— Знаю,— упрямо говорил Игорь.— Найду.
— Если знаете, почему не пошли сразу, зачем вернулись?— подозрительно спросил Морр.
— Я хотел идти сразу. Оттащил тело, накрыл брезентом... Но потом подумал: ведь я не имею права... Не предупредить вас, что Абу погиб.— Ведь теперь все иначе...
— А что иначе?— все более раздражался Mopp.— Что иначе-то?
— Кроме того, я должен сказать отцу... Хотя бы проститься с ним... Я не могу так просто уйти отсюда.
— Сопли!— сказал Mopp.
— Ну как?— спросил Кларк, обращаясь ко всем.— Мое мнение: пусть он решает сам, если готов идти — пусть идет.
— Согласен. — сказал Максвелл.
Mopp несколько секунд колебался.
— Бесполезная затея. Его прикончат, а потом прикончат нас... Но раз вы... я с вами...
Катлен улыбнулась:
— В таких случаях решают мужчины.
Настала очередь Стэннарда:
— Снимите мою подпись,— пробормотал он.— Я не могу... Снимите. Прошу вас...
— Итак, последний аргумент,— сказал Калишер.— Если до семи утра вы не сделаете заявления перед журналистами, в семь часов пятнадцать минут ваш сын погибнет. Заметьте: не вы, а ваш сын. По классическим канонам. Если хоть одно слово из нашего с вами разговора станет известным Игорю или кому бы то ни было, ваш сын погибнет. И последнее: если вы или тем более Игорь сделаете малейшую попытку бежать, он погибнет немедленно. Все, больше у меня аргументов нет.
Он проглотил таблетку, посмотрел выжидающе на собеседника. Тот, подавленный, молчал.
— Можете идти.
Астахов направился к двери.
— Да,— вспомнил Калишер.— Инструкцию уничтожить сразу, как только выучите легенду... Желаю успеха!
Игорь искал отца. Заглянул на кухню, подошел к двери в комнату Мэри, постучал.
— Да.— Мэри стояла перед зеркалом.
— К вам не заходил отец?— спросил Игорь обеспокоенно.
Мэри покачала годовой.
— Вы не знаете, где он?
Мэри снова покачала головой. По лицу ее текли черные слезы.
— День рождения,— тихо говорила она своему изображению в зеркале.— Старая дура... Старая некрасивая дура...
Mopp сидел в своем номере и что-то писал. В дверь заглянул Хольц.
— У тебя еще льду в холодильнике не найдется?— спросил фотограф.— Хочу еще одну пленку проверить.
— Сейчас.—Mopp встал и пошел к холодильнику.
Хольц подошел к столику, за которым только что сидел Mopp, с интересом взглянул на листок бумаги. Он был весь испещрен подписями — Mopp, Mopp, Mopp, Mopp...
— Тренируешься,— усмехнулся Хольц,— отрабатываешь завиточки поэффектней.
— Нет, я просто думал: какой-то никчемный росчерк... Четыре буквы... А цена!.. Никогда не думал, что за четыре мои каракули гонораром может быть жизнь...
— Тут какая-то суета... Что-то от меня скрывают.— А, Эдвард?
— Да нет... какая суета!
— Стэннард сам не свой...
— А он вообще неизвестно чей...
— Слушай, что происходит?— впрямую спросил Хольц.
— Да что ты меня допрашиваешь?— возмутился Mopp.— Я ничего не знаю, как и ты...
— Ну, ну,— Хольц подошел к окну.
— Тебе никогда не приходилось видеть, как киты кончают жизнь самоубийством?—вдруг спросил Mopp.
— Нет.
— Они выбрасываются на берег. Огромные, могучие... Жуткая картина. И никто не знает, почему. Мы сейчас похожи на этих китов.— Он усмехнулся.— Киты журналистики...
— Смотри — Астахов! Куда это его водили! — воскликнул Хольц, увидев, как по улице под дождем, сопровождаемый двумя солдатами, шел к отелю управляющий.
Астахов через черный ход вошел на кухню.
— Где ты был?— бросился к нему Игорь.— Почему ничего не сказал? Тебе же нельзя тяжелое... с твоим сердцем!..
— Ничего, ничего,— бормотал Астахов, ставя на пол две корзины. Взялся за сердце, с трудом выпрямился.— Мне помогли...
— Тебе надо лечь. Я пойду приготовлю тебе постель...
— Иди...
Астахов остался один на кухне. Вынул из кармана листок, полученный от Калишера. Принялся читать, поглядывая время от времени на дверь. Прочел. Начал читать снова.
В дверь заглянул Хольц:
— Говорят, продукты появились?
— На завтра.
— Значит, спать без ужина?
— Я очень устал...
Астахов дождался, пока за Хольцем закрылась дверь, хотел порвать листок, но на кухню вошла Мэри.
— Будем готовить ужин?
— Да, надо бы что-нибудь сообразить,— механически сказал Астахов,
— Вам что — плохо?
— Нет, все в порядке.
Астахов сунул листок с инструкцией в карман рубашки.
— Не надо сегодня ничего готовить, завтра...
По скрипучей деревянной лестнице Астахов тяжело поднялся на чердак. Посвечивая себе карманным фонарем, сделал несколько шагов по пыльным доскам. И сразу наткнулся на что-то плоское, накрытое куском обветшалого брезента. Ногой сбросил брезент, откинул крышку чемодана. Внутри матово поблескивали детали переносной радиостанции. Астахов ногой же захлопнул крышку, вынул из кармана инструкцию, медленно разорвал ее, бросил куда-то в сторону...
Шесть раз прокричала ящерица. Астахов, шевеля губами, механически по привычке сосчитал. Подошел к окну. Посмотрел на улицу. Под дождем ходили часовые: вправо, влево, вправо, влево...
У себя в комнате Игорь вынул из стенного шкафа походные ботинки на толстой подошве, осмотрел внимательно. На письменном столе переворошил какие-то бумаги, порвал некоторые из них, другие сунул в карман рубашки. Вынул из рамки фотокарточку — он с отцом,— тоже положил в нагрудный карман рубашки. Сел на стул, принялся переобуваться.
Астахов, обеспокоенный, стоял у двери в комнату сына. Услышал шаги, не выдержал, приоткрыл дверь, увидел разбросанные в беспорядке вещи. Игоря, надевающего штормовку, все понял.
— Это мальчишество, Игорь.
— Папа, я хотел тебе сказать, мне нельзя здесь больше оставаться.
— Ты русский, ты английский подданный, какое дело тебе до чужого острова!
— Хотел бы я быть русским...
— Ты русский по крови...
— По крови... По крови это, наверное, слишком мало.
— Тебя все равно не выпустят.
— Под стеной есть лаз. Мы вырыли его с Абу, когда были мальчишками. Он зарос, но я смотрел сегодня, пролезу.
— Ты никуда не пойдешь,— решительно сказал Астахов.
— Хочешь, чтобы я всю жизнь мыл тарелки?
— А я еще раз говорю...
— Больше нельзя. Я перестану уважать и себя... и тебя.
— Я отдал тебе всю жизнь.
— Тише, часовой услышит.
— Ты бросаешь меня в такое время. Ну хотя бы подожди. Не сегодня... Потом... Потом...
— Больше нельзя ждать...
— Тебя убьют, как только ты подойдешь к забору.
— Я подходил сегодня дважды.
— За этот час многое изменилось.
— Что изменилось?
— Я не могу сказать... Я прошу тебя об одном. Подожди до утра.
— Рассветет, я не смогу выбраться. Папа, я решил окончательно.
Астахов подумал несколько мгновений.
— Хорошо... Я полагал, что у меня есть ночь придумать что-нибудь... Ты меня вынуждаешь...
— О чем ты?
— Только ты запомни, сынок... Запомни, я никогда не был предателем...
— Не понимаю, о чем?..
— Просто я хочу, чтобы ты остался жив...
Астахов вышел в холл, несколько мгновений стоял в нерешительности, потом двинулся от выключателя к выключателю, поочередно зажигая все лампы. Холл наполнился светом.
В своей комнате Игорь продолжал быстро собирать вещи.
Астахов подошел к гонгу, которым созывают постояльцев к столу, взял в руки колотушку, повертел ее, помедлил, закрыл глаза и, будто бросился в холодную воду,—ударил по большой медной тарелке.
Из своей комнаты выбежал Игорь.
— Что ты, папа?
Астахов, не отвечая, продолжал бить в гонг.
Вниз по лестнице спускались заспанные журналисты.
— Что он? С ума сошел?
— Пожар!
— Почему так рано к завтраку?
— Да скажите толком!
— Перестаньте звенеть в этот идиотский колокол!
— Три часа ночи, с ума сойти!
— Конец света!
— По-моему, он не в себе...
— Напился.
Астахов перестал бить в гонг. Перед ним стояли Игорь и журналисты—растрепанные, полуодетые. Стэннард пришел, закутавшись в простыню, как древний римлянин.
В дверях своей комнаты показалась Мэри.
— Простите, что я поднял вас среди ночи,— глядя куда-то в сторону, хрипло произнес Астахов,— но мне нужно сообщить вам важную вещь. Дело в том, что я не Астахов. Я Павлов, Иван Петрович Павлов...
Журналисты с удивлением смотрели на управляющего.
— Ну и что?— подозрительно спросил Mopp.
— Я резидент советской разведки на этих островах,— закончил Астахов.
Все остолбенели.
— Это неправда!— сказал Игорь в полной тишине.
И сразу его перебил радостный крик Морра.
— Я говорил! Я чувствовал! — И тут же деловым тоном:— Почему решили признаться? Ваше звание? Когда вы приехали сюда?
— Стоп! — властно остановил Кларк.— Господин Астахов или как вас там, насколько я понимаю, вы решили устроить пресс-конференцию... Просим, подождать минуту, мы сходим наверх, принесем блокноты и магнитофоны.
— Хорошо,—сказал Астахов и опустился на стул.— Я подожду.
Журналисты, толкаясь, бросились наверх в свои комнаты. Внизу остался лишь Хольц, который, как всегда, не забыл фотоаппарат и сейчас уже щелкал им, не переставая.
Игорь взял отца за плечи.
— Папа, что с тобой, тебе плохо?
Астахов покачал головой.
— Дай воды, пожалуйста.
Одетые так же, как раньше, если не считать некоторых вещей, потерянных при свалке, почти одновременно скатились вниз по лестнице журналисты. Запыхавшись, они остановились перед Астаховым, и сразу посыпались вопросы,
— Ваше звание? Сколько вам лет?
— Ваши функции?
— Почему вы решили признаться?
— Сколько вы получаете денег?
— Как передавали информацию?
— Кто ваши помощники?
— С кем имели связь?
Под этим градом вопросов Астахов сидел молча, опустив голову. И снова властно прозвучал голос Кларка: