particulari444), в то время как им надлежит думать об общем благе и авторитете общества. «Равенством» же следует называть положение дел, при котором все в равной мере стремятся к общему благу. Разложение – это появление клик и чрезвычайно могущественных граждан, нравственное состояние, которое оказывает одинаково разлагающее воздействие на властвующих и тех, кто от них зависит. В данном случае оно вызвано причиной исключительно морального характера – изменением римских costumi к худшему. На этом этапе нам не сообщается о каких-либо социальных условиях, которые неизбежно повлекли за собой упадок. Макиавелли в своих размышлениях об ополчении и народной политии неоднократно сравнивает гражданина с воином, который сам себя содержит. Поэтому нетрудно догадаться: означенные условия связаны с тем, что большинство лишено возможности носить оружие или отказалось от него.
В LV главе первой книги понятия испорченности и неравенства возникают вновь в контексте социального анализа условий, благоприятных или неблагоприятных для республиканского устройства. Последнее, по словам Макиавелли, совершенно невозможно при многочисленности людей, которых он называет gentiluomini. Это либо те, кто живет в роскоши, пользуясь доходами со своих земельных владений, либо, что еще опаснее, те, у кого вдобавок есть замки и подданные (sudditi). Эти «два типа людей» «заполонили» Неаполь, Рим, Романью и Ломбардию. К сожалению, из контекста не вполне ясно, имеет ли Макиавелли в виду два типа gentiluomini, военных и невоенных, или же два класса – знати, живущей в замках, и ее sudditi. Последнее толкование возможно, потому что именно власть gentiluomini над подданными делает их существование несовместимым со свободным правлением, а какой властью наделены праздные и обычно отсутствующие в городе владельцы имений из первой категории, сказать трудно. Signori di castella445 в Тоскане отсутствуют, gentiluomini встречаются крайне редко. В итоге республиканская жизнь там хотя бы возможна. Республику просто невозможно учредить, предварительно не избавившись от gentiluomini. Иначе materia будет столь испорчена, что законы не смогут ею управлять и потребуется установление власти монарха. Царство же или княжество нельзя создать там, где есть равенство, если только немногочисленные честолюбцы не получат в свое распоряжение дворцы и людей, став таким образом зависимыми от монарха446. Здесь Макиавелли мыслит почти так же, как Лодовико Аламанни, только делает акцент не на придворных, как последний, а на баронах.
Gentiluomini оказываются причиной неравенства и испорченности из‐за замков и слуг. В не испорченной коррупцией республике не должно быть иерархии, а «равенство» должно означать, что все в равной мере являются воинами. Необходимы политические условия, позволяющие вооружить всех граждан, моральные условия, в которых все стремились бы сражаться за республику, и экономические условия (которые отсутствуют у зависимых слуг), обеспечивающие воина домом и ремеслом вне военного лагеря и препятствующие его превращению в suddito, creato или наемника, который своим оружием служит некоему влиятельному лицу. Экономическая независимость воина и гражданина нужна, чтобы предотвратить разложение. Если эти условия не соблюдаются, город, который не стремится к завоеваниям и готов избегать контактов с внешним миром, все же может уменьшить размер армии и ограничить круг граждан и тем самым избежать коррупции; несмотря на презрение, с которым Макиавелли описывает венецианскую политическую жизнь, он ни разу не утверждает определенно, что Венецию развратило использование наемников. Однако город, сначала выбравший народную форму правления, агрессивную virtù и вооружение народа, а затем позволивший своим гражданам-солдатам стать подданными и слугами немногих влиятельных людей, будет действительно безнадежно испорчен. Макиавелли приводит две основные причины гибели Римской республики447. Первая448 – возрождение Гракхами закона, ограничивающего право владеть землей, и распределение завоеванных земель среди народа, что послужило причиной такой ненависти между знатью и народом, что каждая фракция обращалась к своим военачальникам и их армиям. Вторая449 – продление срока нахождения военачальников на своих командных постах, из‐за чего у солдат возникал соблазн забыть о государственных интересах и стать сторонниками политического деятеля, под командованием которого они состояли. Примечательно, что ни одна из этих причин не дает удовлетворительного объяснения испорченности римского гражданина-солдата. Любопытно (как отметил Джеймс Харрингтон), что Макиавелли так окончательно и не объединил эти два объяснения. Он писал, что распределение земель оказалось в руках военных политиков, из‐за чего войска стали служить своим генералам и выступать в их поддержку, ибо только генералы могли вознаградить их. Это продолжалось до тех пор, пока наиболее успешному из императоров не удалось установить власть над Римом с помощью своей теперь уже наемной армии. Впрочем, это утверждение стало тривиальным для гражданских гуманистов XVII и XVIII столетий, идеи которых в этом и других отношениях строились на предпосылках, изложенных у Макиавелли: для Харрингтона, Монтескьё, Джефферсона и Гиббона.
Таким образом, рождается социология свободы, во многом основанная на представлении о роли оружия в обществе и vivere civile. На отрицательном полюсе концепция коррупции постепенно заменяет концепцию хаотической случайности, относящейся к fortuna – это следствие политизации добродетели, которая сделала упадок последней объяснимым с политической точки зрения. С одной стороны, разложение по-прежнему необратимый, однонаправленный процесс, отражающий переменчивость и хаос подлунного мира. Равновесие между личностью и политикой либо держится, либо разрушается, третьего не дано. С другой стороны, понятия самостоятельности и зависимости, сопряженные с представлением об армии, теперь предполагают объективное и почти материалистическое – в противовес субъективно-этическому – объяснение того, как может происходить этот процесс порчи. Люди утрачивают virtù, потому что утратили независимость, которая не заключается всецело в их virtù. Римскую республику уничтожила не таинственная сила volubil creatura450, а поддающиеся описанию факторы, действие которых не было своевременно остановлено.
Впрочем, хотя второстепенные причины стремятся занять место fortuna, на более глубинном уровне оппозиция virtù и fortuna все еще остается в силе, и это неотъемлемый элемент изложенной в «Рассуждениях» теории демократии. Утверждая, что фундаментом народной республики является virtù вооруженных граждан, Макиавелли интерпретирует проблему участия народа в политической жизни уже не как вопрос достаточных знаний, а как вопрос воли. Если следовать общепринятой логике аристотелевской теории, многие обладали знанием, основанным на опыте, благодаря чему были способны выбирать предводителей и судить о политических стратегиях, что мало отличалось от того, что предполагали привычка, обычай и традиция. Как бы он ни хвалил это знание451, Макиавелли оно казалось слишком неповоротливым и зависимым от аристократии, чтобы годиться для мира внезапных опасностей и трудностей, угрожающих самому существованию городов-государств. Поэтому Макиавелли предлагает взамен вооруженное народное правление, senatus populusque452, которое могло противостоять врагам и в то же время дисциплинированно и динамично менять и улучшать внутренние отношения. Сила Рима заключалась в том, что он мог мобилизовать максимум virtù для военных и гражданских целей и поступал так веками. Но в конечном счете все зависело от virtù как качества отдельной личности, преданности respublica, основанной на политической, моральной и экономической самостоятельности. Если бы у любого носящего оружие гражданина были все эти условия и, кроме того, buona educazione, он проявил бы свойственную римлянам virtù, хотя и не смог бы подняться выше нее. Республики способны мобилизовать больше virtù, чем монархии. А за счет того, что ими управляло сразу множество людей, они отличались большей гибкостью и легче приспосабливались к превратностям fortuna, чем этого можно было бы ожидать от отдельной личности единовластного правителя453. Когда же изменившиеся обстоятельства (возможно, коррупция) требовали изменений в их структуре, для которых нужно было бы прийти через дискуссию к общему согласию, то они становились медлительны454. Тем не менее успех зависел от virtù, а virtù – от самостоятельности людей, призванных действовать во имя общего блага. Поступать таким образом они могли лишь в республиках, и каждая республика была ограниченной в своем размере – лишь определенное число людей можно было приучить проявлять virtù и собирать вместе. Как бы она ни понималась, virtù каждого человека зависела от virtù остальных, и когда начинался упадок добродетели, остановить этот процесс было уже невозможно. И она проявлялась равно и в армии, и в гражданском обществе, и во внешнем мире войны с другими государствами, и в гражданском мире справедливости. Как только было установлено, что governo largo, перед которым стояла цель распространения