— Мистер? — прозвучал неуверенный голос.
Эрик неподвижно лежал в темноте, боясь пошевелиться.
— Мистер?
Это не Самир и не Ахмад. Сёдерквист откашлялся:
— Да.
Силуэт помахал рукой.
— Пойдемте.
Эрик встал и тут же ударился о потолок. Боль была такой силы, что он упал на колени. На глазах выступили слезы. Эрик тяжело дышал и ждал, когда вернется равновесие. Потом осторожно поднялся и, сгорбившись, пошел на свет. Мужчина в дверях был помощником Самира, высокий человек с родимым пятном. Он показал, чтобы Эрик следовал за ним. Они быстро шли по местами освещенному тоннелю. Эрик каждую секунду ожидал столкновения с Ахмадом. В конце концов они добрались до более широкого люка у входа. Мужчина кивнул на лестницу. Эрик колебался. Мужчина настаивал:
— Наверх.
У Эрика не было выбора. Он схватился за железные перекладины и начал лезть. Что будет? Ждет ли наверху Ахмад? Палестинцы? Палачи? Люк был открыт, и Эрик видел полное звезд небо, похожее на круглый мерцающий глаз в конце лестницы. Добравшись до последней ступени и выглянув наружу, Эрик увидел чуть поодаль костер. Легкий ветер приносил аромат горящих дров. В люке появилось лицо с пятном. Наружу мужчина вылезать не стал, а просто показал на костер.
— Туда.
Эрик повернулся к свету от пламени. Только сейчас он заметил, что там кто-то сидит — сгорбившаяся фигура у огня. Подойдя ближе, он узнал мужчину. Разрушенная стена защищала огонь от ветра. Самир не взглянул на Эрика, когда тот подошел. Он пустым взглядом смотрел на пламя. Эрик стоял неподвижно меньше чем в метре от сидящего мужчины. В растерянности. Самир заговорил едва слышно:
— Шалом.
Еврейское приветствие было неожиданностью. Но в голосе не звучала ирония, скорее покорность. Эрик ответил осторожно, с опаской:
— Шалом.
От потрескивающего костра поднимался едкий белый дым, рисовавший похожие на привидения силуэты в ясной ночи.
— Садись рядом.
Эрик сел, зарыв ладони в теплый песок.
— Мне очень жаль. Если бы ты только знал, что…
Самир перебил его:
— Я никогда не был в Скандинавии, поэтому я очень мало знаю о вашем мире. Но я много лет прожил во Франции.
Эрик молчал, и Самир продолжал:
— Как и Ливан, эта страна — часть меня. И я читаю по-французски. Почти одну только французскую литературу. Ни в какой другой стране нет такой богатой литературы. Такого количества писателей. Красивые истории, которые приходят мне на ум во всех жизненных ситуациях. Как сейчас, когда я смотрю на все эти звезды. Книга Леклезио.[106] «Блуждающая звезда».
— О чем она?
— О молодой еврейке Эстер, которая бежит от нацизма на юг Франции. Бегство приводит ее в Иерусалим. Когда провозглашают Государство Израиль, палестинке Наим приходится бежать в лагерь с ужасными условиями. Одна девушка идет к цели своей мечты, другая — к бесконечному кошмару. Чувство неприкаянности и уязвимости. Мне оно знакомо. Это не самая лучшая его книга, но истории двух женщин, где спасение одной становится гибелью другой, местами очень красивы.
Эрик вспомнил группу людей, которые обреченно ждали у огромных ворот Эреца. Подумал о маленьком мальчике с конфетами. Самир протянул руку к горизонту.
— В книге Леклезио очень красиво пишет об Иерусалиме. Он пишет, что это город, где не может быть войны. Там те, кто скитался без родины, могут обрести покой.
Эрик не сдержался:
— Но вы пытались взорвать там бомбы. Убить невинных.
— Я был против. Я видел достаточно смертей. Но Ахмад был непреклонен.
Он посмотрел Эрику в глаза.
— Он очень опасен. Фундаменталист.
Эрик вздохнул.
— Религия — это проклятие.
— Вы говорите как атеист.
— Я и есть атеист.
Самир долго ничего не отвечал. Когда он наконец заговорил, то голос его звучал тише, как будто Самир боялся, что его услышат.
— Как вы можете жить без якоря? Без киля? Как вы можете отвергать собственное существование?
— Я этого не делаю.
— Но вы ни во что не верите?
— Я верю в науку. Если вы спрашиваете о высшей силе, пусть это будет наука.
Самир покачал головой.
— Здесь нет противоречия.
— Нет? Церковь всегда осуждала науку.
— В христианстве. Но в исламе наука всегда играла важную роль. Коран призывает нас искать понимание знаков Аллаха в мире. Считается, что естественные науки способствуют познанию Аллаха.
— Я уважаю твою веру. Любую веру. Я просто не смог найти в этом себя.
— Ты там есть. Поверь мне. В мире живет полтора миллиарда мусульман. И существует столько же толкований ислама. У всех свой путь.
— И у сумасшедших вроде Ахмада Вайзи?
— Везде есть свои крайности. Фундаментализм не является частью ислама, он явление общечеловеческое. Нам нужна религия как раз для того, чтобы противостоять этим силам. Почитай Коран. Откройся для чего-то духовного. Или почитай Библию, Тору, что тебе ближе сейчас. Но не живи без киля.
Эрик цедил песок сквозь пальцы.
— Я сожалею, что вводил тебя в заблуждение и врал тебе.
Огонь потрескивал, и в небо, словно дикие огненные мухи, взлетали маленькие горящие опилки. Самир задумчиво кивнул.
— Я хотел встретиться с тобой сегодня ночью, потому что много думал о твоем коде.
— О коде?
— Можно рассматривать наш первый разговор как симфонию. Мы следовали правилам сонаты. Разыгрывали вариации основной темы: вирус «Мона» и коды программы. Мы могли закончить в том месте, в гармонии, но тут ты ввел коду… Совершенно новую мелодию.
Эрик непонимающе покачал головой. Самир поднял руку.
— Я всегда любил коду в классической музыке. Когда в конце соната меняет форму, мелодия изменяется. Прежде чем поставить точку, композитор дает нам возможность мельком заглянуть в другой мир.
— Я все равно не понимаю. Что было моей кодой?
— Прямо перед появлением Ахмада ты сказал, что хочешь рассказать мне что-то, во что я никогда не поверю. Что-то о твоей жене. Это была твоя кода.
Вокруг них шумел ветер. Эрик смотрел на огонь.
— И теперь ты хочешь услышать оставшуюся часть?
Самир кивнул и опустил голову. Он ждал правду.
— Начну с того, что я никакой не шпион «Моссада» и не тайный агент. Я действительно айти-профессор из университета в Стокгольме.
Реакции не последовало.
— Ты знаком с «Майнд серф», поэтому не буду объяснять суть моего исследования. Несколько недель назад мне наконец удалось запустить систему. Впечатление было неописуемым.
Самир повернул голову и посмотрел на него.
— Какое отношение это имеет к твоей еврейской жене? — В голосе Самира появились металлические нотки.
Эрик сжал в песке руки.
— Она тестировала программу.
Он столько раз прокручивал в голове монолог. Тренировал его. Мечтал о нем. О моменте, когда расскажет создателю «Моны» о Ханне. Правда, к реальности никогда нельзя полностью подготовиться.
— С помощью «Майнд серф» она зашла на сайт ЦБИ. Вирус попал в компьютер, и Ханна заболела.
— Ты думаешь, что ее заразила «Мона».
Такая прямая констатация застала Эрика врасплох. Он рассчитывал на то, что Самир отбросит столь абсурдную идею. Теперь Эрик не знал, как ему вести себя дальше. Он посмотрел вниз на руки, покрытые золотым песком.
— Так зачем ты приехал сюда? Отомстить за нее? — спросил Самир.
— Чтобы умолять тебя дать мне надежду. Выход. Врачи не могут контролировать заболевание. Я потеряю ее. Она — все, что у меня есть. Все мое самое дорогое и любимое.
Самир не двигался, безмолвно смотря перед собой. Вдруг он усмехнулся.
— Вот сидим мы тут, ты и я. Двое мужчин, встретившихся в пустыне. Мы идем по двум разным дорогам. Я уже иду в ад. Ты, по крайней мере, если не терять надежду, находишься на пути спасения жены. «Блуждающая звезда» Леклезио. Мусульманин и иудей. Но у нас у обоих нет оружия.
Самир рассмеялся. Сухим и глухим смехом.
— Единственное, что мы принесли, — наши айподы. Можем называть друг друга рыцарями айпода.
Огонь постепенно гас, и темнота подкрадывалась ближе. Эрик понял теперь, что не получит от Самира никакого чудесного лекарства. Его мечта была безнадежной и отчаянной. Он просто придумал ее, чтобы двигаться дальше. Предлог, из-за которого он находился в движении. Эрик встал на колени, чтобы дотянуться до кармана, и достал маленький помятый снимок Моны.
— Вот.
Самир взял его, и в слабом свете от костра Эрик видел, как он широко раскрыл глаза. Мужчина держал снимок обеими руками.
— Ей идет цвет. Она…
Самир заплакал. Он сжал фотографию в одной руке и посмотрел на Эрика.
— Откуда она у тебя?
— Мне ее дал «Моссад». Они допрашивали меня о тебе и дали фотографию.
Самир смотрел мимо Эрика, в темноту ночи.
— Знаешь, как Ахмад узнал, что ты предатель?
— Нет.
— От «Моссада».
— Странно. Я думал…
— Не от самого «Моссада». Они рассказали премьер-министру Бену Шавиту. А он рассказал одному из своих ближайших друзей. Одному мужчине в кнессете. Этот человек — наш. Вернее сказать, Ахмада.
— У него есть человек в израильском правительстве?
Самир слегка кивнул. Потом расправил плечи.
— Тебе пора возвращаться в свое заточение. Мохаммад ждет тебя около тоннеля.
Эрик медлил. Он чувствовал себя в некоторой степени униженным. Униженным и обманутым. Надежда испарилась, а вход в тоннель казался воротами в ад. Эрик поднялся. Самир поднял руку с маленьким снимком.
— Можно я оставлю себе фотографию дочери? Я был бы признателен.
Эрик кивнул.
— Она твоя.
Потом повернулся и пошел к тоннелю.
Без четверти три ночи «Герон 158» зафиксировал слабый сигнал, который совпал с сохраненным идентификационным кодом. В семистах двадцати двух метрах над землей беспилотный аппарат записал координаты 31°20 39.55 'N 34°18 11.13 'E/31.3443194°N. Через две минуты после контакта с аппаратом координационный центр в Ашдоде послал сообщение службам военной разведки. В три ноль восемь Даниэль Левин, капитан элитного подразделения, получил приказ и информацию о цели. Он вместе с тщательно укомплектованной оперативной группой ждал около тренировочного лагеря армии «Бахад Зиким». Лагерь находился всего в нескольких километрах от Газы. Закончив телефонный разговор, Левин сразу же пошел будить пилотов вертолетов.