Надеюсь, они не станут препятствием для нашей дружбы.
Вернувшись на следующее утро в город, где мне предстояло провести целую неделю в жарком и душном служебном кабинете, я еще подумал, что Реймонд весьма удачно избежал скандала. Слава Богу, дело не зашло слишком далеко. Можете представить мое удивление, когда в пятницу раздался телефонный звонок Элизабет.
По ее сбивчивым словам, все было ужасно. Проклятое дело с Дейнхаузом зашло слишком далеко. Она очень рассчитывала на то, что я приеду на выходные Об отказе не могло быть и речи. Она придумала, как примирить враждующие стороны, а я был необходим для поддержки. В конце концов Хью доверял мне, как никому другому, и она на меня так надеется.
– Надеешься? На что? – переспросил я, не испытывая особого восторга от ее замысла. – Послушай, Элизабет, – тщетно пытался я отказаться, ну какой я, к черту, советчик. Хью и не подумает меня послушать, если дело касается его собственных проблем.
– Ну, если тебе так неприятен этот разговор...
– Да я не о том! – взорвался я. – Мне просто не хочется соваться в это дело. Хью в состоянии решить все сам.
– Это меня и пугает.
– Что ты имеешь в виду?
– Это не телефонный разговор, – в ее голосе появились жалобные нотки, – я расскажу тебе подробности завтра. Если в твоем сердце сохранилась хоть капля любви к несчастной сестре, я жду тебя с утренним поездом. Поверь, это очень серьезно.
Я приехал утром в отвратительном настроении. Мое сверхактивное воображение уже нарисовало ужасную картину катастрофы, хотя никаких оснований для этого в общем-то не было, и к той минуте, когда я поднимался по широкой лестнице замка, я был готов к чему угодно.
Внешне, однако, все выглядело безоблачным. Хью встретил меня очень тепло и сердечно, обрадовалась мне и Элизабет. Мы прекрасно пообедали, за столом продолжался непринужденный разговор. Тема Реймонда и Дейнхауза ни разу не всплывала. Я тоже не стал говорить о звонке Элизабет, но при мысли о нем меня охватило понятное раздражение. Можно представить, в каком состоянии я был, когда мы с Элизабет наконец остались наедине.
– Изволь объяснить, что все это значит? Бог знает чего только я не передумал, пока ехал сюда, и что я вижу. Давай рассказывай.
– Сейчас, – сказала она невесело, – пошли.
Она повела меня по тропинке парка за конюшни. У дороги, начинавшейся на опушке леса, она неожиданно спросила:
– Ты ничего не заметил, когда подъезжал к дому?
– Нет.
– Я так и подумала. Поворот к замку слишком далеко отсюда. Сейчас ты все увидишь сам.
Я действительно все увидел сам. Ровно посередине дороги был поставлен стул. На нем сидел крепкого сложения молодец, небрежно перелистывавший журнал. Я без труда узнал это – его был один из надежнейших слуг Лозьеров. По лицу его было видно, что сидит он здесь уже давно и готов просидеть ровно столько, сколько потребуется. Я сразу догадался, для чего его здесь усадили, однако Элизабет посчитала необходимым растолковать все это самым тщательным образом. Когда мы подошли к сидящему, он поднялся навстречу и широко улыбнулся.
– Уильям, – обратилась к нему сестра, – будь любезен, расскажи моему брату, что за приказ ты получил от мистера Лозьера?
– С удовольствием, – весело ответил тот. – Мистер Лозьер приказал, чтобы здесь все время сидел кто-нибудь из наших. Мы не должны пропускать грузовики со строительными материалами для Дейнхауза. Мы должны говорить водителям, что это частная дорога и они нарушают право владения. Если кто-то из них попытается прорваться силой, нам надлежит вызвать полицию. Вот и все.
– А вы уже имели дело с грузовиками? – спросила Элизабет. Вопрос был рассчитан на меня, потому что он взглянул на нее с удивлением.
– Вы же в курсе, миссис. Пара грузовиков была в первый день. Без всяких скандалов, – пояснил он дм меня, – никто из водителей не стал рисковать. Вторжение в частное владение – это вам не шутка.
Мы отошли от дороги. Я схватился за голову:
– Невероятно! Разве Хью не понимает, что эта затея не пройдет ему даром. Это ведь единственная дорога в Дейнхауз, и потом, она так давно находится в общем пользовании, что ни о каком частном владении и речи быть не может!
– То же самое Реймонд говорил Хью несколько дней назад, – кивнула сестра. – Он примчался сюда в ярости. Они долго спорили. Когда же Реймонд закричал, что заставит Хью отвечать за свои действия в суде, муж ответил, что будет просто счастлив провести всю оставшуюся часть жизни в процессах по этому делу. Но это были еще цветочки. Напоследок Реймонд предупредил Хью, что сила влечет за собой только силу. С этого момента я жду, что между ними вот-вот разразится война. Разве ты не понимаешь, что посадив своих людей посреди дороги, Хью его провоцирует? Это меня очень пугает...
Я все прекрасно понимал. И чем больше я обдумывал сложившуюся ситуацию, тем страшнее она мне представлялась.
– Но у меня есть план, – нетерпеливо продолжала Элизабет, – потому я и хотела, чтобы ты приехал. Сегодня вечером у нас будет званый ужин.
Своего рода мирная конференция. Приглашены ты, доктор Уэйнант, Хью вас обоих очень любит, и, – здесь она сделала паузу, – мистер Реймонд.
– Не может быть! – воскликнул я. – Неужели он придет?
– Я была у него вчера. Мы долго разговаривали. Я объяснила ему свой замысел. Мол, соседи должны собраться за столом и прийти наконец к пониманию. Братская любовь и все такое. Должно быть, в его глазах я выглядела вдохновенной дурочкой, но, как бы то ни было, он ответил согласием.
Дурное предчувствие охватило меня:
– А Хью знает об этом?
– Об ужине? Конечно.
– Нет, о том, что придет Реймонд.
– Не знает. – Ей явно не понравился мой мрачный взгляд, и она с вызовом бросила:
– Как ты не понимаешь? Нужно было сделать хоть что-нибудь, и я пошла на этот шаг. Неужели лучше сидеть и ждать неизвестно чего?
Пока мы не расселись за столом, мысль о том, что сестра не так уж и не права, не раз приходила мне в голову. Однако ее мужа приход Реймонда явно вывел из равновесия. Ему удалось скрыть свои подлинные чувства, но взгляд, брошенный в сторону Элизабет, был более чем красноречив. При этом он элегантно познакомил Реймонда и доктора, поддерживал разговор за столом и вообще очень неплохо справлялся с ролью хозяина.
По иронии судьбы, именно присутствие доктора, превратив поначалу эту встречу в победу Элизабет, все испортило и привело ее к трагическому финалу. Известный хирург с весьма благообразной внешностью, Уэйнант, как школьник, обрадовался знакомству с Реймондом.
Не прошло и часа, но уже можно было подумать, что перед вами закадычные друзья.
Но как только Хью почувствовал за ужином, что все внимание сосредоточилось на фокуснике, а не на нем самом, маска доброго хозяина начала потихоньку исчезать. В этом-то и был фатальный изъян плана Элизабет. Есть, конечно, люди, которым нравится принимать у себя знаменитостей и греться в лучах их славы. Хью был не из этой породы.
Кроме того, он считал доктора одним из ближайших друзей, а мне уже не раз приходилось убеждаться, что уверенные в себе люди крайне ревниво относятся к симпатиям своих близких. А если к тому же на давнюю дружбу посягает еще и кровный враг! Представив себя на месте Хью поглядывая на вовсю разошедшегося за столом Реймонда, я готовился к самому страшному.
Наконец Хью представилась возможность вмешаться. Реймонд увлеченно рассказывал о своих инструментах, использовавшихся для эффектных трюков освобождением. Сосчитать все, что имелось в его арсенале, было просто немыслимо. В дело могло пойти что угодно – проволока, кусочек металлической стружки, даже клочок бумаги. Он использовал их, примеряясь к конкретной ситуации.
– Но из всего этого множества, – при этих словах он неожиданно посерьезнел, – есть только одно, чему я могу вверить свою жизнь.
Представьте себе, оно даже не имеет материального воплощения, а для многих людей его просто не существует. Но именно его я использовал наиболее часто и никогда не проигрывал.
Доктор весь подался вперед, глаза его заблестели восторга:
– Что же это?
– Знание людей, друг мой. Или, другими словами, знание человеческой природы. Для меня это такой же необходимый инструмент, как для вас скальпель.
– Неужели? – спросил Хью, слова прозвучали неожиданно резко, и все повернулись к нему. – Послушать вас, так вы не фокусами занимались, а заведовали кафедрой психологии.
– Возможно, – ответил Реймонд, внимательно посмотрев на собеседника. – Особых секретов здесь нет. Моя профессия, мое искусство – а я считаю мое ремесло искусством – заключается в том, чтобы отвлечь зрителя, направить его внимание в другую сторону. При этом я только один из многих практиков.
– Так уж и многих. Что-то я не часто встречал людей вашей профессии, – заметил доктор.
– Обратите внимание, – возразил Реймонд, – я говорю исключительно об искусстве управлять вниманием. Мастер побегов, обладатель ловких рук – это только самые экзотичные виды этой профессии. А как насчет тех, кто занят политикой, рекламой или торговлей?
Он повторил свой излюбленный жест и подмигнул окружающим:
– Боюсь, все они превратили мое искусство в собственную профессию.
Доктор улыбнулся:
– Поскольку вы не включили в этот перечень профессию врача, я, пожалуй, соглашусь с вами. Но хотелось бы знать поточнее, как помогает в вашей профессии знание человеческой психологии.
– Все очень просто. Каждого человека следует тщательно оценить.
Затем, если в нем есть какие-то слабости, можно легко навести его на ложный след – вы внушите ему все, что хотите, без особого труда. Как только он клюнул, остальное – пустяки. Жертва увидит лишь то, что волшебник захочет ей показать. Она проголосует за политика, купит разрекламированный товар. Это неизбежно.
– Неужели? – вмешался Хью. – А если перед вами окажутся люди, у которых хватит ума не клюнуть на предложенную вами приманку? Удадутся вам тогда ваши фокусы? Или ваше искусство лучше сравнить с продажей стекляшек дикарям?