Саудовская Аравия, у которой в 2009-м и 2010-м уже были стычки с хуситами, теперь стянула к йеменской границе артиллерию и танки. К концу марта хуситы контролировали девять из двадцати одной мухафазы Йемена, в том числе Таиз, третий по величине город страны.
– У нас тут дела плохи, – сказал Мохтар.
Они с Эндрю под вечер сидели на фабрике и жевали кат.
– У нас тут Йемен, – сказал Эндрю.
Они еще не были готовы уехать насовсем. Но планировали уехать временно – в Сиэтл на конференцию Американской ассоциации спешелти-кофе. «Райян» арендовала стенд; туда съедутся сотни импортеров и покупателей со всего мира, эта конференция – важнейший этап. Эндрю пустит Мохтара к себе на стенд, и Мохтар покажет йеменские сорта, хайму и удайни. В карьере Мохтара пока не бывало настолько важных мероприятий – он впервые продемонстрирует, каких успехов добился.
Выбраться из Йемена – даже в мирное время, даже для американских граждан – всегда было задачей не из легких. Слухи поползли еще в 2011 году. Американские йеменцы являлись в посольство США по безобидному вызову и уходили оттуда без паспортов. Проводились абсурдные допросы, американских йеменцев обвиняли в том, что они жили в США под фальшивыми именами. До Мохтара доносились такие истории. Странные истории, нереальные, и самая странная из всех – история Моседа Шайе Омара.
Мохтар был с ним знаком еще по Сан-Франциско. Кроткий человек лет шестидесяти, прожил в Америке сорок с лишним лет. Натурализовался он в 1978 году. У Моседа был номер соцобеспечения, калифорнийские водительские права, он исправно платил все налоги.
Как и у тысяч других иммигрантов, у Моседа на родине остались близкие. Одна дочь жила в Йемене с его родителями. Когда ей исполнилось двенадцать, Мосед решил забрать девочку к себе в Сан-Франциско. В 2012 году он приехал в Йемен оформить документы, сделать дочери паспорт. В августе 2012-го подал заявление на паспорт для дочери в посольство США в Сане.
В декабре 2012 года его вызвали в посольство. Позвонили, сказали, что у них «хорошие новости» по поводу его заявления.
23 января 2013 года он пришел в посольство – думал, что за паспортом. Посольский сотрудник спросил паспорт у него. Мосед отдал ему паспорт, и сотрудник попросил подождать в приемной.
Где-то спустя час Моседа вывели из приемной. Следом за сотрудником он прошел насквозь весь центральный корпус и попал в соседний. Они миновали много запертых дверей, на которых дежурили американские солдаты. Мосед уже догадался, что это, пожалуй, не вполне стандартная процедура. Ясно, что ведут его не за дочериным паспортом.
Моседа завели в комнатушку, где сидели трое. Один из дипломатической службы безопасности, другой переводчик. Третий, кажется, был американец, но на протяжении всей процедуры – допроса, понял Мосед, – этот человек не произнес ни слова.
Через переводчика сотрудник дипломатической службы безопасности расспрашивал, откуда Мосед родом, кто его родственники, как его зовут. Мосед отвечал, что зовут его Мосед Шайе Омар. Ну, у него и в паспорте так написано – в паспорте, который Госдепартамент выдавал и продлевал совсем недавно, в 2007 году.
Спустя час Моседа отвели из допросной обратно в приемную. Велели подождать.
Спустя еще час его опять повели коридорами, через все эти двери с вооруженными дежурными, и препроводили в допросную. Сотрудник дипломатической службы безопасности снова спросил, как зовут Моседа. Мосед снова ответил, что его зовут Мосед Шайе Омар – другого имени у него не было. Переводчика это, видимо, раздосадовало, и он стал вклиниваться с советами. Он переводил то, что говорил сотрудник дипломатической службы безопасности, и вдобавок рекомендовал Моседу сотрудничать, сказать, что от него хотят услышать.
Второй допрос длился еще час, затем Моседа вернули в приемную. Велели подождать. Миновало много часов. С половины седьмого утра Мосед не ел и не пил – это и при нормальных обстоятельствах нелегко, а Моседу было особенно тяжко. Он страдал от диабета и гипертонии, и теперь на него накатила слабость, перед глазами все поплыло. Родным или друзьям не позвонишь – мобильные телефоны в посольстве запрещены, а таксофонов не было.
В четыре часа дня Мосед уже отчаянно хотел на свободу, подошел к охраннику и сказал, что ему надо уйти, он на все готов, только бы вернуться домой и поесть. Охранник передал это посольским, а вскоре пришел сотрудник и отвел Моседа обратно в допросную.
Там Моседу дали бумагу и велели подписать. По-английски он читал неважно и смысла документа не уловил. Переводчик присутствовал в допросной, но переводить не вызвался. Если хотите уйти, сказали Моседу, ставьте подпись. Он поставил подпись – «Мосед Ш. Омар», – а переводчик взял у него отпечаток большого пальца.
Моседа снова отвели в приемную и велели подождать консула, который вернет ему паспорт. Но паспорт ему не вернули. Его вызвали к окошечку и сказали, что не могут вернуть ему паспорт, поскольку его зовут не Мосед Шайе Омар. С этими словами сотрудник посольства захлопнул окошечко, ушел, а вооруженный охранник выпроводил Моседа за дверь.
Мосед вернулся домой, где у него, поскольку он двенадцать часов не ел и не пил, резко упал сахар в крови; Моседа срочно госпитализировали. В больнице он гадал, что это такое приключилось в посольстве. Ему не сказали, почему вдруг решили, что он не Мосед Шайе Омар. Доказательств не предъявили. Не сказали вообще ничего, не дали шанса объясниться. Не сообщили дату слушаний, не растолковали, что ему делать-то теперь без паспорта, если почти вся его родня живет в США и сам он тоже прожил там сорок лет.
Мосед стал звонить в посольство, но никто не отвечал. Обнаружилось, что посольство предпочитает общаться по электронной почте, и Мосед сел писать письма. Одиннадцать месяцев он писал в посольство, но не получал ответа. Наконец в декабре 2013 года, почти через год после того, как 23 января у него конфисковали паспорт, пришло письмо: Моседа вызвали в посольство. 15 декабря он пришел, и ему выдали документ, где говорилось, что его паспорт аннулирован, поскольку «в результате расследования было обнаружено, что вы не являетесь Моседом Шайе Омаром, дата рождения 1 февраля 1951 года. В действительности ваше имя – Ясин Мохаммед Али Альгазали, дата рождения 1 февраля 1951 года. 23 января 2013 года вы под присягой подписали заявление, где указали, что в действительности являетесь Ясином Мохаммедом Али Альгазали. Поскольку при получении паспорта вы сообщили ложные сведения, ваш паспорт аннулирован согласно Главе 51.62(а)(2) Раздела 22 Свода федеральных нормативных актов США».
За много лет Мохтар наслушался таких историй. По всему выходило, что обращаться в американское посольство за помощью не надо.
25 марта, когда последние американские военные ушли из Йемена, спустя сутки после того, как хуситы начали наступление на Аден и вынудили президента Хади бежать морем, Мохтар сел в такси и велел таксисту ехать в пока еще открытый офис йеменского турагента – Мохтар хотел купить билеты до Сиэтла, на кофейную конференцию.
Но возле агентства Мохтар увидел похоронную процессию хуситов. Хоронили жертв терактов 20 марта. Толпа вышла на проезжую часть, окружила такси. Мохтар понимал, что лучше сматываться. Похороны – мишень: террористы завели привычку взрывать бомбы посреди похоронных процессий, тем самым удваивая число погибших. Мохтар вышел из такси и пробился сквозь толпу. Купит билет потом.
Назавтра президент Хади обратился к Саудовской Аравии за помощью – надо, мол, сломить напор хуситского движения. Ссылаясь на связи хуситов с Ираном, Хади попросил у саудовцев военного вмешательства. Мохтар эту новость услыхал, но не придал ей значения. Никто не придал ей значения. Мохтар не помнил даже, есть ли у саудовцев армия.
Глава 29Горы в огне
В три часа ночи 26 марта Мохтар проснулся от грохота. Дом содрогнулся. Ночевал Мохтар на фабрике «Райян» – заработался допоздна и решил поспать в офисе у Эндрю. Поднялся на крышу и увидел гору Фадж-Аттан в огне. Небо исполосовали хуситские ракеты. По всему городу клубился дым пожаров. Настал конец света.
Мохтар вышел в интернет – так и есть, саудовцы. По всей Сане F-15 бомбили позиции хуситов. Бомбы падали каждые несколько минут. Потолок трясся, сыпалась пыль.
Мохтар позвонил матери:
– Я жив-здоров.
Мать умоляла его уехать из столицы в Ибб к Хамуду. Мохтар поразмыслил. Ибб, несомненно, безопаснее – вряд ли саудовцы станут бомбить Ибб. Но отправляться в путь посреди бомбардировки как-то немудро. Мохтар сейчас в густонаселенном городском районе, а саудовцев, судя по новостям, интересуют только расположения хуситских сил и военные склады. Не станут же они бомбить жилые кварталы.
Мохтар попросил мать не волноваться и дал отбой. Попытался заснуть. Считал бомбы. Пятьдесят, шестьдесят. На восьмидесяти сбился со счета.
В пять утра он услышал азан. Затем снова. По всему городу муэдзины наперебой звали на молитву. Мохтар вышел на улицу, решив переждать исход темноты в мечети. По дороге, шагая между черными силуэтами домов, видел ослепительно белые залпы ПВО.
Бомбардировка продолжалась; в мечети собралось несколько десятков людей. Ковер посерел от осыпавшейся штукатурки. Имам прочел долгую молитву, и все молились так, будто настали их последние минуты. Вряд ли в Сане так много военных объектов, размышлял Мохтар. Видимо, бьют по гражданским, – видимо, и впрямь война. Когда имам попросил Аллаха простить им всем грехи, мужчины вокруг зарыдали, и Мохтар понял, что может погибнуть прямо здесь, что в любой момент эту крышу может разнести бомба.
«Хорошая была жизнь?» – спросил себя Мохтар. Да не поймешь. Неполная. Кофейный бизнес надо было начать пораньше. Начни он годом раньше, успел бы хоть что-то сделать, закончить хоть что-то, пока не посыпались бомбы. А теперь он умрет в мечети. Может, это отчасти утешит его родных. Упала еще одна бомба – уже ближе.