважали все, кто любил футбол.
Тоже немало.
У них родились дочь-отличница, вся в маму, а потом сын Баграт.
Баграт не был ни отличником, ни футболистом. Он был очень большим, сильным и неторопливым. Не торопился учиться, жениться, и в армию попал позже срока. В армии он все-таки увлекся, к папиной радости, спортом, и к двадцати шести достиг серьезных успехов в классической борьбе.
Борцовский талант Баграта только-только начал расцветать (он даже одного знаменитого турка припечатал лопатками к ковру на международных соревнованиях). Почти сразу после этого Баграт полюбил соседскую девушку, а осенью на радость всем женился.