Альфонсо брезгливо поморщился, выглянул в окно и понял: дело плохо. Охранники рубились на славу, но лес продолжал кровоточить разбойниками, и вскоре из десяти стражников, пятеро легли на землю. Наполовину высунувшись из переднего окна, Альфонсо стегнул лошадей по крупу – кучер сразу после нападения куда то сбежал – и лошади понесли вперед, сбивая разбойников с ног, качественно уничтожая карету бешеными скачками по кочкам, превращая ее в маслобойку, где Альфонсо был кусочком масла, прыгая по полу и мучительно лязгая челюстью.
Оставшиеся пятеро стражников скакали за ним, оставив нападающих позади. Неужели отбились?
Мысль о том, что в любой нормальной засаде поперек дороги должно лежать поваленное дерево, отрезающее путь к бегству, пришла Альфонсо раньше, чем он в него врезался. Взбешенные лошади, перепрыгивая через огромный ствол, подняли переднюю ось кареты над землей оглоблями, отчего она ударилась ими о дерево со страшной силой. От удара упряжка лошадей вырвала всю переднюю стенку кареты, и понеслась к горизонту, а резко оглохший Альфонсо вылетел на улицу, кувыркнувшись через голову сквозь ветки поваленного дерева, с арбалетом в руках, которым и получил по зубам приземлившись на коленки. Долго скулил он от боли, не смея двигаться, чтобы ненароком не потревожить ушибленные ноги, долго пятеро королевских стражей держали оборону, возведя собой стену из мертвых тел, защищая доверенное им лицо с нечеловеческой отвагой. Но силы их были на исходе, и Альфонсо, пока есть время, бросив их, сбежал в лес.
Боль в коленях была жуткой – словно их полосовали раскаленным ножом, и долго так бежать он не мог. Со здоровыми ногами удрать в лесу от преследователей было бы проще жареной картошки, но сейчас Альфонсо уже начинало мутить от боли, и он просто упал, выбрав кустарник погуще и стараясь не заорать. Видимо, стражники кончились, поскольку наполняя диким криком девственную тишину леса, разбойники ломились сквозь чащобу леса, ломая по дороге ветки, продираясь сквозь кустарник, скашивая мечами траву, матерясь и переговариваясь между собой, как на пикнике. Кого то даже рвало в кустиках.
– Он не мог далеко уйти, – кричали поблизости, – ищите его. За его башку дают сто тыщ на рыло!
– Твари сколько наших положили, – рычал кто то вдалеке, я сам лично найду его – кишки выдерну и на палке…
Что там будет с палкой Альфонсо не расслышал, он услышал главное- целиком он им не нужен, достаточно будет головы, а это значит, что драться нужно будет до последней капли крови.
– Ну, скоты, один я здесь не лягу, – злобно скрипел зубами Альфонсо, чувствуя, как закипает кровь от охотничьего азарта, даже стало весело – по злому весело, захотелось драки и крови. Инстинкт убийцы, испокон веков вырывающий у смерти свое право на жизнь, пульсировал в мышцах, сжал плотнее челюсти, приготовил все тело к смертоносному броску. Пока, правда, смертоносное тело тщательно пряталось в кустах, но к броску оно было готово.
Разбойники не давали себе труда скрываться – топот их был слышен за километр, и обыскивали лес они по всем правилам охоты, в том смысле, что делали все так, как не надо было делать. Не надо было расходиться так, чтобы не видеть друг друга, орать на вес лес, думать, что ты бессмертный и не ждать опасности. К лежавшему в кустарнике Альфонсо приближались двое, но один рявкнул второму, что нечего, мол, толпой ходить, и выгнал его подальше, заставив Альфонсо облегченно вздохнуть. Разбойник не дошел до кустарника метров пять, достал фляжку из тыквы, спустил штаны и осуществил круговорот воды в природе, принимая дар природы, одновременно отдавая природе сдачу. Содержимое фляжки маняще булькнуло, Альфонсо облизнулся – он только сейчас понял, как пересохло у него в горле. Он быстро осмотрелся – нет ли кого поблизости; быстро распрямилась тетива арбалета, быстро долетела стрела до горла разбойника, только падал тот долго, держась за шею, удивленно глядя на Альфонсо, который выдирал флягу у него из рук.
Альфонсо сделал смачный глоток из фляжки, выплюнул то, что пил – это оказался самогон. Они еще и пьяные! Никогда в лесу не следовало пить что то крепкое – это Альфонсо знал назубок. И залпом выпил всю фляжку до самого дна. Как ни странно, в критической ситуации самогон не подействовал так, как должен был подействовать, но ушибленные колени притихли настолько, что позволили почти без зубовного скрежета оттащить тело и спрятать в траве.
Стрела не пробила горло насквозь- она застряла в позвоночнике шеи, выдергивалась с хрустом, пришлось еще помогать кинжалом – кромсать горло, разбрызгивая в стороны холодеющую кровь, но в конечном итоге извлеченную стрелу снова можно было использовать. Оставаться на месте было опасно, по этому, став слухом, зрением и самой концентрацией, при этом пригибаясь, двинулся Альфонсо вслед за разбойниками – и получилось так, что он начал преследовать своих преследователей. Вначале, правда, он хотел вернуться туда, откуда пришел – к карете, но услышал где то там лошадиное ржание – наверное у разбойников там был разбит лагерь , и сколько их там осталось, было не известно, по этому идти туда было опасно.
Следующую свою жертву Альфонсо обнаружил по храпу – бедолага скатился в овраг, и, видимо отчаявшись встать, решил поспать, так и не выпустив фляжку из руки. И, да, она была разочаровывающе пустой.
– Господи, что за шуты гороховые, – думал Альфонсо, выбрасывая флягу обратно и втыкая кинжал спящему в печень, – что за сброд меня убивать пришел?
Понятно, что это было глупое чувство, но он почувствовал себя оскорбленным: за его заслуги могли бы и получше кого нанять, уж потратились бы. Этот хоть был в одежде, в связи с чем пришла гениальная мысль: Альфонсо содрал с трупа его грязные, вшивые, вонючие лохмотья, надел на себя, спрятал свой камзол в трухлявый пень, чтобы потом его никогда не найти, арбалет закопал в павшей листве, испачкался грязью, забрал у мертвеца кривую, ржавую саблю, и превратился в разбойника. Хромая, попеременно, то на одну, то на другую ногу, пробирался он через чащобу, следуя за разбойниками и тщательно имитируя поиски самого себя.
Хоть и замаскированный, Альфонсо все же старался избежать встречи с преследователями, но растянувшихся на сотню метров бандитов с большой дороги обходить было бы долго, боль в коленях стала совсем невыносимой, и он решил залечь до темноты где нибудь в густом кустарнике, когда неожиданно напоролся на одного из разбойников. И очень сильно этому удивился: не склонные скрывать себя разбойники были шумными, где они находятся, даже что делают и с каким результатом, было слышно за километр, однако этот парень был совершенно незаметен. Он стоял около дерева, почти слившись с ним, с огромным луком, который очень удачно спрятал, и очень внимательно прислушивался ко всему, что происходило в лесу. От него за версту разило опасностью, и Альфонсо это напрягло.
– Тихо, – прошептал он Альфонсо, – спрячься – он обязательно здесь пройдет, если судить по траектории его движения…
Альфонсо стало не по себе: в свою очередь расслабившись, он легко мог бы стать мишенью, если бы не переоделся и не испачкал лицо – если разбойники вообще знают, как он выглядит, а то, может, ориентируются на дорогую одежду, полосуя мечами всех встретившихся богатых людей. Он залег в овражек, с наслаждением вытянул ноги, внимательно посмотрел на парня. Тот был высоким, мускулистым, но при этом стройным, как человек, готовый к резким, стремительным движениям. Смущал лук – чтобы натянуть тетиву такого нужна была сила; а потом паренек повернулся, и у Альфонсо екнуло сердце: это был тот самый вор, который украл у него кинжал в городе.
– Вот, черт, – выругался он мысленно. Этот разбойник мастерски вел себя в лесу, словно всю жизнь был ходоком, лишая Альфонсо преимуществ опыта блуждания по лесу, хоть этот лес и был, по сравнению с настоящим лесом, прогулочным парком для маленьких детишек, и это было плохо. Очень плохо.
Альфонсо сжал рукоять кинжала, спросил:
– С чего ты так думаешь?
– Ты видел, с какой скоростью он вылетел из кареты? Он в любом случае повредил себе башку, а с разбитой башкой не будешь вилять по лесу – пойдешь прямо к дороге, чтобы быстрее попасть в деревню. От того места, где он сбежал, по прямой это самый короткий путь.
– Может, его тогда лучше на дороге стеречь?
То, что где то неподалеку есть дорога радовало, теперь Альфонсо хотел бы попасть на нее, и если бы разбойник его на нее вывел, это было бы прекрасно. Парень задумался.
– Там сейчас весь цвет разбойничьего дна его стережет и пьянствует. Тем более, по моим расчетам, где то здесь у него кончатся силы и он вынужден будет залечь в траву.
– Сволочь какая, – с ненавистью подумал Альфонсо. Если бы вместо сотни отбросов был хотя бы десяток таких разбойников, он бы уже давно без головы кормил ворон своим телом.
– Я пойду схожу на разведку, – сказал он, вылез из своей засады, вытащил кинжал и бросился на паренька, однако не добежал двух метров, как в его сторону уже смотрел кончик стрелы, глаза молодого разбойника и смерть, которая раздумывала, отдать ли руке команду отпустить два пальца, держащие тетиву.
– Куда ты сходишь? Это в какой банде такие слова знают то вообще? Местная шушера таких слов не знает точно.
И тут он увидел кинжал. И тут же его узнал и все понял.
Альфонсо среагировал чуть быстрее, и палка с железкой на конце лишь царапнула его плечо; он бросился на разбойника с кинжалом, увернулся от удара плечом лука по голове и Кералебу снова отведал крови, теперь человеческой, правда не там, где надо было– парень ловко увернулся, отчего удар кинжала мимо сердца пришелся в торс, скользнув между ребер, не задел никаких важных органов, зато продырявив разбойника насквозь.
Мощный удар кулаком в щеку, которого Альфонсо вообще не ожидал, отбросил его в сторону: он упал в траву, прокатился по ней же и резко вскочил на ноги, готовый убегать от стрелы или защищаться, в зависимости от ситуации, но только услышал крик: