Он понял – это поделился с ним своей жизненной силой оборотень.
Рокуро-Куби не двигался с места. Потом он медленно поднялся, проплыл над дорогой зеленой черепицей и перевалил за гребень крыши.
– Он следил за нами, – негромко сказал Бэнкей. – Он просто следил. Но теперь это чудовище знает, что мы встретились, и понимает, что мы говорили о Рокуро-Куби. И оно видело твое лицо… Если мы вдвоем обратимся к любому из чиновников государственного совета, вплоть до самого Левого министра, и расскажем о ночлеге в заброшенной усадьбе, нам поверят! Рокуро-Куби постараются уничтожить нас. Тебе ни в коем случае нельзя оставаться наедине. Постоянно будь среди людей! Как можно меньше выходи из дворца!
– О чем ты говоришь? – раздался за спиной у монаха звонкий голосок. – Почему я должна быть среди людей?
Бэнкей обернулся.
Перед ним стояла прежняя Норико, в простом платье, и держала на руках госпожу кошку.
– Ты ничего не видела? – резко спросил монах.
– Со мной творятся странные вещи, – призналась девушка. – Вот точно так же я вдруг ослепла и оглохла два дня назад, когда мне приказали отнести письмо. Мне показалось, что я сперва падаю, а потом лечу. Наверно, я больна. Может быть, ты разбираешься в болезнях?
– Немного, – сказал Бэнкей. – А тогда, когда меня нашли на дне водоема? Было с тобой что-либо подобное?
– Было, – призналась Норико. – Тогда было еще хуже. Оказалось, что я в таком состоянии вышла из усадьбы и дошла до водоема… Что же мне делать? Пригласить заклинателя злых духов?
– Пока не делай ничего, – велел Бэнкей, не пускаясь в объяснения, чтобы понапрасну не пугать девушку. – В твоем возрасте это случается порой. Ступай скорее во дворец и ложись спать. Все это происходит с девушками, когда они остаются наедине. Постарайся всегда быть на людях, а я посоветуюсь с мудрыми людьми и, возможно, принесу тебе амулет. Ступай, ступай, Норико…
– Разве ты ни о чем не хотел меня спросить? – удивилась она.
– Ты же мне сама только что сказала, что не видела и не слышала в заброшенной усадьбе ничего подозрительного. Ты просто ранним утром вышла на свежий воздух, дошла до водоема и увидела меня.
– Так оно и было, – согласилась девушка. – А знал бы ты, как я перепугалась! Я никогда еще не видела, чтобы взрослый мужчина лежал без сознания! И монаха без сознания я тоже не видела…
Бэнкей, почти не слушая ее, смотрел в глаза оборотня.
Госпожа кошка тоже глядела на монаха.
И он не столько увидел, сколько почувствовал – зверек тянется к нему всем своим пушистым горячим тельцем.
В четвертой четверти часа Собаки в дамских покоях дворца Кокидэн шла удивительная беседа – настолько странная, что собеседники сперва убедились, не подслушивают ли их слуги и служанки. Ибо речь шла о загадочных, более того – очень подозрительных событиях.
– Я решительно ничего не понимаю, – сказала госпожа Акико. – Да, недавно к нам привезли новую даму, но она еще до такой степени смущается, что появляется в покоях госпожи Кокидэн только поздно вечером или даже ночью. Ни с кем в переписку она еще не вступала. Да и неудивительно! Мы ей дали переписать несколько страниц нового романа и почерком она вовсе нас не обрадовала. Впрочем, она еще молоденькая. Если будет старательно копировать чей-либо хороший почерк чего-нибудь в жизни добьется.
– Та дама, с которой переписывается Минамото Юкинари, имеет красивый почерк, я бы даже сказал – почерк утонченный. Я нарочно взял с собой ее послания, чтобы вы посмотрели и сказал, кто их писал, – с этими словами Фудзивара Нарихира просунул стопку листков, завернутую в бледно-лиловый шелк и перевязанную нарядным шнурком, под церемониальный занавес, а госпожа Акико там ее приняла.
Некоторое время молодой придворный ждал ответа.
– Не знаю… – прошептала госпожа Акико. – Что касается почерка вы правы, он прелестен. Но ни одна дама во дворце Кокидэн так не пишет. И еще могу вам сказать – я читала много писем, и любовных, и прочих иных, я ведь уже десять лет при дворе. Но ничего подобного не видела, а память на почерки у меня хорошая.
– С кем же переписывается Юкинари? – в изумлении спросил Нарихира. – Ведь он в кого-то влюблен, он просит о тайном свидании, если судить по стихам – то свидание скоро состоится! А теперь выясняется, что такой дамы во дворце Кокидэн нет!
– Похоже, во дворце завелась лисица, – пошутила госпожа Акико, – и она морочит господину Юкинари голову. Но если без шуток – я действительно не знаю, кто бы мог написать эти письма.
– Лисица? – и тут Фудзивара Нарихира вспомнил всю историю с госпожой кошкой. – Да, боюсь, что вы угадали – тут дело нечисто. До сих пор я только читал про оборотней, в которых влюбляются молодые люди. Неужели к Юкинари прицепилось такое несчастье?
– Погодите, погодите, – прервала его госпожа Акико. – Давайте разберемся как следует. Юкинари находит в каких-то очаровательных развалинах обрывок стихотворения. По двум строчкам он воображает себе, какая неслыханная красавица их сочинила.
– По двум с половиной, – буркнул удрученный Нарихира. – Говорил же я ему, что такие страсти к добру не приводят!
– И вот он находит эту красавицу во дворце Кокидэн. Более того она пылает к нему теми же чувствами, что и он к ней. А вы почувствовали опасность для своего друга и хотите узнать, как зовут даму и хорошего ли она рода.
– Если только про оборотня можно сказать, что он хорошего рода! сердито воскликнул Нарихира.
– Вот вы опять упоминаете нечисть. Вы действительно считаете, что Юкинари заморочила лисица, или привидение, или я уж не знаю что?
– Вы будете смеяться, но я сейчас действительно именно это и думаю.
– Тогда сделаем вот что, – решила госпожа Акико. – Я внимательно прочитаю все стихи. Допустим, кто-то из наших дам хочет сохранить тайну и дает стихи переписать кому-то совсем постороннему. Может быть, своей служанке…
– Ни за что не поверю, что у служанки может быть такой почерк, возразил Нарихира. – Даже если она выучится женскому письму, никакого изящества в почерке не будет.
– Не перебивайте меня! – возмутилась госпожа Акико. – Я допускаю, что стихи переписывает некая сказочно одаренная служанка. Проверим сперва все обычные возможности, а потом уж перейдем к необычным. Так вот, я попробую понять, кто из наших дам вообще мог сложить такие стихи, не думая при этом о почерке.
– Попробуйте. Я-то этого знать не могу, в вашем дворце я переписывался только с Гэн-но-тюро. И кое-что мне показывали…
Он замялся, не желая называть молодых придворных, которые хвастались любовными письмами.
– Подождите. Я должна читать очень внимательно, не отвлекайте меня, пожалуйста, – попросила госпожа Акико.
Фудзивара Нарихира довольно долго просидел перед церемониальным занавесом. Он в подробностях изучил узор на рукавах китайской накидки и платьев госпожи Акико, проскользнувших под край занавеса. Это были крупные ветки глициний на шелке цвета спелого винограда. Нарихира оценил вкус придворной даме и в подборе оттенков верхнего и нижних платьев – пурпурного, двух белых и трех бледно-лиловых. Потом он долго разглядывал собственный веер, думая, какой рисунок заказать мастеру. От этих мыслей его отвлекло созерцание циновки, на которой он сидел великолепной, плотно сплетенной зеленой циновки с широкой узорной каймой, какие постилают только для самых знатных персон. А госпожа Акико все читала письма.
– Господин Нарихира! – вдруг позвала она. – Мне кажется, я поняла, в чем дело. Никакой придворной дамы, которая влюбилась в вашего друга, попросту нет! А пишет ему одна из служанок.
– Какая странная мысль! – воскликнул Нарихира. – Уж не хотите ли вы сказать, что служанка сочиняет такие прекрасные стихи?
– Нет, конечно! – и госпожа Акико негромко рассмеялась. – Я хочу сказать другое – это довольно начитанная служанка, что во дворце совершенно неудивительно. Она не сочиняет стихов – она довольно удачно применяет к случаю стихи одной замечательной дамы, которая умерла много лет назад. Во всяком случае, больше ста лет…
– И кто же эта выдающаяся поэтесса? – осведомился Нарихира.
– Оно-но Комати! – с торжеством объявила Акико. – Я не виню вас за то, что вы не узнали ее стихов. Теперь молодые люди хуже знают литературу, чем даже десять лет назад. Но вы оценили их по достоинству – и это тоже замечательно. Послушайте, какие великолепные строки!
И она прочитала:
– Все говорят, что очень долги ночи Порой осенней. Это лишь слова. Нам стоит встретиться – И сна не знают очи, И не заметим, как придет рассвет.
– Стихи действительно замечательные… – пробормотал Нарихира. Как это я мог их не узнать!
– А прочитайте другие! – госпожа Акико подсунула под церемониальный занавес листок белой с легким узором бумаги, по которому стремительными ручейками неслись вниз причудливые строки:
– Предела нет моей любви и думам, И даже ночью я к тебе иду. Ведь на тропинках сна Меня не видят люди, Никто меня не станет укорять!
– Неудивительно, что юный Юкинари поддался этому очарованию, сказала она, дав Фудзивара Нарихира время оценить стихи. – Ответьте мне лишь на один вопрос…
– Охотно отвечу.
– Была ли между ними… – госпожа Акико замялась, но все же спросила вполне открыто: – … любовная близость?..
– Я полагаю, что нет. И теперь никакой близости уже не будет, твердо отвечал Нарихира. – Я еще допускаю случайную связь с женщиной низкого происхождения где-нибудь в дороге, на постоялом дворе… такова мужская натура… Но в государевом дворце, где столько родовитых красавиц? Это было бы уж вовсе нелепо!
– Жаль мне бедную девушку, – госпожа Акико вздохнула. – Она очень находчиво заморочила голову вашему другу. И некоторые стихи из тех, что вы принесли, мне незнакомы. Может ли такое быть, чтобы дворцовая служанка выучилась стихосложению?
– Вы слишком высокого мнения об этой служанке. Мало того, что почерк у нее превосходный, так она еще и стихи начала писать? искренне удивился Нарихира. – Признайтесь, вы ведь немало лет провели во дворце, прежде чем ваш поэтический дар проявился полностью?