Эндрю встревожился. Завтрашний отъезд не гарантирован. Когда прибудут – непонятно. Расчеты не обещали ничего хорошего для обжарки. Если не уехать завтра, в субботу, на следующий день они не выберутся из Джибути, а значит, не попадут на вечерний десятичасовой рейс из Аддис-Абебы, а следовательно, прилетев в Штаты, не успеют обжарить кофе. После обжарки кофе нужно отдохнуть, иначе он не будет хорош, а если кофе не будет хорош, все это лишено смысла.
– Значит, выходим завтра, – сказал Мохтар.
Они поужинали в гостинице и рано вернулись в номер. Жуя кат, услышали, как к гостинице с ревом подкатили три дизельных автобуса. В окно увидели, как оттуда высадились десятки сомалийцев. Видимо, они завтра тоже будут на борту, заключил Мохтар. Все отчаянно рвались прочь из этого города.
– Можем с утра посмотреть мечеть аш-Шазили, – предложил Мохтар.
Он об этом думал весь день. Моха – духовная родина первого Монаха из Мохи, шейха Али ибн Омара аш-Шазили, человека, который первым сварил кофе, начал им торговать.
Эндрю посмотрел на Мохтара, как будто тот лишился ума:
– Мы не пойдем с утра в мечеть. Мы не в отпуске. Мы выметаемся отсюда.
Они проснулись на рассвете и позвонили Махмуду.
– У нас тут загвоздка, – сказал Махмуд, а остальное Мохтар уже понял и сам.
В Йемене ничего не бывает просто. Сказали, что посадят на судно? Это было только начало разговора. Нельзя просто купить билет и взойти на борт. Махмуд сообщил, что топлива нет и сегодня судно из порта не выйдет.
– А когда выйдет? – спросил Мохтар.
– Трудно сказать.
Мохтар поинтересовался, есть ли другие варианты. Махмуд обронил, что есть невеликий шанс нанять, как он выразился, скоростной катер. На катере до Джибути – часов пять-шесть, сказал он. Мохтар вообразил катер, на каких ходят карибские наркодельцы.
– Я поразведаю, – сказал Махмуд.
Мохтар понял, что это значит. У него есть время.
Гидом ему был местный судья и историк Адель Фадх. Этот низенький, немолодой, кроткий человек завел Мохтара в мечеть – скромное здание, где кипел серьезный ремонт. Они прошли под строительными лесами; в высокие окна лился утренний свет. Мечеть построили в честь шейха Али ибн Омара аш-Шазили, и она вся вибрировала живым духом. Суфий аш-Шазили пошел в Харэр, взял в жены эфиопку и принес кофейное дерево – еще дикое, не культивированное – назад в Йемен. Здесь, в Мохе, он изобрел темный напиток, ныне известный как кофе. Местный фольклор гласит, что благодаря аш-Шазили город и воспарил к самым высотам кофейной торговли. Это аш-Шазили познакомил с кофе купцов, приезжавших в Моху, это он прославлял целебные свойства кофе.
Мечеть возвели пятьсот с лишним лет назад и ремонтировали много раз, объяснил Адель Фадх. Но сейчас на это совсем мало средств. Моха очень бедна, страна воюет – он боится за будущее мечети и всего города.
– Мы можем вернуть этому порту величие, – сказал Мохтар.
Если я выберусь из Йемена живым и когда-нибудь вновь приеду в Йемен, сказал он, я об этом позабочусь. Он понятия не имел, как сумеет выполнить это обещание, но хотел внушить судье хоть какое-то подобие надежды.
Адель, человек бесхитростный, внимательно слушал; Мохтар заметил, что и все рабочие в мечети тоже прислушиваются. Он заговорил о современном кофейном рынке, о популярности спешелти-сортов, о неминуемом торжестве йеменского кофе, о том, как Моха вновь расцветет.
У Мохтара зазвонил телефон. Звонил Махмуд. Он нашел лодку.
В гостинице выяснилось, что лодки Махмуд не нашел. Они покатались по городу, расспрашивая всех, кто встречался им на пути, нельзя ли арендовать рыбацкую лодку, или «зодиак», или хоть что-нибудь.
В конце концов Махмуд перезвонил. Он нашел лодку и капитана, который готов их доставить. Али привез их на берег. Капитан был молод, лет тридцати, а лодка крошечная, футов четырнадцать, плоскодонный ялик, вовсе не катер. Махмуд, оказывается, хотел сказать «стеклопластиковый», а не «скоростной». На спасительное судно жалко было смотреть – узкое, с низкой осадкой, с убогой навесной «ямахой» на корме. И ее опрокинет даже тунец.
– Вымокнем до костей, – отметил Эндрю.
Они снова забрались в пикап и поискали там брезент. Надо обернуть брезентом чемоданы и положить на дно, чтобы кофе не вымок. Уговорились, что Ахмед пока сходит к начальнику порта и поставит штампы в паспорта Мохтара и Эндрю.
Они разделились. Али отвез Эндрю с Мохтаром обратно в город, где они отыскали магазин, торговавший брезентом. Купили три куска и повернули обратно на пляж. Бензин, однако, заканчивался, и они заехали на бензоколонку. А сидя в пикапе, услышали треск стрельбы с берега, в какой-то миле от бензоколонки.
– Звони Ахмеду, – сказал Мохтар.
Эндрю позвонил. Телефон Ахмеда запиликал в пикапе. Ахмед его забыл. На стоянку ворвался Махмудов «форд-торэс». Махмуд выскочил из машины. В управлении порта стрельба, сообщил он. Они с Ахмедом ставили штампы в паспорта, и тут по охране управления начали стрелять хуситы. Или охрана управления – по хуситам. Короче, хаос. Махмуд и Ахмед друг друга потеряли.
Мохтар и Эндрю обмерли. Надо отыскать Ахмеда, но ехать на побережье – самоубийство. И Ахмеда там все равно нет. Наверняка он убежал.
– Гостиница, – сказал Мохтар.
Али гнал по широким улицам Мохи, и все в пикапе молчали. Мохтар не сомневался, что Ахмед погиб. Не может быть, что Ахмеду опять повезло. Кошмар в Адене он пережил благополучно, но сколько можно полагаться на удачу?
Эндрю заметил, какое у Мохтара лицо.
– Не дергайся, – сказал Эндрю. – Все с ним нормально.
Они подкатили к гостинице и выпрыгнули из машины.
Ахмед стоял в вестибюле, целый и невредимый.
– Эй, – сказал он.
Мохтар заключил его в объятия.
Ахмед засмеялся:
– Да все хорошо. Ерунда.
Мохтар отстранился и посмотрел на него. Считаные минуты назад он был убежден, что Ахмеда больше нет. А Ахмед жив, и у него их паспорта. Когда начали палить, он спрятал паспорта под рубашку, выскользнул из здания на стоянку, пробежал под перекрестным огнем, и тут мимо проехал мотоцикл. Ахмед затормозил его и попросил мотоциклиста подбросить до гостиницы.
А теперь он предъявил Мохтару и Эндрю паспорта, словно все это – простейшая бюрократическая процедура. Штампы он успел поставить до того, как начался бой.
– Вы лучше езжайте, – сказал он.
Они снова забрались в пикап Али и поехали на берег, но в сторону от управления порта. Ялик причалил поодаль от места боевых действий. На пляже их встретили двое полицейских, чьи идеологические симпатии – то ли за хуситов, то ли за правительство – остались неясны. Мохтар сунул им взятку, и можно было наконец выходить из Мохи.
Приглядевшись к ялику, Эндрю и Мохтар засмеялись. Эндрю вырос на озере в Луизиане – это плавсредство было меньше тех, на которых он выходил удить. Оно что, правда одолеет Красное море? Человек, которого они наняли, как будто не сомневался. Сказал, что ходил в Джибути много раз.
Второго мотора не было. Весло одно. Спасжилетов ноль. Может, где-то в Красном море шныряют саудовские корабли. Может, лодку на выходе из порта атакуют саудовские бомбардировщики. Или, может, там где-нибудь стоят корабли США – решат, что в лодке террористы, и ее подорвут. И вдобавок был шанс – пожалуй, побольше прочих, – что капитан продаст двух американцев сомалийским пиратам.
– Пора, – сказал Мохтар.
Они закатали чемоданы в брезент и положили на дно лодки. На двоих у них была сотня килограммов зеленых зерен. Пока капитан заводил мотор, Мохтар, Эндрю, Али и Ахмед прикидывали план на всякий пожарный случай.
Мохтар и Эндрю позвонят Али и Ахмеду, добравшись до Джибути, – ну, в течение суток. До их звонка Али и Ахмед побудут в Мохе. Если Мохтар и Эндрю не позвонят, значит, что-то пошло наперекосяк – их, вероятно, продали пиратам. Тогда Али и Ахмед вольны похитить родственников капитана. В Йемене так принято.
На пляже все это обсуждалось серьезно, хотя и не без черного юмора. Чемоданы лежали в лодке, все было готово. Но пока готовили лодку и обсуждали всякие пожарные случаи, поблизости ошивались двое местных детей, мальчик и девочка. Обычное дело само по себе – местных детей всегда интересуют уходящие суда, – но тут эти дети запрыгнули в лодку.
– А это кто? – спросил Мохтар капитана.
Капитан объяснил, что это дети его друга. Он доставляет их к отцу в Джибути. Мохтар и Эндрю наспех прикинули, более или менее опасно их странствие, если с ними еще и дети.
– Двинули, – сказал Эндрю.
Они попрощались с Али и Ахмедом. Али, который ободрял Эндрю и Мохтара, разъясняя им обеспечительные меры и потенциальное возмездие за любой нанесенный им обоим ущерб, вдруг как-то поник:
– Так вы правда уезжаете?
– Нам надо в Сиэтл, – сказал Эндрю.
– Позвоните с лодки, – сказал Али.
Они помогли капитану столкнуть ялик на мелководье. Капитан забрался на борт и сел у подвесного мотора.
– Знаешь что? – сказал Мохтар. – Я в лодке никогда не был.
– Вот в такой лодке не был? – переспросил Эндрю.
– Ни в какой не был.
Мохтар вырос в Сан-Франциско – там океан и заливы, реки, эстуарии и озера. Он много лет провел в Йемене, где побережье раскинулось на тысячу двести миль. Он ходил в школу на Острове Сокровищ – на взаправдашнем острове. Но на борту плавсредства никогда не бывал. Всегда хотел, но паромы, и яхты, и парусные шлюпки, которые он видел в детстве, казались приветами из недоступного иного мира.
Впервые он окажется на воде в крошечном ялике, что уходит из Йемена посреди гражданской войны.
Мохтар шагнул в лодку, и они отчалили. Они увозили кофейные зерна из порта Мохи – впервые за восемьдесят лет.
Глава 38Добро пожаловать в Джибути
Волны опрокидывали их на дно лодки. Они выпрямлялись, и смеялись, и крепче цеплялись за борта. Этой лодке, такой нелепой и неловкой, любая рябь грозила катастрофой. Вскоре они уже вымокли до нитки. И дети тоже. Дети жались друг к другу у миделя и за три часа не произнесли ни слова.