Настал час условленной встречи Осбрайта с Барбарой у подъемного моста, но брат Петер, обеспокоенный кое-какими подозрительными обстоятельствами, уведомил своего гостя, что за дверьми часовни определенно наблюдают соглядатаи. Другого выхода из здания не было, и потому Осбрайт, хотя и с неохотой, решил повременить, а несколько погодя послал брата Петера проверить, околачиваются ли все еще поблизости люди, возбудившие в нем подозрения. Вскоре старик вернулся и доложил, мол, вроде все спокойно и, думается, господин рыцарь может отправляться в путь, не опасаясь слежки. Но так как задержка вышла немалая, юноша предположил, что Бланка со своей спутницей давно уже покинула замок Орренберг и теперь укрывается в гроте.
Он поспешил туда со всей возможной скоростью – и убедился в правильности своей догадки.
Бланка с Барбарой ждали в пещере Святой Хильдегарды, донельзя встревоженные отсутствием Осбрайта. Через два часа мост замка Орренберг поднимут, и тогда Бланка не сможет вернуться домой. А Барбара вся извелась от мыслей о своей немощной бабушке, надолго оставленной без присмотра, но тем не менее даже и не помышляла бросить Бланку одну в пещере. Появление юноши вмиг развеяло их тревогу. Поздравив влюбленных со встречей, Барбара выразила уверенность, что теперь она здесь лишняя, и попросила разрешения вернуться к бабушке, которая наверняка крайне обеспокоена ее длительной отлучкой. Разрешение было охотно дано, и девушка безотлагательно им воспользовалась.
А затем Осбрайт употребил все свое красноречие, дабы убедить возлюбленную, что пришел час, когда они должны либо навеки расстаться, либо навеки связать свои судьбы. Бланка выслушала его с видимой душевной мукой, но предложение бежать и сочетаться с ним браком без благословения родителей отвергла не просто с твердостью, а даже и с отвращением. Для нее навечная разлука с Осбрайтом, сказала она, самое страшное из всех мыслимых земных несчастий, если не считать несчастья жить с ужасным сознанием, что она заслужила неудовольствие своего отца. Разлука с любимым разобьет ее сердце, но побег с ним разобьет сердца ее родителей – и да падет на нее кара оскорбленных небес, буде она когда-нибудь посеет хоть одно горькое чувство в тех двух душах, которые с самого ее рождения только и делали, что трепетали от любви к ней и тревоги за нее.
В ответ Осбрайт сказал все, что только могло подсказать отчаяние страсти. Напрасно Бланка заверяла его, что никакие уговоры не заставят ее поступить вопреки дочернему долгу. Юноша упорно твердил обо всех преимуществах, которые проистекут из столь незначительного кратковременного отклонения от пути строгого приличия, и он все еще настаивал, упрашивал, умолял, когда вдруг из расщелины в скальном потолке, находившейся чуть в стороне от плоского выступа, где сидели влюбленные, со стуком упал камешек. Осбрайт тотчас повернулся на звук. Еще один камешек упал, и еще один… послышалось какое-то шепотное бормотание. Осбрайт напряг слух и будто бы различил свое имя. Он вскочил с места, сделал пару шагов и встал прямо под расщелиной.
– Есть там кто наверху? – громко вопросил он. – Кто-нибудь звал?..
– Тише, тише, господин рыцарь! – перебил его лихорадочный шепот. – Говорите тихо, бога ради! Это я, Барбара! Ах, господин рыцарь, боюсь, нам всем конец – по малой мере госпожа Бланка попала в такую передрягу, в какой еще ни одна благородная дама не оказывалась. Вы только вообразите, господин рыцарь! Едва я вышла в узкий проход меж скал… а шагала я весело, напевая песенку, и, видит бог, ни о чем дурном не помышляла… вдруг кто-то гаркнул: «Хватай ее!» – и я опомниться не успела, как меня окружили вооруженные люди. Ну, я тотчас рухнула на колени и возопила о пощаде – и не зря, потому как один высоченный, страшный обликом рыцарь выхватил кинжал и заколол бы меня насмерть, кабы другой воин не схватил его за руку и не призвал помнить клятву. «Ладно, – сказал свирепый. – Доставьте девицу в замок! И заточите в подземелье южной башни!» При слове «подземелье» я подумала, лучше уж мне помереть прям на месте, ну и пустилась рыдать да умолять пуще прежнего. Но тут, на мое счастье, луна вышла из-за облака. «Стойте! – крикнул спокойный, увидав мое лицо. – Да это ж вовсе не Бланка!» – «О нет, нет, нет! – завопила я, еще не придя в соображение. – Никакая я не Бланка! А она там, в пещере, с господином Осбрайтом, переодетая в мужской наряд…»
– Ты им так сказала? О неразумная девица! Ты всех нас погубила!
– Увы, увы, господин рыцарь! Я со страху едва соображала, что делаю и говорю. Но едва лишь они уразумели, кто я такая на самом деле, так сразу отпустили меня и велели идти своей дорогой. Я бы тотчас воротилась и все вам рассказала, да они за мной наблюдали, вот мне и пришлось сделать вид, будто ухожу восвояси. Но не могла же я оставить вас в неведении о намерениях злодеев, а потому малость погодя тихонько подкралась сзади к тем двоим, которые казались главными средь них, и подслушала, что они замышляют.
– А замышляют они…
– Схватить госпожу Бланку, когда она выйдет из грота, и доставить в замок Франкхайм, где она будет сидеть в темнице, покуда не согласится выйти замуж за какого-то молодого безумца, который вроде бы рехнулся умом от любви к ней. Свирепый хотел тотчас же пойти в грот и схватить госпожу, но спокойный напомнил, мол, вы же обещали ничего не предпринимать, покуда она не останется одна. «Но что, если Осбрайт не расстанется с ней здесь, – говорит свирепый, – а сопроводит до самых стен Орренберга?» В конце концов они порешили подождать еще час. Но коли вы, господин рыцарь, и через час все еще будете в гроте, свирепый поклялся тыщей страшных клятв, что собственнолично вырвет госпожу из ваших объятий. «А если он вздумает сопротивляться… – сказал он страшным голосом, стиснув кулаки и жутко скрежетнув зубами. – Если он вздумает сопротивляться, то либо я всажу меч в сердце ненавистной девицы, либо он вонзит меч в сердце своего отца».
– Ваш отец, Осбрайт? Ваш ужасный отец? – вскричала Бланка, ломая руки. – Теперь вы видите, в какую опасность вовлекло меня даже столь незначительное нарушение дочернего долга? Ах, мои родители! Мои милые, добрые родители! Как сурово наказана я за то, что тайно покинула, пускай всего на час, надежный приют ваших объятий!
– Нет, нет! Еще не все потеряно, дорогая госпожа! – с жаром сказала Барбара, в то время как Осбрайт безуспешно пытался утишить страх возлюбленной, хотя и сам был встревожен не меньше. – Успокойтесь и выслушайте меня. Узнав про замыслы злодеев, я тотчас же придумала, как вам спастись, вот почему и отважилась взобраться на скалу да потихоньку прокрасться сюда, чтоб рассказать свой план. По всему, господину Осбрайту ничто не угрожает: они его беспрепятственно пропустят и будут только рады от него избавиться, чтоб утащить вас в темницу без всякой помехи. Теперь слушайте, как вам надобно поступить: сбросьте этот длинный плащ, в который вас заботливо завернула почтенная Маргарита, а взамен облачитесь в доспехи господина Осбрайта – и храбро выходите из пещеры, со щитом на руке и шлемом на голове. Ночные тени, вне сомнения, помешают пришлецам заметить разницу в росте, а лязг доспехов укрепит их заблуждение. И хотя нынче луна светит ярко, оно вам только на пользу, ибо я слыхала, как один злодей сказал другому, мол, даром что вы в мужской одежде, вас нипочем не спутать с господином Осбрайтом, которого легко узнать по гербу на щите да по алому с белым плюмажу на шлеме. Скорее, скорее! Не мешкайте, госпожа: времени у нас осталось всего ничего, уж поверьте.
Осбрайт уже снял нагрудник и блестящий шлем – и теперь торопился украсить доспехами изящную фигуру возлюбленной. Смятенная и до крайности напуганная, Бланка уступила мольбам и уговорам, но многажды потребовала и от него, и от Барбары повторить заверения, что с ним не приключится никакой беды, коли он останется в пещере. Наконец переодевание было завершено, и Бланка со стучащим сердцем, вся дрожа, пустилась в опасный путь.
Как только она покинула пещеру, Барбара снова заговорила.
– А теперь, господин рыцарь, – сказала она, – вам тоже надлежит сыграть роль. Ручаюсь, едва госпожа окажется вне слышимости, они тотчас бросятся сюда, чтоб захватить свою добычу. И коль скоро сразу обнаружат, что она сбежала, – помчатся за ней в погоню и наверняка успеют настичь. Поэтому завернитесь в алый плащ Бланки и спрячьте лицо под полями шляпы, оставленной ею здесь. Злоумышленники знают, что она в мужской одежде, и если вы немного перемените голос, то легко убедите их, что вы и есть нужная им особа, а ко времени, когда обман раскроется, госпожа уже благополучно доберется до Орренберга… Ага, вот так! А теперь шляпа!.. Чу! Слышу звон доспехов. Постарайтесь тянуть обман как можно дольше. Они просто-напросто доставят вас в собственный ваш замок, вот и все. А поскольку главный средь них, по всему, приходится вам отцом, в худшем случае вам грозит лишь… Тсс! Они уже здесь!..
Барбара оказалась права. Граф Рудигер и его приближенные позволили дрожащей Бланке беспрепятственно пройти мимо засады. Они отметили лишь лязг оружия и трепет бело-алого плюмажа на шлеме, а ее неверная поступь и пошатывание под тяжестью увесистого щита остались незамеченными. Но уже у самого выхода с узкой тропы меж скал она вдруг услышала из кустов позади громкий шепот: «Ну же! За ней!» – и слова эти прозвучали для бедной Бланки как смертный приговор. Сердце у нее ушло в пятки, она покачнулась и схватилась за выступ скалы. Однако сейчас же другой голос досадливо прошипел: «Нет, нет! Тише, болван! Это же господин Осбрайт! На шлем-то посмотри!» – и она опять воспрянула духом, окрылилась надеждой, с новыми силами устремилась вперед и уже через несколько минут оказалась на большой дороге, ведущей к замку Орренберг.
– О, хвала Пресвятой Деве! – воскликнула Бланка в порыве благодарности. – Я спасена!
Но уже в следующий миг чьи-то руки грубо схватили ее, вырвали у нее копье, и, оглядевшись, она увидела, что окружена вооруженными людьми. Они хором испустили торжествующий вопль.