Помощник вынул блокнот и карандаш.
— Не записывайте!—сказал директор, не глядя на помощника.
Тот опустил руку с блокнотом.
— Я сказал — уберите бумагу! — только на долю мгновения повысил голос директор, но мгновения было достаточно, чтобы помощник понял, в состоянии какого напряжения находится его шеф. Ом поспешно спрятал блокнот и карандаш.
— Так вот... По слухам, заслуживающим доверия, группа «Совесть мира» вернулась вчера вечером из Баланга в столицу Республики Гранатовых островов, чтобы лететь в Нью-Йорк с докладом, но на аэродроме была арестована агентами центрального правительства республики. Коммунистического правительства. За то, что все шестеро журналистов, как стало известно, собирались на пресс-конференции в Нью-Йорке опровергнуть клевету, будто в восстании на острове Баланг принимают участие американские... нет, лучше, иностранные... офицеры и солдаты... Ясно?
Помощник кивнул.
— После первых же сообщений об этом,— продолжал директор, доедая яйцо всмятку,— возле посольства Республики Гранатовых островов здесь, в Вашингтоне, провести демонстрацию протеста. Погромче. «Свободу шестерым узникам тоталитарного режима Республики Гранатовых островов!» Ну и так далее. Пусть предупредят телевидение. Сообщите во все крупные компании...
В квартире управляющего Астахов с сыном играли в шахматы Игорь смотрел на шахматную доску рассеянно, вряд ли думал об игре, скорее прислушивался к тому, что происходило в отеле.
— Ну, ты, брат, мыслишь! Чистый Спиноза!— заметил отец.
Игорь двинул фигуру.
— Ага,— сказал Астахов, раздумывая над следующим ходом.
— Отец, мне, наверное, надо уходить.
— Куда, позвольте спросить?
— В джунгли.
— Ну да, драться. За справедливость! Как же!
— Все наши там.
— «Наши»!— Астахов держал в руках фигуру, выбирая место, куда бы ее поставить.— Наши — это ты и я.
— Когда они добивались независимости, ведь ты сочувствовал им.
— Ну.
— А теперь?
— И теперь сочувствую, но вмешиваться не буду и, тебе не разрешу.
Открылась дверь, в ней показалась Катлен в халатике.
— Простите, я без стука. Это с испугу... Игорь, у меня в номере змея. Спасайте.
— Откуда здесь змея?— недоверчиво проворчал Астахов.
— Если вас собирается укусить гадюка, разве важно знать ее постоянное место жительства? Сейчас она в вентиляционной отдушине.
Игорь с готовностью пошел навстречу Катлен. За ним поднялся Астахов.
— Ну почему это неземную красоту всегда надо в чем-то подозревать?—остановила Катлен управляющего.— Да не буду я его совращать, господин управляющий, не буду!
И они ушли.
— Вот судьба проклятая! — в сердцах сказал Астахов и принялся складывать шахматные фигуры,
— Потаскушка. Ведь лет на десять старше его! — согласилась Мэри.
— Я не о ней...— отмахнулся Астахов.— Отец мой всю жизнь свою спустил на политику. Монархистом был, кадетом... потом вдруг социал-демократом! Измотался весь, пока не погиб... Мне наказывал перед смертью — беги от всех, сплошной обман. Но куда там! Борец за вселенскую справедливость! То к одной партии прислонялся, то к другой... Жена умерла. Игорь — ребенок. И вдруг взяло меня: стоп! Все обман! Только вот он —реальность. Вылепи одного хорошего человека — вот тебе и справедливость. Выбрал этот островишко необитаемый — и сюда. Уж тут, думаю, никакая политика нас не достанет. Благодать, природа! И вдруг!..
Вечерело. На трамплинной доске над бассейном во дворе отеля сидели в купальниках Катлен и Игорь. В нескольких метрах от них маячила фигура часового.
— И вы живете в этой дыре пятнадцать лет? — продолжала Катлен разговор.
— Да.
— Ваш отец оригинал.
— Ему надоела суматоха в жизни...
— И вам?
— Мне еще нет,— засмеялся Игорь.
Где-то совсем рядом раздалось: э-у, э-у, э-у — резкий металлический крик.
— Это еще что? — поежилась Катлен.
— Ящерица.
— Б-рр, какая гадость.
— Безобидное создание, как и ваша змея. Поедает москитов и приносит счастье.
— Счастье?
— Если прокричит больше шести раз подряд.
— Вам хоть одна кричала?
— Случалось.
— И вы счастливы?
Игорь не знал, смеялись над ним или разговаривали серьезно, поэтому промолчал, только пожал плечами.
— Странно, кругом вода, а все время хочется пить,— сказала Катлен.
Игорь отбежал в угол двора, где под пальмой была свалена куча кокосовых орехов. Большим тяжелым ножом стесал верхушку одного, прорубил дырку, вставил туда желобок из пальмового листка и подал зеленый сосуд с прохладной влагой Катлен. Она сделала несколько глотков.
— Нельзя пить много кокосового сока,— предупредил Игорь.
— Почему?
— Слабеют ноги.
Катлен засмеялась и постучала по трамплинной доске так, как в зале Совета Безопасности по ее столику стучал Mopp. Бог ты мой, как давно это было!
Игорь посмотрел на нее с удивлением.
— Знаете, на кого вы похожи?—улыбнулась Катлен.— На Маугли. Вы знаете законы джунглей. Но вас надо обучать всему с самого начала...
Взъерошив ему волосы, она поцеловала его, и оба, не удержав равновесия, упали с трамплинной доски в воду.
У окна своего номера стоял Mopp. Засунув руки в карманы, мрачно смотрел в сторону бассейна. Из-за пелены дождя Катлен и Игоря не было видно, но голоса доносились отчетливо.
В номер вошел Хольц с полотенцем через плечо, зеленый целлулоидный козырек над глазами, какие носят иногда часовщики.
— Холодильник работает?— спросил он Морра.— Мой капут. Негде осадить проявитель.
— Посмотрите,— сказал Mopp, не оборачиваясь.
Хольц открыл дверцу холодильника, удовлетворенно хмыкнул — работает. Подошел к Морру, положил руну ему на плечо.
— Плюньте.
— Завидую вам,— зло отозвался Mopp.— Спокоен и молчалив, как слон.
— Не ревнив,— ухмыльнулся Хольц.
— Ревновать?! Бабу?! — Mopp выстроил на лице высшую степень пренебрежения.—Вы думаете, она шашни крутит? Хм! Работает! Выудит у молокососа все о тех, кто ушел в джунгли. Вот такой очерк! — Как рыбак, он показал руками величину будущего очерка Катлен.— А мы с носом!
— Очерк — отсюда?!
— Вы не знаете ее. Ей разрешат. Во Вьетнаме она спала с командующим зеленых беретов. Получала такую информацию!.. Видели, как она обхаживала этого Калишера!..
— Я не подумал...
— Не подумал! Чего ж тут думать. Ведь кто-то подписал!
— Стэннард, наверное...
— А второй? Ее крест. Уверен — ее! И пустят на телеграф первой.
— И вы подпишите — тоже будете первым,— спокойно предложил Хольц.
Mopp оторопел:
— Слушайте, идите, знаете куда! Никогда вас не поймешь, шутите... всерьез... Сцеживает по два слова. Манера разговаривать!.. Что я, потаскуха, подписывать заведомую ложь!
— Государство выше правды.
— Что, что?!
— Государство, говорю, выше правды. Есть такая теория. Я пойду принесу проявитель.
Хольц ушел. Морр несколько мгновений растерянно смотрел ему вслед...
За столиком в пустом полутемном холле Мэри раскладывала пасьянс.
Поправляя мокрые волосы, вошла Катлен и,улыбаясь своим мыслям, быстро направилась в свой номер,
— Мадемуазель Габю! — окликнула ее Мэри.
— Ой, господи, так умереть можно! — Катлен остановилась. Она не ожидала увидеть здесь Мэри.
— Извините, хотите, я вам погадаю?
— Умеете?
— Умею.
— И не боитесь?
— Чего?
— Смотреть в будущее. Я так даже о завтра не решаюсь подумать. Бесстрашная вы женщина.
— Ну, идите, идите, мне самой хочется узнать, что вас ждет.
Катлен хотела было подойти, но улыбнулась и покачала головой.
— Нет, Мэри, не нужно. Я ведь знаю, что вы нагадаете. Скажете, что я принесу несчастье молодому трефовому валету, за которым бегаю. Вы, моя милая, будете уговаривать меня бросить это дело. А я не хочу...
— Но вы действительно кружите парню голову. Зачем он вам?
— Ах, Мэри, зачем — это невероятно трудный вопрос... Кроме того, он очень похож на моего третьего мужа.
— На третьего?! — изумилась Мэри.— Сколько же раз вы успели быть замужем?!
— Всего два раза,— многозначительно сказала Катлен.— Два. Понятно?
С только что опустившегося на палубу корабля вертолета выгружали раненых американских солдат, Калишер лавировал между санитарами с носилками, но которых, кажется, лежали лишь груды окровавленных бинтов. Шел будто канатоходец, балансируя большим черным зонтом.
Сержант в халате быстро вглядывался в то, что лежало на носилках, командовал:
— В четвертую несите... Под брезент... В третью секцию...
Кто-то стукнул Калишера локтем в живот и тут же вытянулся испуганно. Калишер только выпустил раздраженно ртом воздух — будто футбольный мяч лопнул — и прошел дальше.
Он появился в салоне командира корабля, когда Седьмой разговаривал по телефону, стоя у карты.
Увидев Калишера, он сразу прикрыл рот рукой, произнес еще несколько слов и положил трубку, явно не желая продолжать разговор при свидетеле.
— То, что происходит на палубе,— это демаскировка,— проворчал Калишер.— Стоит дождю прекратиться на минуту... вас засекут.
— Во-первых, не вас, а нас. А во-вторых, куда прикажете девать раненых? — спросил Седьмой, не садясь в кресло и неприязненно глядя на гостя.
— Ну, дело твое,— Калишер расположился на диване и притянул к себе пачку газет, лежавших на столе.— Садись. Чего стоишь? Отдохни.
Седьмой продолжал стоять.
— А я вот не могу отдыхать на твоем паршивом крейсере,— говорил Калишер, внимательно разглядывая газеты.— Для меня вообще настоящий отдых — только в гостинице... Даже дома не то. Условный рефлекс бродячей собаки. Читал Павлова?
Еле сдерживая себя, Седьмой сказал тихо:
— Мне надоело слушать вашу болтовню. Каждая секунда сейчас... А вы треплетесь о пустяках.
Калишер посмотрел на него снизу вверх, добродушно покачал годовой.