virtù, восторжествовать над случайностями и придать им такое направление, какого не мог предвидеть никакой разумный наблюдатель. Именно такая вера придавала сил флорентийцам, более семи месяцев одновременно противостоявшим войскам папы и императора. Именно такую веру внушают пророчества Савонаролы627. Кроме того, Гвиччардини отмечает, что такая вера – безумие, заставляющее человека всецело полагаться на fortuna628.
Впрочем, Гвиччардини расходится с Макиавелли в том, что касается осмысления воинской virtù и самих войск как источника virtù. Эта проблема более тесно связана с важнейшими вопросами западной политической мысли, чем всегда принято было считать. Гвиччардини, как и Макиавелли, хорошо сознавал присутствие в политике внеморального элемента, но он употреблял слово virtù лишь для совокупного обозначения ценностей гражданского гуманизма. Макиавелли не менее, чем Гвиччардини, понимал, каковы эти ценности. Однако он полагал, что они соотносятся со способностью народа контролировать окружающие его территории силой оружия, которую называл его virtù. Гвиччардини – возможно, больший реалист в оценке военной силы Флоренции – сумел, избрав Венецию как типичный пример città disarmata, построить модель общества, в чистом виде воплощавшую эти ценности. Вторая книга «Диалога» представляет собой изложение гражданского идеала, каким его никогда не пытался изобразить Макиавелли. Для гражданского гуманизма Венеция олицетворяла особую парадигму. В дополнение к той перспективе, в которой образ Венеции воплощал миф Полибия о стабильности, она позволяла переводить классические политические ценности в реальные или почти реальные политические построения и институты. В работах Донато Джаннотти, как и в трудах самого Гвиччардини, эти парадигмы представлены как теоретические инструменты. В произведениях Гаспаро Контарини мы видим символическое развитие мифа.
Глава IXДжаннотти и КонтариниВенеция как понятие и как миф
Тем, кто читает по-английски, Донато Джаннотти (1492–1573), если они вообще слышали это имя, известен как «самый превосходный описатель Венецианской республики» (слова Харрингтона, 1656 год629) и в общих чертах – как интеллектуальный наследник идей Макиавелли и последний крупный мыслитель флорентийской республиканской традиции. На английском языке пока не появилось подробного анализа его идей630. В настоящей работе мы провели достаточно тщательное исследование, стремясь выявить неувязку в сложившихся представлениях о нем: на первый взгляд, странно, как человек может одновременно восхищаться Венецией и Макиавелли. И если мы заглянем глубже, эта странность усугубляется, ибо Джаннотти, как выясняется, использовал свое доскональное знание венецианских порядков для построения модели флорентийского правления, которая одновременно была отчетливо народной и основанной на гражданской милиции. Обе эти идеи очень далеки от аристократического città disarmata, о котором писали Макиавелли и Гвиччардини. Дело в том, что его картина Венеции, как уже отмечалось, является скорее инструментом, чем идеалом; Джаннотти не говорит о serenissima republica как образце для подражания, но воспринимает ее как источник концептуальных и конституционных механизмов, которые можно приспособить для использования в трудных условиях флорентийской политики popolare. В этом ему помогает то обстоятельство, что смешанной модели правления по Аристотелю и Полибию, олицетворяемой Венецией, можно придать аристократический или демократический уклон, не теряя ее сущности. Джаннотти особо оговаривает, сколь многим он обязан Аристотелю и Полибию, равно как и Макиавелли. На наш взгляд, его можно назвать оригинальным теоретиком смешанной системы правления, даже если он не оказал прямого влияния на эту концепцию. Джаннотти первый, у кого мы обнаружим некоторые общие утверждения, к которым эта ветвь республиканской мысли впоследствии многократно обращалась. В то же время мы можем видеть в нем продолжателя тенденции, в русле которой идеи Макиавелли вновь вернулись в систему аристотелевской республиканской теории, а их резкая, поражающая новизна сгладилась и смягчилась. Ни об innovazione, ни о virtù, ни даже о milizia Джаннотти не высказывает таких спорных или таких ярких идей, как его старший современник. Но чем меньше мы доверяем известному мифу о «коварном Макиавелли», тем труднее становится понять, как подлинные намерения Макиавелли повлияли на европейскую традицию. Так или иначе, в ходе дальнейшего развития европейской республиканской теории его образ приобретал все более традиционный и моральный оттенок.
Как показывает привычка Джаннотти ссылаться на своих учителей, его стиль мышления отличается большим формальным академизмом по сравнению с Макиавелли или Гвиччардини. Его политические убеждения подлинны, но его идеи не рождены, как у них, мучительным опытом гражданской жизни. В молодости Джаннотти часто посещал собрания в Садах Оричеллари и дружески общался с Макиавелли, когда последний писал свою историю Флоренции. В 1520–1525 годах он преподавал в Пизанском университете (интонация его более поздних работ наводит на мысль, что на протяжении какого-то времени он читал политическую теорию). В 1525–1527 годах Джаннотти долго прожил в Падуе и Венеции, где написал большую часть своей «Книги о Венецианской республике» (Libro della Repubblica de’ Vineziani), работы, благодаря которой он в первую очередь и остался в памяти последующих поколений631. После свержения Медичи Джаннотти вернулся во Флоренцию – отъезд из которой он до тех пор, по-видимому, расценивал как изгнание – и в период осады 1528–1530 годов находился на посту секретаря Совета десяти, который когда-то занимал Макиавелли, и, подобно ему, участвовал в организации гражданской милиции. В 1530 году он был выслан из города и долгое время прожил на чужбине. Вторая его крупная работа, «О Флорентийской республике» (Delia Repubblica Fiorentina), представляет собой рассказ изгнанника о народной флорентийской республике, которой так и не суждено было появиться. Это произведение увидело свет лишь в 1721 году, и хотя его труд о Венеции был издан в 1540 году и пользовался широкой известностью, мы не изучаем плоды влияния Джаннотти на умы его современников. В отличие от Макиавелли и Гвиччардини, он не был гением, но его тексты – тексты очень умного человека. Они показывают, что можно сделать с теориями Аристотеля, гуманизма, венецианской системы и Макиавелли в значимых и характерных обстоятельствах. Кроме того, в них можно найти некоторые новые мысли относительно политики и времени.
Феликс Гилберт собрал свидетельства, указывающие на связь между созданием работы Джаннотти о Венеции и падением Медичи в мае 1527 года, – которого он и его друзья с нетерпением ждали, когда он еще работал над черновым вариантом текста632. Несмотря на это, вероятно, будет уместно рассматривать его «Венецианскую республику» как исследование, которое автор намеревался представить своим современникам. С 1494 года о венецианской модели беспрестанно велись разговоры, о механизмах ее работы существовало множество разрозненных сведений. Однако единственный труд, посвященный структуре венецианского правления и написанный Марком Антонием Сабелликом, был, по мнению Джаннотти, столь же бессистемным, сколь и некритичным. Режиму Медичи суждено пасть, оптиматы, симпатизирующие народу, среди которых находился и сам Джаннотти, должны возобновить борьбу и установить правление, где их власть сочеталась бы со свободой, и здесь ориентиром служила Венеция. Джаннотти решил изложить факты. Он задумал трехчастное сочинение633, в первой книге которого была бы обрисована общая структура правления (l’amministrazione universale), во второй рассказывалось бы в деталях (particolarmente) о различных магистратурах, а в третьей – о la forma e composizione di essa Repubblica634: фраза, предполагающая теоретический анализ. Джаннотти успел завершить лишь первую часть, когда во Флоренции разразилась революция и он вернулся в город, где ему предстояло служить при умеренном режиме Никколо Каппони и при намного более радикальном правительстве периода осады. Так он почувствовал (возможно) большую приверженность народному правлению, чем предполагал в 1526–1527 годах. Затем он отправился в изгнание. Гораздо позднее, в 1538 году, Джаннотти начал готовить (но не редактировать) свою неоконченную книгу для печати635. Возможно, к тому времени он завершил работу над рукописью очерка о народном правлении во Флоренции. Если это так, было бы любопытно узнать, почему он не опубликовал последнюю, но мы должны были бы понимать, отчего он не закончил первую. Его теоретическое сочинение было уже написано, но посвящено другой теме.
Учитывая сказанное, нам не следует ожидать от, по сути, неоконченной «Венецианской республики» пространных теоретических построений. Все, чем мы располагаем, – это первая часть, и она страдает почти теми же недостатками, какие приписывались Сабеллику. Работе последнего не хватало анализа la forma, la composizione, il temperamento di questa Repubblica636 – именно тех тем, которые сам Джаннотти приберегал для так и не написанной им третьей части. Даже когда он говорит, что в первой части рассмотрит универсальные проблемы, а к частностям вернется позже, потому что универсальное понять легче, э