достаточной гарантией, или Большой совет также до некоторой степени должен был вмешиваться в осуществление трех других полномочий, составляющих nervo della repubblica.
Впрочем, когда Джаннотти писал о Венеции, ему не требовалось размышлять над подобными вопросами. Ограниченная численность венецианского гражданского коллектива препятствовала делению его на ottimati и popolo. Он мог закрыть глаза на последствия того обстоятельства, что Совет не обладал никакими полномочиями, помимо избирательных, по крайней мере такими, на которых стоило бы задерживать внимание читателей. Наоборот, в контексте Флоренции это навело бы на мысль о явном элитизме. Отмечая, что проекты новых законов выносятся на обсуждение в Совет приглашенных, он вскользь упоминает, что в утверждении некоторых законов участвует и Большой совет, если в ведомстве, от которого исходит предложение, полагают, что необходима гарантируемая таким образом maggior riputazione660,661. Сосредоточившись исключительно на избирательной системе венецианского Совета, он подробно останавливается662 на основной составляющей «мифа о Венеции», о которой мы пока успели сказать немного: сложном и завораживающем процессе выдвижения кандидатов, голосования и жеребьевки, который так любили наблюдать и описывать те, кто приезжал в республику. Считалось, что посредством различных материальных приспособлений – скамей, на которых люди рассаживались в произвольном порядке, но с которых вставали в определенной последовательности, дабы проголосовать; ящиков, из которых наугад вынимались имена и числа, но в которые можно было тайно опустить бюллетень «за» или «против», – венецианцы, скажем так, механизировали virtù. Точнее, они соединили элементы случайности и выбора так, чтобы каждый избиратель ясно сознавал возможные альтернативы и был свободен от какого бы то ни было давления и соблазна, которые могли бы побудить его проголосовать кому-либо в угоду, а не осуществить разумный выбор наиболее достойного кандидата. Если считать – а это вполне возможно, – что virtù заключается в принятии решений, направленных к общему благу, и если считать sala del consiglio grande663 физическим приспособлением огромных масштабов для устранения сторонних влияний и обеспечения – почти в принудительном порядке – рациональности выбора ради общего блага, такое выражение, как «механизация virtù», даже будучи анахронизмом, представляется применимым к венецианскому правлению. Убежденность, что венецианцы смогли этого добиться, была не менее существенным компонентом mito di Venezia, чем образ совершенного равновесия в духе Полибия.
Описание Джаннотти процедур голосования в Венеции было первым рассказом об этом предмете, написанным и изданным флорентийцем и для флорентийцев. Однако в общих чертах они, разумеется, были давно известны во Флоренции664. Как мы помним, Гвиччардини не верил в их эффективность. Тайное голосование не могло устранить личных интересов и связей избирателей, и было бы лучше, если бы они открыто заявили о своем выборе, дабы сограждане могли наблюдать за их действиями и реагировать на них. Механистичность тайного голосования являлась, на его взгляд, одновременно слишком олигархической и недостаточно элитистской. Критика Гвиччардини содержит в себе очень важную мысль, что решения и virtù в конечном счете возникают только внутри сети человеческих отношений. Существенна не столько рациональность моего выбора на благо общества, сколько моя забота об этом благе, о которой я сообщаю другим в акте выбора. Восхищавшийся венецианской системой Джеймс Харрингтон должен был признать сильным следующий критический аргумент против этой практики: привычные и ритуализованные процессы не учили людей узнавать друг друга665. При тайном голосовании каждый выбирает между вариантами, которые кто-то за него определил. Даже если можно сделать его выбор безупречно рациональным, он лишен возможности обосновать его перед своими согражданами. Если бы венецианский Совет ничего не делал, а только выбирал магистратов и должностных лиц, он являл бы собой радикальное воплощение принципа, согласно которому многие не выполняли никаких функций, кроме обеспечения равенства и беспристрастности в выборе правящей элиты. Джаннотти не касается этих проблем, но из написанного им позже можно сделать вывод, что венецианский порядок укрепил в его сознании представление о политической деятельности, состоявшей исключительно в молчаливом и рациональном выборе между опциями, отобранными и предоставленными кем-то другим. Дабы в полной мере понять политическую теорию Джаннотти, следует обратиться к работам, где он, рассматривая проблему создания народного правления во Флоренции, опирался на венецианскую и другие идеи.
В нашем распоряжении есть два коротких трактата, сочиненных Джаннотти в период последней Флорентийской республики и осады Флоренции (1527–1530). Первый из них – образец уже знакомого нам жанра, рассуждение о преобразовании правления, которое, как явствует из приложенного к нему и написанного позднее письма, Джаннотти создал по просьбе гонфалоньера Никколо Каппони незадолго до того, как тот лишился власти и его сменила более радикальная правящая группа. Предположим, что текст «Письма к Каппони»666 подлинный и оно не переписывалось в свете последующих событий. В этом случае взгляды Джаннотти на тот момент (допустим, конец 1528 года) носили столь явно аристократический характер, что их трудно отличить от тех, что выражены в «Диалоге» Гвиччардини. Феликс Гилберт назвал их типичными для либеральных ottimati, стремившихся сохранить власть элиты внутри системы народного правления. Джаннотти начинает с утверждения, что натуры граждан любой республики различны, и дабы поддержать существование республики, следует удовлетворить всеобщие ожидания (аристотелевская максима). Есть те, кто желает лишь свободы, и это многие; есть те, кто ищет почета (onore), являющегося наградой за большую рассудительность (prudenza), и таких меньше; наконец, есть такие, кто стремится занять самое высокое положение, которое единовременно может занимать лишь один человек. Эта вариация на тему традиционного разграничения между одним, немногими и многими была своего рода флорентийским клише. Оно уже встречалось у Гвиччардини, Макиавелли и Лодовико Аламанни, но те, кто изучал устройство Венеции, не считали необходимым прибегать к этой формуле. Состав граждан там столь однороден, что можно считать его членов равными. Однако, говоря о Флоренции с ее резкими разграничениями, где элита и те, кто к ней не принадлежал, противостояли друг другу (как принято было считать) внутри гражданского коллектива, намного важнее классифицировать различные типы граждан и представить смешанное правление как сочетание одного, немногих и многих, к которому неизбежно приводило использование данных категорий. Хотя Джаннотти не пишет о Венеции в терминах governo misto667, город начинает представать в таком свете, как только принципы и методы его устройства проецируются на Флоренцию.
Большой совет был восстановлен сразу же после падения Медичи в 1527 году, и Гилберт рассматривает discorso Джаннотти как одну из попыток урезать его полномочия в пользу аристократического cerchio668,669. Несомненно, так оно и есть, но следует отметить, что критика Джаннотти существующей системы направлена на ее чрезмерную узость и ограниченность. Гонфалоньер обладает слишком сильным влиянием на Синьорию. Совет десяти (секретарем которого он был) наделен слишком большим авторитетом в вопросах мира и войны и так плохо организован, что решения часто принимают один-два человека. Все это strettissimo и violento670. Как и Гвиччардини в «Диалоге», Джаннотти утверждал, что власть аристократии возможна лишь при условии равенства между нобилями, а его можно достичь лишь благодаря режиму libertà, который обеспечивается Большим советом. Его трехчастная классификация граждан требовала четырехуровневой иерархии правления, в точности совпадающей с моделью, которую он наблюдал в Венеции. Стремящиеся к свободе многие должны быть представлены (такая формулировка употреблена в итальянском оригинале) Большим советом, ищущие onore немногие – пожизненно избираемым сенатом. Роль одного отводилась, разумеется, гонфалоньеру a vita671. Впрочем, к стяжанию высшей славы, которой официально мог быть облечен только один, всегда стремилось большее число людей. Поэтому гонфалоньеру должен был помогать совет procuratori672 – по аналогии с венецианским collegio, – состоящий из наиболее опытных чиновников, которые разделяли его первенство и надеялись законным образом занять его место, если оно вдруг освободится. Избранию членов сената, procuratori и гонфалоньера предстояло стать пожизненным. Несмотря на это, сущность libertà сохранялась за счет того, что все выборные процедуры оставались в руках Большого совета. Таким образом, предполагалась открытая конкуренция за принадлежность к элите, при которой люди были бы обязаны своим превосходством общественному признанию, а не личным симпатиям. Без сомнения, Джаннотти полагал, что за счет смертности вакантные места будут появляться достаточно часто, чтобы удовлетворить притязания молодых.