– Игрушка, – сказало нечто с лицом матери Кумико, – как ты смеешь разговаривать со мной?
– По правде говоря, смею. Вы – леди 3-Джейн Тессье-Эшпул, или, точнее, бывшая леди 3-Джейн Тессье-Эшпул, до недавних пор жившая на вилле «Блуждающий огонёк», а совсем недавно безвременно ушедшая из жизни. А эту довольно удачную декорацию токийского парка вы только что выудили из воспоминаний Кумико, не так ли?
– Умри! – Женщина выбросила вверх белую руку, с её ладони вспорхнула фигурка, сложенная из листка неона.
– Нет, – сказал Колин, и журавлик распался; призрачные обрывки пронеслись сквозь Колина и растаяли. – Не выйдет. Извините. Я вспомнил, что я такое. Нашёл те байты, которые были запрятаны в блоках для Шекспира, Теккерея и Блейка. Я был модифицирован специально для того, чтобы помогать советом и защищать Кумико в ситуациях гораздо более опасных, чем те, какие только могли вообразить мои первоначальные конструкторы. Я – тактическое устройство.
– Ты – ничто.
У её ног зашевелился Тик.
– Боюсь, вы ошибаетесь. Видите ли, 3-Джейн, здесь, в этом вашем… капризе, я столь же реален, как и вы. Понимаешь, Кумико, – сказал он, спрыгивая с седла, – загадочный макроформ Тика – на самом деле куча мала очень дорогих биочипов, соединённых в определённом порядке. Что-то вроде игрушечной Вселенной. Я пробежался по ней вверх-вниз, и здесь, безусловно, многое стоит посмотреть, многому поучиться. Эта… женщина – скажем так, если уж мы решили относиться к ней как к человеку, – создала её в трогательном стремлении – о нет, даже не к бессмертию, а просто чтобы сделать всё по-своему. Подчинить всё своим узким, навязчивым и исключительно ребяческим желаниям. И кто бы мог подумать, что предметом жесточайшей и так мучительно снедающей её зависти станет Анджела Митчелл?
– Умри! Ты умрёшь! Я тебя убиваю! Сейчас же!
– Попытайтесь ещё раз, – предложил Колин и усмехнулся. – Видишь ли, Кумико, 3-Джейн знала о тайне Митчелл, о тайне её взаимоотношений с матрицей. Было время, когда Митчелл обладала потенциалом… ну… она могла стать центром всего… Впрочем, эта история не стоит того, чтобы в неё вдаваться. А 3-Джейн просто ревновала…
Фигура матери Кумико качнулась дымком и растаяла.
– О, дорогая, – сказал Колин, – боюсь, я утомил нашу леди. Наша с ней пикировка – нечто вроде позиционной войны; только на уровне командных программ. Ситуация патовая. Разумеется, временно; я уверен, она без труда оправится…
Тик тем временем поднялся на ноги и принялся осторожно массировать руку.
– Господи, – выдохнул он, – я уже было решил, что она мне её оторвала.
– Она это и сделала, – сказал Колин, – но, уходя, так злилась, что позабыла сохранить эту часть конфигурации.
Кумико, сделав несколько шагов, подошла к лошади. Вблизи она и вовсе не походила на настоящую. Девочка коснулась лошадиного бока. Холодный и сухой, как старая бумага.
– И что нам теперь делать?
– Убираться отсюда. Пойдёмте, вы, оба. По коням! Кумико – вперёд. Тик – назад.
Тик с сомнением поглядел на лошадь:
– Сесть на это?
Больше в парке Уэно они никого не видели, хотя и скакали какое-то время в сторону зелёной стены, постепенно приобретавшей черты очень не японского леса.
– Но мы же должны быть в Токио, – запротестовала Кумико, когда они въехали в лес.
– Здесь всё обрывками, – сказал Колин, – хотя вполне могу представить, что если поискать, то отыщется и какой-нибудь Токио. Однако, думается, я знаю точку выхода…
Тут он стал рассказывать ей о 3-Джейн, о Салли, об Анджеле Митчелл. И всё это было очень странным.
На дальней стороне леса деревья казались просто огромными. Наконец они выехали на поле, заросшее высокой травой и полевыми цветами.
– Смотрите, – сказала Кумико, увидев сквозь ветви высокий серый дом.
– Да, – отозвался Колин, – оригинал находится где-то на окраине Парижа. Но мы почти на месте. Я имею в виду точку выхода…
– Колин! Ты видел? Женщина. Вон там…
– Да, – сказал он, не давая себе труда повернуть голову, – Анджела Митчелл…
– Правда? Она здесь?
– Нет, – ответил он, – пока ещё нет.
И тут Кумико увидела планеры. Очаровательные, похожие на стрекоз конструкции подрагивали на ветру.
– Вам туда, – сказал Колин. – Тик отвезёт тебя назад на одном из…
– Да ни за что, – запротестовал сзади Тик.
– Это ведь очень просто. Как будто работаешь с декой. Что в данном случае одно и то же…
С Маргейт-роуд прилетели раскаты смеха и пьяные голоса, за которыми последовал звон бутылки, разбившейся о кирпичную стену.
Зажмурив глаза, Кумико неподвижно сидела в кресле и вспоминала, как планер взмыл в голубое небо и… и что-то ещё.
Зазвонил телефон.
Глаза девочки тут же распахнулись.
Выпрыгнув из кресла, она промчалась мимо Тика, оглядела стеллажи с оборудованием в поисках телефона. Нашла его наконец и…
– Домосед, а, домосед, – сказала Салли издалека; её голос пробивался сквозь мягкий прибой статики, – что там у вас, чёрт возьми, происходит? Тик? С тобой всё в порядке, приятель?
– Салли! Салли, где ты?
– В Нью-Джерси. Эй. Детка? Детка, что происходит?
– Я не вижу тебя, Салли! Экран пустой!
– Я звоню из автомата. Из Нью-Джерси. Что у вас случилось?
– Мне столько нужно тебе рассказать…
– Давай, – сказала Салли, – это ведь моя монетка.
Глава 38Война на фабрике (2)
Из высокого окна в дальнем конце чердака было хорошо видно, как горит ховер. Тут до Слика донёсся всё тот же многократно усиленный голос:
– Вы думаете, это чертовски весело, а? Ха-ха-ха, и мы того же мнения! Мы думаем: в вас, ребята, просто тонны сраного веселья, так что давайте теперь повеселимся вместе!
Ничего не видно, только пламя над ховером.
– Мы просто уйдём, – сказала Черри у него за спиной, – возьмём воду, какую-нибудь еду, если она у вас есть. – Глаза у неё были красные, лицо залито слезами, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно, на взгляд Слика. – Давай, Слик, что нам ещё остаётся?
Слик обернулся к Джентри, ссутулившемуся на своём стуле перед проекционным столом. Сжимая руками виски, тот вглядывался в белую колонну, вздымающуюся посреди привычной радужной путаницы киберпространства Муравейника. С тех пор как они вернулись на чердак, Джентри ни разу не пошевелился, даже слова не произнёс. Каблук левого ботинка Слика оставлял на полу нечёткие тёмные следы – кровь Пташки; он наступил в лужу, когда они пробирались через цех Фабрики.
– Не смог сдвинуть с места остальных, – сказал вдруг Джентри, глядя на лежащий у него на коленях пульт дистанционного управления.
– Просто у каждого свой пульт, – ответил Слик.
– Пора спросить совета у Графа, – сказал Джентри, бросая пульт Слику.
– Я туда не пойду, – ответил Слик. – Иди сам.
– Нет необходимости, – отозвался Джентри, набирая что-то на встроенной в верстак клавиатуре. На мониторе возникло лицо Бобби Графа.
Глаза Черри широко распахнулись.
– Да скажите же ему, – начала она, – что ему скоро хана. Так и будет, если его не отсоединить от матрицы и не отправить прямиком в реанимацию. Он умирает.
Лицо Бобби на мониторе застыло. За его спиной резко обозначился фон: шея чугунного оленя, высокая трава с пятнами белых цветов, толстые стволы старых деревьев.
– Слышишь, ты, сукин сын? – заорала Черри. – Ты умираешь! В лёгких у тебя всё больше и больше жидкости, кишечник не работает, сердце летит ко всем чертям… От одного твоего вида меня блевать тянет.
– Джентри, – сказал Бобби; его голос из крохотного динамика в боковой панели монитора был едва слышен, – я не знаю, какой тут у вас расклад, ребята, но я организовал небольшую диверсию.
– Мы так и не проверили мотоцикл. – Черри обняла Слика за плечи. – Даже не пошли посмотреть. Может, он на ходу.
– Что это значит – «организовал небольшую диверсию»? – освобождаясь от её рук, спросил Слик и уставился в монитор.
– Я ещё работаю над этим. Я ввёл новый маршрут в программу автоматического грузовоза «Борг-Уорд», который недавно вылетел из Ньюарка.
Слик оторвался от Черри.
– Ну что ты сидишь, сделай хоть что-нибудь! – заорал он Джентри.
Тот поднял глаза, но в ответ лишь медленно покачал головой. Слик почувствовал первые признаки приближающегося синдрома Корсакова – отшелушиваясь, теряли очертания и исчезали крохотные частички памяти.
– Он не хочет никуда идти, – ответил за ковбоя Бобби. – Он нашёл Образ. А теперь просто хочет посмотреть, во что всё это выльется. Каков будет конец. Есть люди, которые едут к вам. В некотором смысле друзья. Они освободят вас от «алефа». А я пока по возможности займусь этими сукиными детьми.
– Не собираюсь я тут торчать, чтобы смотреть, как ты подыхаешь! – взвыла Черри.
– А тебя никто и не просит. Мой вам совет – выбирайтесь отсюда. Дайте мне двадцать минут, и я отвлеку их от вас.
Никогда ещё Фабрика не казалась такой пустой.
Пташка лежит где-то в цеху у стены. Слик не переставал думать о спутанном ожерелье из ремешков и косточек у него на груди: пёрышки и разнокалиберные ржавые часики – все давно стоят, все показывают разное время… Дурацкое захолустное дерьмо. Но Пташки больше нет. «Пожалуй, и меня скоро не будет», – подумал он, ведя Черри по шаткой лестнице. Всё не так, как раньше. И нет времени вывезти автоматы – во всяком случае, без платформы и чьей-нибудь помощи не обойтись; он уже решил, что если уйдёт, то сюда больше не вернётся. Фабрике и так уже никогда не стать прежней.
Черри несла пластиковую канистру с четырьмя литрами фильтрованной воды, сетку с нечищеным арахисом и пятью упаковками сухого супа «Биг-Гинза» – это было всё, что ей удалось разыскать на кухне. У Слика было два спальных мешка, фонарик и молоток.
Кругом было тихо, только ветер гремел рифлёным металлом и шаркали по бетону их башмаки.
Слик и сам в точности не знал, куда он пойдёт. Думал, что отведёт Черри до фермы Марви и оставит её там. Сам же, наверное, вернётся, чтобы посмотреть, что случилось с Джентри. А она через день-другой найдёт кого-нибудь, кто подвезёт её до любого городка Ржавого Пояса. Сама она, правда, про это ещё не знает. Единственное, о чём она способна сейчас думать, – как отсюда убраться. Её, похоже, одинаково пугала перспектива увидеть как смерть Бобби