— А «Матильда»? Где «Матильда»?!
— Он не здесь… Он под Шауляем…
— Он что — офицер штаба фронта?! — тотчас спросил Таманцев (так предполагал Эн Фэ). — Кто он по званию?! Быстро!!!
— Капитан… Шифровальщик штаба фронта…
— Ты меня с ним познакомишь? Если хочешь жить, ты просто обязан меня с ним познакомить! Понял?!
— Да-а…
— А «Нотариус»?! Кто он и где?!
— В Гродно… Железнодорожник…
— Чеслав Комарницкий?! — сейчас же вскричал Таманцев (так предполагал Эн Фэ). — Сразу!!!
— Чеслав… Фамилию не знаю…
— Составитель поездов?! Высокий… блондин… лицо длинное, нос с горбинкой?!
— Да-а…
— А твою физиономию я узнал бы из тысяч! — Таманцев не без труда скрывал свою радость. — Ведь ты радист?!
— Да-а… — всхлипнул «лейтенант».
— То-то же!
Выпрямясь, Таманцев ослабил пальцы, и Андрей, ожидавший этого мгновения, энергичным движением вырвал у него из руки наган и сразу отпустил его самого. Как бы приходя в себя, Таманцев помотал головой и словно весь вдруг обмяк и подобрел лицом.
Это было необыкновенное, испытанное за войну всего лишь несколькими чистильщиками пронзительное ощущение — «момент истины» по делу, взятому на контроль Ставкой. Он чувствовал, что «лейтенант» не врет, и знал цену полученным от него сведениям. В эти мгновения только он, Таманцев, единственный обладал «моментом истины», и при мысли, что есть реальная возможность сегодня же взять и «Матильду» (а кто это сделает лучше, чем он, кто?!), у него захватывало дыхание. Если только Эн Фэ и генерал согласятся брать «Матильду» под носом у контрразведки другого фронта. Должны согласиться — мысленно он уже летел с «лейтенантом» и Малышом в Шауляй…
— Как тебя зовут? — спросил Таманцев: надо было спешно строить отношения с «лейтенантом». — Не для немцев, для матери!
— Сер-ргей…
— Хорошее имя! — одобрил Таманцев. — Что ж… Если не ты убил Ваську и дашь нам «Матильду» — тогда живи! — милостиво, но как бы не совсем охотно разрешил он «лейтенанту». — Только дышать будешь, как я скажу! А если вздумаешь крутить, не обижайся, Серега… — Голос Таманцева дрогнул, и лицо сделалось скорбным. — Если вздумаешь крутить, тогда не обижайся — это будут последние минуты твоей жизни… Понял?.. Мы поедем к «Матильде» немедленно! — после короткой паузы пообещал он. — Полетим самолетом! Мы обнимем его сегодня же!
Затем он повернулся к Алехину и, громко, отчетливо произнося каждое слово, сообщил:
— Товарищ капитан, «бабушка приехала»!
Это был условный сигнал для передачи открытым текстом по радио, означавший примерно: «мы их взяли», означавший, что ядро группы и рация захвачены.
— Это точно? — с очевидным сомнением проговорил Алехин. — Ты все прокачал?
— Точнее быть не может! — заверил Таманцев. — Я отвечаю!
«Бабушка приехала»!.. «Значит, порядок — она приехала! Слава богу, приехала!..» Неясные, подернутые какой-то красноватой пленкой вершины берез и кусты плыли у Алехина перед глазами, и он никак не мог их остановить. Голова гудела и пульсировала, как второе сердце. Удрученный своей беспомощностью в эти ответственнейшие минуты, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, он держался из последних сил — ему еще надлежало принять решение. Он напрягался, стараясь разглядеть циферблат часов, поднесенных на руке к самому лицу, и наконец различил: было без восьми минут пять.
Оперативное кольцо вокруг Шиловичского леса только что замкнулось. Семь тысяч человек на трехстах автомашинах с рациями и служебно-розыскными собаками, саперами и миноискателями уже кружились в гигантской карусели вокруг Шиловичского массива, ожидая команды начать операцию, с таким трудом и тщанием подготовленную Поляковым и теперь совершенно ненужную…
Ее следовало отменить, остановить — еще можно было успеть.
— Старшина! — Алехин повел головой, ища взглядом и не видя, не находя радиста. — Срочно передайте Первому… открытым текстом… — с усилием произносил он. — «Гребенка не нужна!.. Бабушка приехала!.. В помощи не нуждаемся…» Повторяйте непрерывно… — уронив руку с набухшим тампоном и опуская голову, проговорил он. — Бабушка…
— Повторяй до бесконечности! — подхватывая за подбородок голову Алехина и другой рукой проворно расстегивая ворот его окровавленной гимнастерки, властно приказал старшине Таманцев. — «Бабушка приехала! Гребенка не нужна! В помощи не нуждаемся!..» В темпе!.. Дублируй на запаске!.. Бегом!!! Жми!..
Осторожно отведя волосы, он прежде всего убедился, что, хотя кровь сочилась по-прежнему, голова у Алехина была не проломлена, а только разбита, и, рванув зубами нитку, вскрыл индивидуальный пакет.
— Ничего страшного!.. — прикладывая к ране свежий тампон, возбужденно говорил Таманцев. — Паша, ты — гений!.. Мы их взяли!!! — выкрикнул он и, пачкаясь в крови, несколько раз звучно поцеловал лицо Алехина. — Ты их раскрыл!.. Ты прокачал Мищенко!.. Пашуня, ты даже не соображаешь, какой ты гений!..
Старшина-радист уже скрылся в кустах, за которыми находился его передатчик. В тексте, сказанном ему Алехиным, Таманцев отметил неточность: они, безусловно, нуждались в помощи. И вместо последней фразы следовало передать: «Имеем два места холодного груза и тяжелобольного», чтобы с опушки прибыли розыскники для выноса трупов и немедленно прислали врача для Алехина. Но это можно было передать и спустя минуты, и Таманцев не стал ничего изменять. Он не сомневался, что Паша так сказал умышленно, чтобы сразу, первым же сообщением снять с Эн Фэ, генерала и еще с очень многих в Лиде и в Москве чудовищное напряжение последних суток.
Оборотясь, Таманцев быстро оглядел обоих захваченных агентов; они лежали спинами друг к другу, молча, не двигаясь, как и полагалось, причем амбал очнулся и слабо шевелил головой. Блинов с пистолетом в руке, как и следовало, стоял наготове шагах в пяти от них.
«Тики-так!.. Как ни болела, а умерла!» Про себя Таманцев уже отметил, что с «Неманом», по существу, покончено, причем радист невредим и, без сомнения, пригоден для функельшпиля, слеплен живым и второй агент, и рация захвачена, к тому же есть реальная возможность взять и «Матильду», который, как объяснил утром Алехин, особенно беспокоил Ставку.
У него мелькнула мысль, что через какие-то минуты передатчики большой мощности продублируют самое желанное в эти сутки не только для военной контрразведки сообщение о том, что «бабушка приехала», и тотчас о поимке разыскиваемых станет известно не только в Лиде, но и в Москве.
Он представил себе по-детски обрадованное лицо Эн Фэ и как тот — если не бог, то, несомненно, его заместитель по розыску! — от волнения картавя сильнее обычного, скажет, разводя руками: «Ну б’гатцы… нет слов!..» И не в силах больше удерживаться от распиравших его эмоций, он, уже вскрыв зубами второй индивидуальный пакет и прижимая бинтом тампон на голове Алехина, срывающимся голосом неистово закричал:
— Ба-бушка!.. Бабулька приехала!!!
1973 г.