— Может быть.
— И знаете, что я вам скажу?
— Ну?
— Подпишите, Гарри, хотя бы во имя Кларка. Ему же действительно нужно домой. Подпишите.
Послышался крик ящерицы. Стэннард принялся было считать, но махнул рукой и пошел наверх к Калишеру.
В Вашингтоне. Неподалеку от здания, у входа в которое было написано «Посольство Республики Гранатовых островов», шла демонстрация. Точнее, не шла, в стояла, поскольку все ее участники — их было человек 50—70, — толпились за деревянными серыми полицейскими перилами, на которых было написано: «Police line do not cross» —«Полицейская линия, не пересекать!» — и тянули вверх плакаты.
Небольшого роста энергичный и жилистый молодой человек с длинными волосами, в черных очках кричал, поднимая вверх голову, как птица:
— Кто арестовал Фрэдди Кларка?
— Комми! — отвечала толпа.
— Кто хочет затянуть рот «совести мира»?!
— Комми!—орали демонстранты.
— Чего мы требуем?
— Долой коммунистическое правительство Гранатовых островов! Свободу американским журналистам! Свободу народу Гранатовых островов!..
Толпа кричала слаженно и четко, как солдаты на параде, здороваясь с командующим.
Небольшую, но громкую эту демонстрацию с крыш трех автобусов снимали операторы трех крупнейших телевизионных компаний.
С лестницы в холл спускался Стэннард.
— Заждались? Ровно пять минут, ни секундой больше.— Он подошел к стойке, плеснул немного вина в стакан, выпил.— Это похоже на приемные экзамены в публичном доме. Калишер просил, чтобы следующим были вы, Хольц.
К Максвеллу подошел Игорь.
— Что же теперь делать? Неужели — все?..
— Похоже,— сказал Максвелл.— Мы проиграли...
— Напишите письмо, господин Максвелл.
— Какое?
— Обо всем этом. Я прорвусь... передам нашим в джунгли...
— Письмо с одной моей подписью против всех ничего не значит. Да и не пробиться тебе...
Они так привыкли к часовым, стоявшим у двери холла — бессловесным, похожим скорее на мумии, чем на живых людей,— что разговаривали совсем неподалеку от одного из них, не опасаясь, не заботясь, слышит он их или нет.
И вдруг часовой приблизился к ним, это был тот самый человек который беседовал с раненым пилотом в бамбуковой хижине в джунглях. Не глядя на Игоря и Максвелла, сохраняя прежнее невозмутимое выражение лица, он сказал что-то на своем языке.
— Он слышал!— сказал Максвелл.— Теперь все равно...
— Просит не подавать вида,— тихо перевел Игорь слова часового.
С сильным акцентом заговорил сам часовой:
— Без пятнадцат девят Фарадж уходит крейсер. Его сменит этот.— Он показал глазами наверх, где в своей комнате продолжал беседы с журналистами Калишер.— Если задержат его здесь несколько минут, я провел мистер Кларк радиостанция. Ровно девят сеанс. Он сказат правда по радио. Весь мир... Там двор, наш «джип» — фюить...
— Боюсь, уже не скажет,— покачал головой Максвелл.
— Сделайте,— настаивал часовой.
— Его жена при смерти,— объяснил Максвелл.— Ничего не поделаешь.
— Его жена умерла.— Часовой достал из кармана обрывок газеты с портретом Инги в траурной рамке, протянул Максвеллу.
— «Жена известного радиокомментатора Фрэдди Кларка — Инга Кларк— умерла вчера в клинике Фуллера»,— прочел Максвелл.— Откуда это у вас?
— Калишер,— ответил часовой.— Мусорное ведро...
Максвелл посмотрел на часы без циферблата, вмонтированные в стену. Они показывали 8.30. Секунды выпрыгивали одна за другой.
— Значит, Фарадж уйдет через десять минут...— быстро подсчитывал Максвелл.—Хольц еще у Калишера. Остались я, Кетлен и Mopp... чуть больше десяти минут... Я поговорю с Кларком. Но как задержать здесь Калишера?
— Пять минут... четыре минут... перейти улица... войти на радио — все...—прошептал часовой.
— Я попробую,—сказал Игорь.— Там только двое часовых. Что-нибудь придумаю... войду, затею скандал... не знаю...
— Убьют,— сказал Максвелл.
— Всех могут убить,— ответил Игорь.— Другого способа нет...
Максвелл невольно взглянул на него... Парень повзрослел за эти 24 часа.
За стенкой бара, уставленного бутылками, стоила Катлен, не замеченная ими. Ей было хорошо видно лицо Игоря и хорошо слышен весь разговор между ним, Максвеллом и часовым. Она тоже подумала: «Маугли» очень изменился за сутки, что они его знают...
— Ваше решение, мистер Максвелл?—спросил Калишер своего очередного собеседника.
— Какого решения вы ждете?— вопросом на вопрос ответил Максвелл.
— Вы стержневой человек,— сказал Калишер.— Честно говоря, вы единственный, кого я не могу раскусить в этой компании. Откуда у вас этот стержень? Вы ненароком не коммунист?
Максвелл расхохотался:
— Бросьте, Калишер! Хоть здесь-то отдохните! — и добавил серьезно:— Нет, я не коммунист. Я просто провоевал всю вторую мировую. Солдатом. Только в конце стал репортером. И вьетнамскую провоевал, правда, корреспондентом. И еще у меня во Вьетнаме погиб сын. Его звали Мэтью. Ему было девятнадцать дет. Вы не считаете, что этого достаточно?..
— Насчет сына я не звал... Прискорбно... Вы сильный, умный, человек. Но если вы не подпишете, вы останетесь а одиночестве, а это бессмыслица.
— Вы еще не беседовали с Морром и Габю.
— Почему-то не волнуюсь за них,— улыбнулся Калишер и показал Максвеллу бумагу:— вот подпись Кларка. В девять он выступит по радио. В девять тридцать все улетят... Кроме вас, если вы не подпишете...
— А еще через сутки-двое может начаться война, при которой не будет иметь значения, улетят все в 9.30 или не улетят...
— Авось, не начнется,—сказал Калишер.— Прошу вас.— И он подвинул Максвеллу лист бумаги.
— Положение безвыходное, — сказал Максвелл и размашисто подписал текст.
— Подпись, конечно, не ваша?—сказал Калишер с улыбкой.— Но это не имеет значении. Рука ваша. Графолог докажет.
— Ну хорошо,— сказал Максвелл,— а если, вернувшись в Нью-Йорк, я все расскажу?
— Это будет самоубийство. Разве вас били? Морили голодом? Вас убедили. Убеждения не следует менять так уж быстро. Вы окажетесь белой вороной, Максвелл. Вас заклюют свои же... Будьте мудрым... Позовите, пожалуйста, мадемуазель Габю.
Максвелл спустился в холл, сказал, что Калишер ждет Катлен, и, не останавливаясь, пошел в номер к Кларку.
Катлен посмотрела на часы:
— Я вижу, вам не терпится, Эдвард, валяйте вы.
— Почему?— спросил тот подозрительно.
— Мне еще нужно привести себя в порядок.
— В боевую готовность?— усмехнулся Mopp и пошел наверх.
У себя в номере Кларк быстро складывал вещи в чемодан. Вошел Максвелл. Увидев его, Кларк, не ожидая вопросов, сказал сам:
— С Ингой очень плохо, Гарри. Фуллер требует моего присутствия. Калишер обещал самолет в девять тридцать. Всем нам.
— Я знаю, ты согласился выступать по радио в обмен на?..
— На ее жизнь. Другого выхода у меня нет. Но как только вернусь в Нью-Йорк, я расскажу, как все было в действительности. Даю тебе слово. Далее ценой собственной карьеры. Эго уже не важно.
— Ты не вернешься в Нью-Йорк, Фрэдди. Никто из нас не вернется. Самолет взорвут, как только мы поднимемся.
Кларк перестал собираться, подумал, покачал головой.
— Нет, не думаю, не верю. Это было бы уж слишком.— И снова стал укладывать вещи.
Максвелл вынул из кармана и протянул Кларку обрывок газетного листа.
— Что?
— Я обязан показать тебе это.
Катлен, тщательно, даже нарядно одетая, ожидала своей очереди к Калишеру. Ей навстречу спустился Mopp. На секунду остановился, оглядел ее.
— «Селедку в сметане»...— пропела Катлен насмешливо.
— Я просто хочу сказать тебе, — свысока процедил Морр,— что первую телеграмму об Астахове посылаю я. Это уже обговорено. Не трать силы.
— Ничего, я попробую что-нибудь выцарапать и для себя...
Mopp ушел. Катлен подошла к Игорю.
— Не знаю, как дальше все пойдет, но мое предложение вам остается в силе... Маугли. Вот мой адрес... Дайте знать, а я тут же вышлю вам денег на дорогу...
— Спасибо, но я вряд ли... Это мой остров,— ответил Игорь.
— Ну, как знаете,— улыбнулась Катлен. И уже на лестнице добавила небрежно:— Да, и не надо заходить к Калишеру... У меня с ним будет серьезный разговор. Не думайте обо мне плохо.
— Вы очаровательны, — не мог не восхититься Калишер, увидев Катлен.
— Ради вас.
— Куда мне тягаться с вашими спутниками!
— Вы единственный мужчина в этом сборище неврастеников. Я говорю искренне, поверьте.
Калишер поклонился шутливо.
— Я рад, что это хлопотливое утро заканчивается беседой именно с вами.
— Показывайте, что вам там надо подписывать.
Калишер протянул текст заявления.
— Максвелл все-таки подписал?
— Возможно, видоизменил подпись, но это уже не имеет значения.
— И о Кларке я была лучшего мнения.
— Он поступил как патриот.
— Возможно.
— Прошу вас.— Калишер протянул вечное перо.
— Спасибо. Но одно небольшое условие
— Какое?
— Мне хотелось бы сказать вам одному.
— Станьте за дверью, не входите без моего приказа,— скомандовал Калишер солдатам.— Мадемуазель не опасна.— Он дождался, когда оба часовых вышли, и вопросительно посмотрел на нее.
— Моя телеграмма об Астахове должна быть первой.
— Боже мой,— устало протянул Калишер.— Как вы все одинаковы. Только что этого добивался Mopp. И вы тоже хотите поссорить меня с вашими коллегами?
— Я возмещу вам эту потерю.
— Чем?
— Скажем, своим особо хорошим отношением.
Калишер встал со стула, подошел к Катлен, поцеловал ей руку.
— Как же мое условие?— спросила она.
— Хорошо, подписывайте.
— Но вам ничего не стоит дать обещание и не выполнить!
— Так же, как и вам,— улыбнулся Калишер.
Катлен встала и обняла Калишера.
— Я не требую немедленной оплаты,— усмехнулся он,— я люблю, когда у меня есть должники.