нием лучшего занятия, принялся варить кофе. Он привез с собой кемекс и два больших френч-пресса.
В ту ночь Мохтар вышел из дома двоюродного деда, сел в такси и велел шоферу ехать в гостиницу. Мохтару было проще – ни охраны, ни мобильников в конвертах, ни ирландцев из службы безопасности. Когда Мохтар и Виллем встретились в вестибюле и Виллем поведал, как добирался до гостиницы, между ними что-то неуловимо переменилось. Виллем – учитель Мохтара, но сейчас Виллем в Йемене. Мохтар нужен Виллему не меньше, чем наоборот.
Они решили отправиться на пробную вылазку – недалеко, просто поужинать, прикинуть, каковы риски для немногочисленных иностранцев, которые ходят по городу. Мохтар вызвал бежевый внедорожник своих родных – «лексус» с дедовым шофером Самиром за рулем. Самир приехал в гостиницу под вечер, и Виллем, Камило и Мохтар сели в машину. Спустя несколько кварталов их остановили на КПП. Затемненные окна внедорожника скрыли Виллема и Камило на заднем сиденье, разговор вели Самир и Мохтар, и их пропустили. На втором КПП это тоже сработало.
А вот на третьем вышло иначе. Там, похоже, дежурили солдаты из нерегулярных частей. Другая форма, куфии, и солдаты тотчас принялись светить фонариками в окна, за которыми обнаружили Виллема и Камило.
– Кто эти люди? – спросили солдаты. – Что они тут делают?
После чего велели открыть все окна, все двери.
– Мы просто едем поужинать, – сказал Мохтар.
Но разговором он больше не рулил. Мохтар занервничал, и Виллем расслышал перемену в его голосе. Мохтар говорил нерешительно, неуверенно.
Солдаты – все они жевали кат и были на взводе – пролистали паспорта Виллема и Камило и обыскали машину. Виллем раздумывал о похищениях – вот сейчас их увезут и продадут. Мохтар думал о том же – не что похитят его, а что двоих его друзей и наставников, за которых в этой стране он отвечает целиком и полностью, вот-вот превратят в валюту, а то и что похуже. Некоторое время назад, в Милл-Вэлли, они ходили ужинать – Мохтар, Виллем с Кэтрин и их сын Винсент. Кэтрин говорила, что эта поездка ее пугает, и Мохтар по глазам видел, что Кэтрин нервничает не на шутку. Он тогда потянулся через стол, взял ее за руки и сказал:
– Виллем теперь принадлежит к племени аль-Ханшали, и мы будем защищать его ценой своей жизни.
Вроде бы успокоившись, Кэтрин поблагодарила Мохтара и сказала:
– Ты, главное, проследи, чтоб он не привез домой вторую жену.
Сейчас Мохтар обратился к солдатам:
– Прошу вас. Я просто хочу дать этим людям попробовать настоящую йеменскую кухню.
Но едва кто-нибудь косился на Виллема и Камило, Мохтару чудилось, будто солдаты прикидывают, сколько денег можно слупить за этих иностранцев.
– Мы правда едем ужинать, – повторил Мохтар и даже назвал ресторан, отметил, что кухня там куда лучше безвкусной гостиничной. – Давайте с нами, ребята. Встретимся там. Я угощаю.
В конце концов солдаты смилостивились. Пропустили Мохтара и его спутников, и позже в ресторане, судорожно жуя, Мохтар отчасти ожидал, что хотя бы один солдат и в самом деле придет. Не пришел ни один.
В Йемене похищения иностранцев случались регулярно и в лучшие, и в худшие времена. Почти всегда людей похищали ради денег, или для обмена пленными, или чтобы правительство прислушалось к нуждам и требованиям племени. Скажем, похищали приезжих из Европы или Азии и держали, надеясь привлечь внимание к недостаткам системы электроснабжения в регионе. Почти во всех случаях с похищенными обходились хорошо и отпускали их потом живыми и здоровыми. Годом раньше в одном из самых безопасных районов Саны похитили голландскую пару – продержали полгода, отпустили целыми и невредимыми. Голландцы потом хвалили похитителей за любезность и подчеркивали, что по-прежнему любят Йемен. Таков был абсурдный, но общепринятый местный кодекс путешественника: всегда есть шанс, что тебя похитят во имя решения очередной проблемы региональной инфраструктуры.
Но с приходом «Аль-Каиды» положение отчетливо переменилось. В 2009 году нашли изуродованные тела двух немецких медсестер и учительницы из Южной Кореи – этот и другие инциденты подчеркивали разницу между подходами йеменцев и «Аль-Каиды». Об этом и раздумывал Мохтар. Нельзя подвергать Виллема риску – и нельзя, чтобы Виллем рисковал. Из ресторана они вернулись в потрясении, но от кофейного каравана все еще не отказались.
На следующий вечер Виллема, Мохтара и Камило пригласила на ужин американская руководительница одной неправительственной организации, которая финансировалась АМР США и курировала йеменское сельское хозяйство. Жила эта руководительница вблизи от гостиницы, где проводили конференцию, но настояла на том, чтоб они передвигались кортежем из трех автомобилей с вооруженной охраной. Джипы выехали из гостиничных ворот и мимо очередной пары охранников въехали в ворота ее жилища. В общей сложности одолели один квартал.
Перед ужином хозяйка подала Виллему и Камило виски, а Мохтару чай, и они поговорили о будущем йеменской кофейной индустрии и вообще о Йемене. Оптимизма хозяйка не питала. Я была в Афганистане, сказала она, так вот, в Йемене гораздо хуже. И не только в хуситах дело. Хуситов Америка знает, и, невзирая на лозунги «смерть Америке», ведут они себя пока что плюс-минус цивилизованно – ну, для повстанческой армии, которая постепенно берет город в кольцо. Любого американца – и вообще любого гражданина Запада – всерьез пугают не они, а «Аль-Каида».
Руководительница НПО велела гостям больше из гостиницы не выходить – о том, чтобы выехать из города, не могло быть и речи. Все равно разрешения на выезд им не дадут, а она помочь не сможет.
Конец кофейному каравану. Виллема и Камило зазвало в Йемен Агентство по международному развитию, а Соединенные Штаты больше не могут отвечать за их безопасность. Им нужно уезжать.
Назавтра оба вылетели из Саны в Эфиопию.
Мохтар лежал на полу в доме двоюродных бабки и деда и смотрел в стену. Виллем улетел, и Мохтар тоже скоро купит билет домой. Все кончилось, не успев начаться. Он вернется в Калифорнию. Все равно надо заново сдать экзамен на Q-грейдера. Может, в колледж поступить. И всегда есть юридический. Но для этого нужны деньги. Мохтар вспомнил «Инфинити». Можно ночевать на полу у родителей на Острове Сокровищ, снова пойти консьержем. Копить года три-четыре. Бакалавриат он закончит… когда? К тридцати? Со всех сторон на него навалилась ночь. К четырем утра, когда муэдзин прочел азан, Мохтар так и не сомкнул глаз.
Глава 21Мечта в ином обличье
Поутру его юные племянники проснулись, и позавтракали, и ушли в школу, а Мохтару идти было некуда. Ни встреч, ни планов. Кофейный мастер-класс свернули, и Мохтар остался один. Ничего не знал, ничего не мог. Не разбирался в сортах и методах культивации, типах грунта и орошении. Денег нет, его герои уехали.
В тот день Мохтар бродил по Сане – он был раздавлен, но и груз мечты больше на него не давил. Прежде у Мохтара была мечта, а мечты – они тяжелые, о них надо заботиться, их надо стричь и поливать. А теперь мечта улетучилась – Мохтар гулял по улицам, и ему нечего было терять. Занимайся чем угодно. Или ничем. Или даже оставайся в Йемене. По пути он ни с того ни с сего завернул в Университет Саны, послонялся по старым сумрачным коридорам и наткнулся на объявление о завтрашнем аграрном фестивале. Покажут всё, что выращивают в Йемене, – бананы, манго, фиги, мед, кофе.
Ничего особенного Мохтар не ждал, но решил пойти. Других-то планов все равно нет. Он вернулся к Мохамеду и Кензе и снова провел ночь без сна. Однако в самый смурной час Мохтар вспомнил фруктовое дерево из детства. Посреди Тендерлойна. С деревьями в районе было туго – может, их и вообще не было, ни одного, кроме этого. Росло оно на Эллис-стрит, в квартале от Церкви Глайд, где бездомные и самые уязвимые горожане выстраивались в очередь за пищей и прибежищем. Дерево было лимонное. Мохтар открыл его в детстве – настоящее лимонное дерево в Тендерлойне. Сначала подумал, что искусственное – слишком чистые лимоны, слишком желтые, чересчур гладкая кожура. Но Мохтар сорвал лимон и понюхал – оказалось, настоящий. Мохтар принес его домой и разрезал – сочный, живой лимон.
Мохтар уснул на полу в доме Кензы и Мохамеда, размышляя об этом лимоне и смутно понимая, с чего вдруг такие мысли.
Назавтра он отправился на фестиваль и, войдя, чуть не расхохотался. По сравнению с этим конференция АМР США была крошечной. Аграрный фестиваль Университета Саны проводили под открытым небом – он был огромный и, что важнее, местный: приехали все, кто производил в Йемене хоть что-нибудь. Мед, миндаль, гуаву и пшеницу, сельскохозяйственное оборудование и пестициды. И все кофейные фермеры тоже здесь собрались. При виде этой картины плодородия на Мохтара нахлынула гордость за Йемен.
Разодетый как Руперт, Мохтар бродил от стенда к стенду, не понимая, как представляться. Он из Агентства США по международному развитию? Да вообще-то нет. Из Института качества кофе? Нет. Представиться студентом, как советовал дед? «Не говори, что ты покупатель», – велел Хамуд. И Виллем говорил то же самое: «Ничего не обещай».
Один кофейный кооператив показал ему зерна – потрескавшиеся и ужасно неоднородного качества. Мохтар не удержался и сказал им. Потом не удержался и предъявил фотографии на телефоне: вот как должны выглядеть ягоды – рубиновые, а не зеленые. Показал эфиопскую сушилку, набитую красными ягодами. Люди из кооператива никогда такого не видели.
Мохтар ушел с фестиваля, набив карман визитками и телефонными номерами. Кое-кто запомнился ему особенно. Луф Насаб, матерый сотрудник НПО и ботаник. Юсуф Хамади, председатель кооператива «Аль-Амаль» в Хайме. В ту ночь, лежа на полу, прислушиваясь к ночной Сане, Мохтар подумал, что в кофейный караван может отправиться и один. Виллема нет, разговаривать придется самому. Не получится быть ведомым, учиться, тихо наблюдая из угла. Надо изображать важную птицу, иначе фермеры не станут тратить на него время.