– Маргейт, – задумчиво повторил торговец, когда женщина ушла.
Вынув из-под прилавка книгу в бумажном, с жирными пятнами переплёте, он начал её листать, слюнявя большой палец.
– Вот, – сказал он наконец, ткнув пальцем в карту с невероятно мелким масштабом. – Вниз по Экр-лейн.
Порывшись под прилавком, он нашёл синюю перьевую ручку и начертил маршрут на грубой серой салфетке.
– Спасибо, – сказала Кумико, – мне пора идти.
Пока она брела к Маргейт-роуд, к ней пришла мать.
Салли – в опасности, где-то в Муравейнике, и Кумико верила, что Тику удастся отыскать способ с ней связаться. Если не по телефону, то через матрицу. Может быть, Тик знает Финна, мёртвого человека из тупика…
Постоянно растущий коралловый риф метрополии в Брикстоне дал убежище совсем иной, незнакомой форме жизни. Лица, светлые и тёмные, мешанина бесчисленных национальностей и рас. Кирпичные фасады испещрены надписями, рисунками – буйство красок и символов, какие и представить себе не могли первоначальные строители или владельцы. Из открытой двери паба, мимо которого она проходила, выплёскивались бой барабанов, жар и раскаты смеха. Лавки продавали совсем незнакомую Кумико еду, тюки яркой одежды, китайские инструменты, японскую косметику…
Задержавшись у освещённой витрины с коллекцией помад и румян, где её лицо отразилось в серебристом заднике декорации, девочка почувствовала, как на неё из ночи обрушилась смерть матери. Мать так любила подобные вещи.
Безумие матери. Отец никогда не упоминал о нём. В мире отца не было места безумию. Безумие матери было европейским, импортной западнёй горестей и иллюзий… Отец убил её мать, сказала Салли на Ковент-Гарден. Но правда ли это? Он привозил врачей из Дании, Австралии и, под конец, из Тибы. Врачи выслушивали сны принцессы-балерины, чертили карты и временные графики её синапсов и брали анализы крови. Но принцесса-балерина отказывалась и от их таблеток, и от их утончённой хирургии.
– Они хотят изрезать мне мозг лазерами, – шептала она Кумико.
Она нашёптывала и другие вещи.
По ночам, говорила она, из своих кубиков в кабинете отца, Кумико, как дымок, восстают злые духи. «Эти старики… – говорила она, – они высасывают наше дыхание. Этот город пьёт моё дыхание. Здесь нет покоя. Нет настоящего сна».
Перед концом она совсем перестала спать. Шесть ночей мать молча и совершенно неподвижно сидела в своей голубой европейской комнате. На седьмой день она ушла из квартиры одна – достойный упоминания подвиг, учитывая усердие секретарей – и отыскала дорогу к холодной реке.
Но в заднике витрины ей ещё чудились линзы Салли. Кумико вытащила из рукава свитера карту корейца.
У обочины на Маргейт-роуд стояла сожжённая машина. Девочка помедлила возле неё, оглядывая молчаливые фасады на противоположной стороне улицы, и тут услышала какой-то звук за спиной. Оглянулась и увидела в свете полуоткрытой двери ближайшего дома перекошенное лицо горгульи под лавиной сальных кудрей.
– Тик!
– По правде говоря, Терренс, – сказал тот, когда исчезла искажающая лицо гримаса.
Тик жил под самой крышей. Нижние этажи пустовали, светлые прямоугольники на обоях – призраки исчезнувших картин – провожали их взглядом.
Хромота Тика, когда он взбирался перед ней вверх по лестнице, сделалась ещё более явной. На нём был серый костюм из блестящей плащёвки и табачного цвета замшевые «оксфорды» на толстой подошве.
– А я тебя ждал, – сказал он, с усилием перенося тело с одной ступеньки на другую.
– Правда?
– Я знал, что ты сбежала от Суэйна. Копировал понемногу себе в буфер его трафик, когда у меня было время, свободное от того, другого…
– Другого?
– Ты что, не знаешь?
– Прости?
– Всё дело в матрице. Там что-то происходит. Проще показать, чем пытаться объяснить. Тем более что объяснить это я всё равно не могу. Готов поспорить, три четверти всего человечества сейчас подключились к сети, смотрят шоу…
– Я не понимаю.
– Сомневаюсь, что найдётся кто-то, кто понимает. В секторе, представляющем собой Муравейник, возник новый макроформ.
– Макроформ?
– Очень большая база-конструкт.
– Я пришла предупредить Салли. Суэйн и Робин Ланье собираются сдать её тем, кто планирует украсть Анджелу Митчелл.
– Как раз об этом я бы волноваться не стал, – сказал Тик, поднимаясь на верхнюю площадку. – Салли уже увела у них из-под носа Митчелл и чуть было не прикончила их человека в Муравейнике. Теперь они в любом случае за ней охотятся. Чёрт побери, вскоре за ней станут охотиться все и каждый! Тем не менее можно попробовать это ей передать, когда она позвонит для проверки. Если она позвонит…
Тик жил в мансарде, состоящей из одной большой комнаты, причудливая форма которой заставляла предположить, что в ней убрали внутренние перегородки. Несмотря на её размеры, всю комнату заполняли вещи. На взгляд Кумико, выглядела она так, как будто кто-то разложил содержимое какой-нибудь мастерской по ремонту модулей в Акихабара на пространстве, уже в избытке заставленном – в стиле гайдзинов – предметами массивной меблировки. И тем не менее комната отличалась удивительным порядком и чистотой; даже стопки журналов были тщательно выровнены по углам низкого стеклянного столика, где они покоились рядом с девственно-чистой керамической пепельницей и скромной белой вазой со срезанными цветами.
Пока Тик наливал в электрический чайник воду из фильтрующего кувшина, она снова попыталась вызвать Колина.
– Что это? – спросил Тик, ставя кувшин на место.
– Модуль-гид «Маас-Неотек». Он разбился, и я не могу вызвать Колина…
– Колина? Это стим-устройство?
– Да.
– Давай посмотрим… – Он протянул руку.
– Мне подарил его отец…
Тик присвистнул.
– Должно быть, стоит целое состояние. Ну конечно же, один из мини-ИскИнов «Мааса». Как он работает?
– Нужно сжать модуль в руке, тогда появится Колин. Но никто, кроме меня, не может ни видеть его, ни слышать.
Тик поднёс модуль к уху и встряхнул.
– Он разбился? Как?
– Я его уронила.
– Видишь ли, разбит только корпус. Биософт вытек из капсулы, так что ты не можешь войти в него, так сказать, вручную.
– Ты можешь его починить?
– Нет. Но если хочешь, мы можем войти в него через деку… – Он вернул ей модуль.
Закипел чайник.
За чаем девочка рассказала ему про своё путешествие в Муравейник и про визит Салли к святилищу в тупичке.
– Он называл её Молли, – сказала она. Тик раза четыре попеременно кивнул и подмигнул.
– Ну и чего она там добилась? О чём они разговаривали?
– Говорили о каком-то месте под названием «Блуждающий огонёк». О человеке по имени Кейс. О каком-то враге, женщине…
– Тессье-Эшпул. Я это выяснил для неё, когда ворошил барахлишко Суэйна. Суэйн собирается продать Молли этой так называемой леди 3-Джейн. У этой леди самое полное досье пикантнейшего грязного белья, какое только можно себе представить, – вообще на всех и на вся. Я был страшно осторожен и не подходил к этому слишком близко. Суэйн сейчас торгует этими скандалами направо и налево, по ходу дела сколачивая себе множество состояний. Уверен, что у неё достаточно грязи и на нашего мистера Суэйна…
– А она здесь? В Лондоне?
– Вроде бы где-то на орбите, хотя поговаривают, что она умерла. По правде говоря, я как раз над этим и работал, когда этот увалень возник в матрице…
– Прости, я не поняла.
– Подожди минутку, я тебе покажу.
Он вернулся к обеденному столу с неглубоким квадратным подносиком в руках, на котором расположился целый набор всяческих миниатюрных устройств. Поставив поднос на стол, Тик тронул крохотную клавишу. Над подносом-проектором вспыхнула трёхмерная голограмма: неоновые линии решётки киберпространства с рядами ярких фигур – одновременно простых и сложных, – графическое представление безмерных скоплений хранимых данных.
– Вот они, все наши стандартные большие говнюки. Корпорации. Можно сказать, довольно стабильный ландшафт. Иногда какая-нибудь отращивает приложение, или у тебя на глазах происходит захват, или две сливаются. Вряд ли здесь увидишь что-то действительно новое, во всяком случае, не в таком масштабе. Они начинают с малого: растут, сливаются с другими мелкими формациями… – Он коснулся другого переключателя. – Часа четыре назад – точно в центре проекции возникла гладкая вертикальная колонна белого цвета – выросло вот это. Или выскочило.
Цветным кубам, сферам и пирамидам всё время приходилось менять расположение, уступая место круглому белому столпу, соседство с которым превращало их в карликов. Его верхушка была гладко срезана верхней границей проекции.
– Этот сукин сын намного больше всего остального, – с некоторым даже удовлетворением сказал Тик, – и никто не знает, что это или кому это принадлежит.
– Но кто-то же должен знать, – возразила Кумико.
– В общем-то, разумно. Должен. Но людям моего, так сказать, амплуа – а нас таких миллионы – не удалось это выяснить. А это ещё более странно, чем сам факт того, что эта штука вообще существует. Перед твоим приходом я как раз обшаривал решётку в поисках жокея, у которого была бы хоть какая-то зацепка. Ничего. Вообще ничего.
– Как это может быть, что 3-Джейн мертва? – Но тут она вспомнила Финна, чёрные кубики в кабинете отца. – Я должна рассказать всё Салли.
– Тут ничего не поделаешь, остаётся только ждать, – сказал Тик. – Она, наверное, позвонит. А пока, если хочешь, мы могли бы попробовать войти в этот твой маленький ИскИн.
– Хочу, – ответила девочка. – Пожалуйста.
– Будем надеяться, что типы из Особого отдела, которым теперь платит Суэйн, тебя не выследили. Но опять же, чтобы это проверить, нам остаётся только ждать…
– Да, – сказала Кумико, совсем не обрадованная перспективой подобного ожидания.
Глава 35Война на Фабрике
Черри снова отыскала его в темноте, возле Судьи. Он сидел на одном из Следователей с фонариком в руке, освещая панцирь Судьи из полированной ржавчины. Слик не помнил, как он пришёл сюда, но не чувствовал и рваного края подступающего синдрома. Он твёрдо помнил взгляд девушки в комнате, про которую Бобби сказал, что это Лондон.