– Слаб, как дитя! – взревел раздраженный дьявол. – Долой эту глупость! Ты подпишешься сию минуту, или я дам волю своему гневу!
В этот момент был отодвинут наружный засов на двери. Узник расслышал скрежет замка и лязганье железа: до прихода конвоя оставались считаные секунды. Доведенный до безумия близкой опасностью, устрашенный угрозами демона, не видя другого способа вырваться из западни, несчастный монах сдался. Он подписал договор и поспешно отдал его в руки злого духа, глаза которого вспыхнули злобной радостью.
– Возьми! – сказал отступник. – А теперь спаси меня! Унеси отсюда!
– Стой! Ты отрекаешься добровольно и полностью от Творца своего и от Сына его?
– Да! Да!
– Отдаешь ли ты душу свою мне навеки?
– Навеки!
– Без оговорок и уловок? Без обращения в дальнейшем к божественному милосердию?
Последняя цепочка была снята с двери камеры. Ключ провернулся в последнем замке. Обитая железом дверь со скрежетом провернулась на ржавых петлях…
– Я твой навек и безвозвратно! – дико завопил монах. – Я отказываюсь от спасения души. Чу! Они уже здесь! О! Спаси меня!
– Я победил! Ты мой, и я исполняю договор.
Едва он договорил, как дверь раскрылась настежь. В тот же миг демон схватил Амброзио за руку, распахнул свои широкие крыла и взмыл в воздух. Потолок разверзся, чтобы пропустить их, и снова сомкнулся, когда они вылетели из темницы.
Внезапное исчезновение заключенного крайне удивило тюремщика. Хотя ни он, ни солдаты не успели увидеть, как исчез монах, сернистая вонь, распространившаяся по всей тюрьме, послужила достаточным указанием на то, кто помог ему освободиться. Они поспешили с докладом к Великому инквизитору. История о том, как дьявол унес колдуна, наделала шума в Мадриде; несколько дней весь город судачил об этом происшествии. Впрочем, постепенно, под наплывом новых впечатлений люди увлеклись другими темами, и Амброзио вскоре был забыт, словно он и не существовал вовсе.
Тем временем монах, поддерживаемый своим адским проводником, преодолев огромное расстояние со скоростью стрелы, очутился на краю глубокой расщелины в горах Сьерра-Морена. Амброзио спасся от инквизиции, но блаженной свободы пока не ощущал. Проклятый договор тяготил его; недавние события, в которых он был главным действующим лицом, оставили на его сердце болезненный и смутный отпечаток.
Пейзаж, который открывался перед ним в свете полной луны, плывущей среди облаков, не способствовал обретению покоя, столь необходимого монаху. Расстройство его воображения усилилось из-за дикости окружающей природы. Мрачные ущелья, трещины, крутые скалы, одна выше другой, вздымающиеся до облаков; разбросанные там и сям рощицы, где ночной ветер хрипло и печально вздыхал среди густого переплета ветвей; пронзительные крики горных орлов, свивших гнезда среди необитаемых пустошей; оглушительный рев потоков, разбухших от недавних дождей, которые рушились водопадами в бездонные пропасти, – безрадостная картина… У подножья скалы, где стоял Амброзио, тихая река медленно катила темные воды, слабо отражавшие лучи луны. Аббат испуганно оглянулся. Его адский спаситель стоял рядом и рассматривал его со смешанным выражением злобы, удовлетворения и презрения.
– Куда ты меня доставил? – сказал монах наконец тихим, дрожащим голосом. – Зачем мне быть в этом унылом месте? Унеси меня отсюда побыстрее! Я хочу встретиться с Матильдой!
Демон не ответил, но продолжал молча рассматривать его. Амброзио не выдержал этого взгляда и отвернулся.
– Итак, он в моей власти! Этот образец набожности! Безупречное существо! Простой смертный, считавший, что ничтожные добродетели поставили его вровень с ангелами. Он мой! Мой безвозвратно, навсегда! Сотоварищи моих страданий! Обитатели преисподней! Как вы будете благодарны мне за такой подарок!
Он помолчал, потом снова обратился к монаху:
– Хочешь встретиться с Матильдой? Несчастный! Скоро вы свидитесь! Ты вполне заслужил место рядом с нею, ибо во всем аду не найдешь мерзавца большего, чем ты. Послушай, Амброзио, в чем на самом деле ты повинен!
Ты пролил кровь двух невинных; Антония и Эльвира погибли от твоей руки. Антония, которую ты изнасиловал, была твоей сестрой! Эльвира, убитая тобою, родила тебя на свет! Трепещи, распутный лицемер! Бесчеловечный убийца матери! Насильник-кровосмеситель! И ты-то полагал, будто неподвластен искушению, избавлен от человеческих слабостей, свободен от ошибок и пороков! Разве гордыня – добродетель? Бесчеловечность – не грех?
А теперь узнай, тщеславный человечек, что я давно уже избрал тебя своей добычей. Я следил за движениями твоего сердца; я увидел, что ты добродетелен не из принципа, а из тщеславия, и выбрал подходящий момент для соблазнения. Я заметил, что ты преклоняешься перед образом Богоматери, как язычник перед идолом. Я велел одной из своих подчиненных, ловкой демонице, приобрести такой же облик, и ты легко поддался обольщениям Матильды. Ее подобострастие тешило твою гордыню; твоей похоти нужен был лишь удобный случай – и ты попал в ловушку, как слепой, и не посовестился совершить проступок, за который так бездушно осудил другого человека.
Это я поставил Матильду на твоем пути; я открыл для тебя двери в спальню Антонии; я позаботился о том, чтобы тебя снабдили кинжалом, которым ты пронзил грудь своей сестры. И я же предупредил Эльвиру во сне о том, что ты замыслил сделать с ее дочерью; она помешала тебе воспользоваться сном девушки, и это побудило тебя добавить насилие и инцест к списку твоих преступлений. Слушай, слушай, Амброзио! Если бы ты посопротивлялся мне лишь на одну минуту дольше, то спас бы и тело свое, и душу. Стражники, которые открыли дверь и собирались войти в твою тюрьму, несли тебе весть о помиловании. Но я уже восторжествовал! Мой замысел уже осуществился. Я не успевал подсказывать тебе преступления – ты поспевал совершить их раньше.
Ты мой, Амброзио, и небеса не спасут тебя от моей власти. Не надейся, что раскаяние поможет аннулировать наш договор. Вот обязательство, подписанное твоей кровью; ничто не возвратит тебе прав, от которых ты так глупо отрекся. Ты полагаешь, что твои тайные мысли от меня ускользают? Нет, я легко читаю их! Ты верил, что у тебя еще будет время, чтобы покаяться. Я распознал твою уловку, понял, что она фальшива, и с удовольствием обманул обманщика! Мне уже не терпится начать расправу, и ты не уйдешь с этой горы живым.
Амброзио молчал, ошеломленный речью демона, но последние слова возмутили его.
– Не уйду с этой горы живым? – воскликнул он. – Вероломный, что ты имеешь в виду? Разве ты забыл наш договор?
Ответом ему был злорадный смех:
– Наш договор? Разве я не исполнил свою часть? Разве я обещал тебе что-то еще, кроме освобождения из тюрьмы? Может, скажешь, что я этого не сделал? Ты ведь теперь в безопасности от инквизиции, не так ли? В безопасности от всех, но не от меня! Глупец, ты доверился дьяволу! Почему ты не оговорил другие условия – жизнь, власть, наслаждение? Все это было бы тебе даровано; однако ты поздно спохватился. Негодяй, готовься к смерти; немного часов осталось тебе прожить!
Потрясение злосчастного грешника было ужасно! Он пал на колени и воздел руки к небу. Дьявол угадал его намерение и вмешался.
– Как? – вскричал он, пригвоздив монаха яростным взглядом. – Ты еще осмеливаешься просить Предвечного о помиловании? Ты намерен изобразить раскаяние, ты снова играешь роль лицемера? Хватит, мерзавец! Я забираю свою добычу!
С этими словами он вонзил свои когти в бритую макушку монаха и спрыгнул вместе с ним со скалы. Горные вершины и пещеры откликнулись эхом на вопли Амброзио. Демон воспарил над горами, а потом, поднявшись на большую высоту, отпустил страдальца. Монах пролетел головою вниз сквозь воздушную пустыню и ударился об острый выступ скалы; дальше он покатился по каменистому склону расщелины, пока не рухнул на берег реки, избитый и искалеченный.
В его исковерканном теле еще теплилась жизнь; он попытался подняться, но вывихнутые и сломанные конечности отказались служить ему, и он не смог сдвинуться с того места, куда упал. Между тем солнце поднялось над горизонтом; его палящие лучи ударили в голову умирающего грешника. Тучи насекомых, пробужденных дневным теплом, набросились на Амброзио; они пили кровь, сочившуюся из его ран, а он не мог их прогнать, и они жалили его тело, ползали по нему тысячами, причиняя изощренные и невыносимые муки. Жгучая жажда также мучила его; он слышал журчание реки совсем рядом, но тщетно пытался дотянуться до нее. Потом орлы слетели к нему со скал, они вырвали своими кривыми клювами куски его плоти и выклевали глаза. Слепой, искалеченный, беспомощный, он выражал свои отчаяние и ярость в кощунственной брани, проклиная жизнь и все же страшась прихода смерти, которая означала для него начало гораздо больших мук.
Шесть жутких дней еще протянул негодяй. На седьмой разыгралась сильная буря; яростный ветер раскалывал камни и валил деревья в лесах, небо затянули черные тучи, их то и дело прошивали молнии, дождь лился потоками. Вода в реке начала прибывать, бурлить; волны захлестывали ее берега, и наконец половодье достигло того места, где лежал Амброзио; когда же воды схлынули, они унесли с собою тело обманутого монаха.