: только что прибыла мегера-сестрица, по пятам за ней следует ее служанка, несущая объемистый сверток с одеждой. Появляется горничная Корделии, и мегерина служанка передается ей под начало. Таким образом, я заключаю, что Семпронии поручено пристально следить за невесткой до возвращения брата.
N. B. Означенная служанка почти такая же старая и ровно такая же уродливая, как хозяйка; ничего безобразнее Природа создать просто не могла.
Семпрониус уехал. Корделия занята домашними делами. Наша возлюбленная тетушка нацепила очки на крючковатый нос и вяжет с таким усердием, будто от этого зависит ее жизнь. Похоже, сегодня ничего важного не случится, но я все-таки загляну к вам вечером, дорогой дядюшка.
Вечер субботы
Корделия одета наряднее обычного: на ней тюрбан с пышным пером, который очень ей к лицу. Вилли тоже в парадном костюме. Определенно у них что-то намечается. Мать читает мальчику вслух из прежде упомянутого мною фолианта Шекспира, но никак не может завладеть его вниманием: он каждую минуту вскакивает и бежит смотреть в окно. Сейчас четверть седьмого… О! будьте добры, дядюшка, передайте мне вон ту газету. Так, поглядим… Друри-Лейн – «Медовый месяц»…[61] Ковент-Гарден[62] – «Макбет». Вне сомнения, они собираются посмотреть «Макбета», и перед выездом в театр Корделия пытается объяснить сыну сюжет пьесы.
Так и есть. У дома только что остановилась приличного вида карета, где сидят две дамы и один джентльмен. Корделия берет перчатки и веер. Кажется, она из вежливости уговаривает золовку присоединиться к ним. Ох, видели бы вы, как закатывает глаза мисс Грималкин! Ручаюсь, она считает театр изобретением дьявола и скорее войдет в чистилище, чем в сей гнусный вертеп разврата. Корделия и Вилли покидают почтенную даму, и она что-то восклицает, когда дверь за ними закрывается, – но благословение то или проклятие, не возьмусь сказать; из соображений милосердия поверим, что первое.
Карета укатила, и я тоже могу отправляться восвояси. Дома нет никого, кроме Семпронии, и, как ни стыдно мне признать несовершенство своего вкуса, у меня нет ни малейшего желания оставаться с ней tête-à-tête.
Доброго вам вечера, дорогой дядюшка.
Суббота, десять часов
Немудрено, что вы изумлены столь скорым моим возвращением, дядюшка. Но поверите ли? Когда я сейчас направлялся домой, навстречу мне прошел человек, в котором – несмотря на наглухо запахнутый длинный плащ и низко надвинутую на глаза шляпу – я признал Семпрониуса! Я мгновенно развернулся и последовал за ним. Он остановился у собственного дома и трижды стукнул подобранным с земли камешком в тускло освещенное окно гостиной. Там тотчас же стало темно, а через минуту дверь бесшумно отворилась, и я разглядел Семпронию со свечой в руке. Ее брат молча прокрался в дом, и дверь закрылась так же бесшумно, как открывалась.
Значит, все-таки важное событие у нас состоится сегодня! Корделия посмотрела на пригласительную карточку – помните, я упоминал это обстоятельство? Она знала, что муж приглашен на день в деревню, с ночлегом, и назначила свидание на вечер этого дня. А он со своей стороны знал об условленной встрече и притворился, будто уезжает по приглашению, а сам вернулся, чтобы застигнуть врасплох жену с любовником!
Бедная, бедная Корделия! Спору нет, ее безрассудство заслуживает глубокого порицания, но все же… если бы сегодня ей удалось избежать разоблачения, как знать, возможно, мысль об опасности, ей грозившей, заставила бы ее полностью исправиться? Стойте! Стойте! А нельзя ли как-нибудь… Да пусть меня повесят, если я не предупрежу ее!
Одиннадцать часов
Я опоздал! Спектакль уже закончился! Корделия уехала домой, а я вернулся смертельно усталый.
Смотрите! Смотрите! Она сидит в гостиной. Увы, теперь предупредить ее, не подняв страшного переполоха, решительно невозможно! Придется ей испытать судьбу. Бедная, бедная Корделия!
А что она там делает? Вынимает какие-то бумаги из красного сафьянового футляра, лежавшего в шкатулке с драгоценностями… похоже, банкноты. Господи, не замышляет же она побег? Она запечатывает банкноты в пакет и выходит из гостиной.
Семпронии нигде не видно, как и ее брата. Слуги уже отправились на боковую. Дом выглядит погруженным во мрак и тишину. Надеюсь, тот чертов ключ был не от спальни Корделии? Такое безрассудство было бы совершенно уже непростительным – тем более что спальня расположена в задней части дома, недоступной моему наблюдению.
Ах, я отдал бы все, чего стою в этом мире (правда, цена мне невелика, видит бог!), чтобы только узнать, чем сию минуту занимается Семпрониус!
Ручаюсь, он затаился в каком-нибудь темном углу (прямо как я сейчас) и отчаянно напрягает слух (как я напрягаю зрение), силясь уловить звуки, которые страшится услышать, и каждую секунду рискуя выдать себя громким, тревожным стуком сердца. Ах! Если моя догадка верна, я не могу не пожалеть беднягу, несмотря на все его недостатки!
О!.. Что это? Слабый огонек мелькает за окнами кладовой комнаты! Очень странно! Кому в столь поздний час могло что-то понадобиться в заброшенном помещении, куда и днем-то никто не заходит? Может быть, там Вилли, чья страсть к художеству побудила его подняться с постели среди ночи, чтобы втайне от семьи предаться своим излюбленным занятиям? Нет! Тень, отброшенная на боковую стену, слишком длинная для Вилли. Человек поводит свечой по сторонам, словно проверяя, есть ли в помещении еще кто-нибудь. Может быть, там Корделия… в укромном месте, в поздний ночной час, когда муж предположительно в отъезде… ждет того, кому послала личный ключ?.. Ах! Если там Корделия, значит она точно виновна!
Да! Виновна! Виновна! У тени на стене я разглядел своеобразные очертания тюрбана с пером, выделяющиеся особенно отчетливо. Это она! Корделия! Никогда впредь не поверю я в женскую добродетель!
Дверь оставлена приотворенной – нарочно, полагаю, чтобы любовник открыл ее без малейшего шума. Теперь я вижу слабый луч света, медленно приближающийся по лестничной площадке. Судя по круглой форме источника свечения, исходит оно из потайного фонаря. Вот фонарь вплывает в кладовую комнату… и я наконец различаю силуэт высокого мужчины, закутанного в просторный плащ. Похоже, служанка Корделии посвящена в тайну своей хозяйки: незнакомца сопровождает женщина, чей рост, фигура и белые подъюбники, видные из-под платья, полностью отвечают описанию горничной, миссис Бетти.
Свеча Корделии находится слишком близко к окну, а потайной фонарь остается слишком далеко в глубине помещения и светит слишком слабо, чтобы я мог прочитать на лицах любовников чувства, вызванные этой таинственной встречей, – не говоря уже о том, что черты джентльмена покрыты густой тенью от шляпы, а дама обращена ко мне спиной. Однако Корделия так порывисто кидается к нему, а он всей своей позой выражает такую нежную почтительность, что у меня не остается сомнений в их обоюдной радости. Теперь он стоит перед ней на коленях и горячо прижимает к губам ее руку, не оказывающую никакого сопротивления. Это-то и служит сигналом к началу грозы, которой суждено обрушиться на них. Худшие ревнивые опасения подтверждаются окончательно и бесповоротно; всякое человеческое терпение иссякает; закрытая дверь внезапно распахивается – и вот Семпрониус уже стоит перед ними, как громом пораженными.
Все окаменевают, не исключая миссис Бетти. Да-да, миссис Бетти! Несомненно, будучи хранительницей секретов своей госпожи, вы имели множество приятных привилегий, но теперь готовьтесь искать себе место в другом доме.
Ах! Как бушует Семпрониус! Как он угрожает любовнику! Как он, стискивая руки, клянется вечно служить демонам ада, если не отомстит сполна виновникам своего бесчестья! Потрясенный неожиданностью, незнакомец словно бы обратился в статую: он до сих пор не находит в себе сил переменить позу, так и стоит на коленях.
В гневе своем Семпрониус столь громогласен, что скоро разбудит весь дом. Собрание в кладовой комнате уже пополнилось двумя вновь прибывшими. В них я по размерам и фигуре легко опознаю старых знакомых: один – крупный водяной спаниель, которого я часто видел бегающим по дому; а другой – малого роста, в ночной сорочке, со свечой в руке, оцепенелый от удивления – не может быть никем иным, как Вилли. Полагаю, голос отца нарушил его сон, и мальчик испугался, вдруг воры проникли в кладовую с умыслом похитить бесценные гравюры.
При виде сына негодование Семпрониуса лишь возрастает. Мне кажется, даже с такого расстояния я слышу, как он кричит: «А вы почему не в постели, сэр?» – после чего влепляет бедному Вилли увесистую пощечину. От столь нелюбезного приветствия мальчик пошатывается и, опасаясь второго такого же, бросается прочь. Вот только в смятении своем он перепутывает двери и открывает ту, что ведет в спальню Эдварда… да что за чертовщина у нас тут творится? Шестой человек головой вперед вваливается в комнату и рушится на пол, подминая под себя Вилли. Спаниель усугубляет общую суматоху бешеным лаем и запрыгивает на спину незваному гостю.
Вилли выползает из-под своего притеснителя, отзывает пса, помогает встать вновь прибывшему (который торопливо приводит в порядок свою одежду) и вознаграждается за свою доброту второй пощечиной. Нет, прекрасная дама (ибо наш незваный гость определенно женщина), даже если бы вы не выдали себя таким нелюбезным поступком, вашу восхитительную фигуру и общий ваш облик ни с чем не спутаешь: вы не кто иная, как наша горячо любимая тетушка. Полагаю, добрая душа утоляла свое любопытство узнать, чем же закончится буря, для поднятия которой она приложила столько усилий. С этой целью она спряталась в смежной спальне – и как раз приникала ухом к замочной скважине, навострив слух, когда Вилли неожиданно открыл дверь, тем самым лишив ее опоры и заставив присоединиться к обществу столь необычным и неприличным манером.
Такого поразительного события оказалось довольно, чтобы на миг остановить даже бурный поток негодования, извергаемый Семпрониусом. Соблазнитель Корделии наконец обрел способность двигаться и поменял коленопреклоненную позу на стоячую. Похоже, он решил воспользоваться общим замешательством и незаметно улизнуть. Я видел, как миссис Бетти что-то ему шепнула, – думаю, любезно посоветовала не упускать удобной минуты, ибо он надвигает шляпу еще ниже и тихонько пятится к двери.