Впереди, примерно в двух километрах, по ту сторону широкой просеки, разделявшей массив на две части, находился участок леса, где Алехин наблюдал чистую супесь — предполагалось, что там, в тайнике, и пряталась разыскиваемая рация.
Этот квадрат леса четверо суток назад осматривал Таманцев. Он и порекомендовал поляну как место, весьма удобное для засады; Алехин, посмотрев сегодня, не мог с ним не согласиться.
«До чего же хорошо!» — подумал Андрей, оглядывая поляну, молодые, радостные березки и кустарник по краям. Лазая до того по лесу, он был настолько озабочен отысканием следов и улик, что сейчас, после замечания Алехина о красоте, может, в первый раз обратил внимание на окружавшую его природу.
— Подождите минутку, — сказал Алехин и скрылся в кустах.
И Андрей, наконец решившись, обратился к помощнику коменданта:
— П-простите, т-товарищ к-капитан, в-вы, с-с-случай-но, не из М-москвы?
— Из Москвы. А что? — быстро взглянув на Блинова, осведомился капитан.
— В-вроде в-встречал в-вас г-где-то, — обрадованно заулыбался Андрей. — Н-наверно, в Москве. А в-вот г-где именно — н-никак не п-припомню!
— Москва велика, — холодно заметил капитан и, еще раз посмотрев на Блинова, с уверенностью заявил: — Лично я вижу вас впервые!
— М-может, в-вы на к-кого п-похожи… — смутясь, промолвил Андрей.
— Каждый человек на кого-нибудь похож, — сухо и наставительно сообщил капитан и отвернулся.
Андрей был обескуражен и в душе ругал себя. Так и надо! Не лезь к людям… Мало ли что тебе покажется… Не лезь!
За кустами слышались негромкие голоса — Алехин с кем-то разговаривал. Вскоре он появился на поляне, и Андрей посмотрел на него ожидательно, однако худощавое малоподвижное лицо Алехина, как и обычно, ничего не выражало.
Став между деревьями на самом краю поляны, он предложил помощнику коменданта и Блинову следовать за ним и большими ровными шагами двинулся по дороге.
— Сто десять, точно… — сказал он, останавливаясь, когда они поравнялись с гнилым пеньком напротив среднего островка орешника: он еще раз промерил расстояние. — А сюда, — он указал рукою вперед, — сто сорок семь… Здесь мы их и встретим… Если, конечно, они пойдут в нашу сторону…
— А если не пойдут? — поинтересовался помощник коменданта.
— И так может случиться… Тут, разумеется, нет никаких гарантий… Будем надеяться… Стой аккуратно, не приминай траву, чтобы не наследить, — предупредил Алехин Блинова.
Это замечание в равной степени относилось и к помощнику коменданта, но лишь погодя Алехин перевел на него взгляд.
— Во время проверки держимся уступом: один сбоку и позади другого… Вот, допустим, это вы, а это я… Или же наоборот. — Алехин быстро переместился и оказался в метре за правым плечом капитана. — При этом задний подстраховывает переднего… У вас… по комендантским порядкам тоже ведь так положено. Только в городе это обычно не соблюдается, а здесь — необходимо… Одновременно нас будут подстраховывать из засады. — Алехин показал на кусты орешника. — Держитесь свободно и уверенно… В случае неподчинения проверяемых, напряженности или обострения требуется максимальная… боевая готовность, — избежав слова «бдительность», сказал Алехин. — При этом следует фиксировать «вальтер» в кармане. Но стрелять в случае необходимости — только по конечностям!.. И еще непременное условие: ни в коем случае не закрывать проверяемых от засады! Понимаете?.. Может, у вас есть вопросы, что-нибудь не ясно? Пожалуйста…
— До которого часа мы здесь пробудем?
— Затрудняюсь сказать… сам не знаю, — признался Алехин, рассматривая кусты орешника. — А что?
— Мне до восьми часов надо непременно вернуться в город, — помедля, заметил помощник коменданта.
— До восьми… Понятно… — думая о чем-то другом, неопределенно протянул Алехин и попросил: — Будьте любезны, постойте здесь минуту!.. Идем! — велел он Блинову.
Сделав изрядный крюк — чтобы не наследить, — Алехин показал Андрею его место в орешнике; шагах в десяти левее должен был располагаться Таманцев.
И тут и там в листве уже имелись вытянутые по горизонтали смотровые щели; узкие, выщипанные по листику, с некоторым расширением в сторону дороги, они были совершенно незаметны.
— Точно по твоему росту, — поднимаясь на цыпочки, сказал Алехин. — Как видишь капитана?
— Н-нормально… От г-головы до б-бедер.
— Ноги держи на ширине плеч. И главное — не напрягайся.
Затем они с помощником коменданта вернулись к краю поляны, и Алехин, свернув в орешник, провел их на небольшую лужайку, отделенную от поляны кустарниковой порослью.
На разостланной под березками плащ-палатке, похрапывая, мертвым сном спал Таманцев. В стороне на широком пне стояла радиостанция (Андрей уже немного разбирался в рациях и определил — «Север»); возле нее сидел старшина с пышной кудрявой шевелюрой. Там же на плащ-палатке лежали туго набитый вещмешок, несколько фляжек и старая фуражка: судя по цвету околыша, старшина был пограничник — из частей по охране тыла фронта.
— Это наша персональная радиосвязь, — шутливо пояснил Алехин капитану.
При виде парадно одетого, представительного помощника коменданта старшина-радист поднялся и, не снимая наушников, вытянулся перед ним.
— Садись… — махнув рукой, сказал Алехин и, поворачиваясь к капитану, предложил: — Давайте перекусим. Сейчас самое время подкрепиться.
— Благодарю вас. Не хочу, — отказался капитан, хотя, легко позавтракав утром, больше ничего не ел; он не любил, а в данном случае особенно не желал одалживаться.
— Отчего же не хотите?.. Ведь вы не обедали… — развязывая вещмешок, говорил Алехин. — Продуктов вполне достаточно. Кстати, здесь паек на пять человек, то есть в том числе и на вас!
— Вы уже взяли меня к себе на довольствие?.. — усмехнулся помощник коменданта. — Потеха! Может, и в штаты свои уже зачислили? Спасибо, не хочу!
То, что на него был получен какой-то паек, естественно, меняло дело, однако, сказав «нет», он в силу своего характера уже не мог принять предложение Алехина.
Алехин выложил из вещмешка на плащ-палатку две буханки белого хлеба, несколько банок различных мясных консервов, кульки с печеньем и сахаром. Спустя минуту он и старшина с аппетитом ели. Андрей взял только печенье и опять с огорчением вспомнил о «какаве», попить которое ему не удалось.
Помощник коменданта, отойдя в сторону и заложив руки за спину — это была его излюбленная поза, — расхаживал в тени берез, вдоль края лужайки.
— Товарищ капитан, — сказал ему Алехин, — неловко все-таки… неудобно получается. Не по-русски! Одни едят, а другие глядят.
— Почему же неудобно?.. Ведь вы мне предложили… А если я, извините, не желаю!..
— Может, хотите пить? — Алехин поднял одну из фляжек. — Родниковая! Холодная и вкуса необыкновенного! Такой в городе не отведаете.
— Спасибо, — отказался помощник коменданта.
Поев, Алехин напился и с удовольствием вытянулся на плащ-палатке неподалеку от рации. Теперь, когда все, что от него зависело, было сделано и засада подготовлена, он почувствовал невероятную усталость, более того — опустошенность, будто из него вытряхнули или выжали все силы. И тотчас мысли о дочери, о доме, о целом без малого десятилетии его довоенной жизни и труда, перечеркнутом дикой нелепостью с вывозкой на помол уникальной пшеницы, тяжкие мучительные мысли охватили его.
«Да, лижет суставы и кусает сердце… Все это ужасно, но ты сейчас ничего не можешь поделать. И не надо об этом думать! — уговаривал он себя. — Забудь обо всем! Тебе нужны силы, и ты должен уснуть!..»
За последние двое суток он спал всего несколько часов и теперь болезненно ощущал это. Но прежде чем уснуть…
— Товарищ капитан, — сказал он помощнику коменданта, — в ногах правды нет. Кто знает, сколько здесь еще придется пробыть… Прошу, — он указал на плащ-палатку, — устраивайтесь со мной… Или, если не хотите, садитесь… Андрей, позаботься о капитане. Застели пень газетой.
Он понимал состояние Блинова и, зная, что того обязательно надо чем-либо занять, предложил:
— Если не будешь отдыхать, пройди на свое место в засаде и обживи его, потренируйся. Только осторожно — траву не мни и не наследи!
Разъяснив затем старшине, при каких сообщениях его следует немедленно разбудить, он по методе Таманцева расслабил мышцы и усилием воли заставил себя отключиться. Это не без труда удалось, и он уже погружался в сон, но тут же судорожно приподнялся, услыхав внятный голос старшины:
— Товарищ капитан!.. Товарищ капитан… Первый передает: одна тысяча семьсот… Первый повторяет для всех: одна тысяча семьсот…
«Первым» по кодовому расписанию был штаб оперативной группы, и это сообщение означало, что войсковая операция начнется сегодня в семнадцать ноль-ноль. А какой-нибудь час спустя цепи прочесывания будут здесь, на поляне, и твоя засада станет ненужной. Впрочем, она, как и остальные восемь засад, может стать бесполезной и раньше: в тот момент, когда подразделения окружат лес…
Значит, генералу и Полякову не удалось добиться отсрочки операции на сутки. Кавказский человек, заместитель Наркома оказался прав. Москвичи почти всегда оказываются правы — они в курсе обстоятельств, неизвестных на местах… С каким темпераментом он кричал: «Не будет у вас завтрашнего дня, не будет!»
«Невесело… Не то слово — хуже не придумаешь!.. Но все, что от тебя зависело, ты сделал и можешь… ты должен уснуть!.. Расслабься и усни, — мысленно убеждал себя Алехин. — Тебе хочется спать, ты уже чувствуешь тяжесть в веках, забудь обо всем, расслабься и спи. Ты должен… ты обязан уснуть…»
75. ПОМОЩНИК КОМЕНДАНТА
С каждым часом у него все больше портилось настроение, и хотя он пытался относиться к происходящему спокойно, по-философски, ничего не получалось — скрытое раздражение постепенно нарастало. Он то ходил, то присаживался на пенек, накрытый газетой, и никак не мог удержаться: курил одну за другой папиросы (подаренный отцом еще в июле «Казбек»), которые так хотелось приберечь, оставить на вечер, хотя бы десяток — для представительности. Новенькие, прекрасные, каких у него еще никогда не было, сапоги намокли от травы и затяжелели, он с тоской представлял, как они задубеют, когда высохнут, и соображал, чем их намазать, чтобы этого избежать.