– Кто заказал меня, сволочи? – спросил у них Альфонсо, когда они проходили мимо.
– Нам это неведомо, это Волк награду объявил, а кто ему платит, того он нам не докладывает. Но, видимо, правильно молва идет, будто знак на тебе Агафенона. Не злись на нас, не допусти гнева божьего, больше неприятностей от нас ты не увидишь…
–Поздно о боге вспомнили, уроды…
Больше Альфонсо эту троицу не видел.
– Жалуются на тебя люди, – сказал Альфонсо поп, отрывая ногу у пережаренной утки, окропляя стол брызгами жира. Звали попа Боригердзгерсман, и в связи с этим делил он людей на три категории: те, кто был ему симпатичен, могли называть его Боригом, кто был нейтрален – Боригердманом, те же, кто вызывал неприязнь, мучительно напрягаясь пытались выговорить имя без ошибок, поскольку ошибки наказывались криком его праведного гнева. Альфонсо, услышав как зовут священника, произнести все это не рискнул, и называл его просто- «поп».
– Чего случилось? – спросил Альфонсо. Пролежав три дня на тюфяке с соломой, пока не прошли колени, он только-только начал вставать и ходить, но со двора церкви не уходил, опасаясь нового покушения.
– Телегу Большой дуры ты разломал, а новую она где достанет? На какие шиши купит? Теперича ей в город ездить, молоко продавать, не на чем.
Альфонсо не ответил- он сосредоточенно жевал, да и что ответишь: денег у него самого не было ни песеда? Даже одежды своей у него не было, а одежду разбойника пришлось выкинуть, и носить старую рясу Бориса, которую пришлось ушивать два раза. За камзолом же он идти не решился, как и к карете, когда вспомнил, что оставил там грамоту на владение городом. Не помнил только, каким.
– Что с Тощим, не сдох еще? – спросил он попа.
Разбойник, который так долго и упорно преследовал Альфонсо, все три дня провалялся в бреду, и был настолько слаб, что даже стонал еле-еле. Ухаживала за ним деревенская девушка, которая параллельно с ухаживаниями влюбилась в него, тщательно пытаясь это скрыть, хотя все было написано у нее на лице. Все свободное время проводила она у постели больного, меняя компрессы, запихивая в горло какие то порошки, выносила утку, хотя Альфонсо и предлагал ей прикончить его, и не мучиться.
– Только тронь, парня, – погрозил Бориг, – и мои апостолы из тебя кишки выпустят.
– Я таких щенков, пачками в детстве топил, – презрительно фыркал Альфонсо, но к разбойнику больше не подходил, вполне, впрочем уверенный, что он умрет сам.
– Жив еще. Дышит. Сильный чертяка, не зря Отрыжка (девушка, которая за ним ухаживает) втюрилась в него по уши.
Боги подарили Альфонсо еще неделю тишины и спокойствия, хоть в Теподске (деревня, в которую он угодил) за инцидент с телегой его невзлюбили. Разговоры с попом ни о чем, спокойствие тихого места, близкого с природой и далекого от столицы, запомнились ему как одни из самых счастливых дней в его жизни. Не хватало лишь ее, но Альфонсо воспрял духом, хоть и точил это счастье надоедливый червяк – мысль о том, что эта идиллия не будет продолжаться вечно.
Чистое летнее небо закрыло солнце ватным одеялом облаков, резко лишив мир той насыщенности красок, которое дает нам человеческое зрение, еще и собираясь, судя по настроению Агафенона, помочить его мелким противным дождиком. Разбойник с именем Тощая задница пришел в себя, чем немало огорчил Альфонсо, но обрадовал Отрыжку. Бориг долго молился за спасение его души, предлагал монаху Ордена света присоединиться, но тот отказался – нудное, монотонное говорение на коленках он если и не отвергал полностью, то и не приветствовал как способ лечения. Альфонсо вышел на улицу чтобы прогуляться, и увидел карету главного советника, с множеством богато украшенной охраны, которая подъезжала к церкви, быстро исчерпав всю площадь двора своими лошадьми. Вышел и намолившийся поп, увидев кавалькаду, нахмурился.
– Ваше высокопреосвященство, старый друг Боригердзгерсман! – крикнул, даже не запнувшись ни разу, выкатившийся из кареты первый советник собственной персоной, – как же давно я тебя не видел !
– Сам явился, – буркнул себе в бороду Бориг, – мог бы и прислать кого.
Поп поклонился первому советнику, причем сделал это так, что это больше походило на паясничание, чем на уважение; сам Альфонсо, впервые увидев, что Минитэка может ходить, поклониться забыл.
– Чем обязаны появлению столь высокопоставленной особы? – осведомился Бориг.
– Нужно вернуть заблудшую овцу. Разве эту деревню , граф, мы подарили тебе высшей королевской милостью?
– В лесу на меня напали разбойники, – ответил Альфонсо, – и ранили. Добрый священник приютил меня и дал кров. А то, где я нахожусь, я вообще понятия не имею. Ваша светлость.
–Добрый священник? – язвительно повторил Минитэка и едва заметно растянул губы – это в его исполнении была широкая улыбка, возможно даже заливистый смех. – Ну-ну.
Борис нахмурился еще сильнее.
– Прошлое в прошлом, ваша светлость.
– Граф, надеюсь собрать вещи много времени у тебя не займет. Время пришло. – обратился Минитэка к Альфонсо.
– Нехорошее дело замышляешь, советник. – угрюмо проговорил Бориг, глядя себе под ноги, – парня на злое подбиваешь.
Не понятно было, откуда Бориг узнал про будущее предательство, хотя, возможно, он и не знал, что конкретно замышляется, но зная Минитэку полагал, что ничего хорошего. В любом случае, после приезда первого советника короля, простой деревенский поп из нищего прихода превратился в темную лошадку с каким то туманным прошлым.
– Истинно ли? Хорошее, не хорошее, увидит история. А парень твой, ходок, прямую связь с лесом имеет.
От того, что Минитэка так открыто об этом говорит Боригу, Альфонсо не поверил своим ушам. А после сказанного Боригом не поверил своим ушам вторично, только теперь с еще большим удивлением:
– Лес средоточие зла, только в головах ваших. Легче отгородиться от страшного, назвав злом, чем узнать страх и победить его. Ваши священники быстры на язык, ведь чтобы что то сказать, не нужно прилагать таких усилий, как если бы нужно было что то сделать, а религия не требует доказательств, религия требует послушания.
– Ты не изменился, Бориг, – усмехнулся Минитэка, – все так же хочешь, чтобы Бурлидо поджарил тебе пятки. Что ж, рад был повидаться.
– Идем, – сказал он Альфонсо, – нас ждет переворот.
14
У Минитеки был огромный замок – сродни амбициям владельца, со множеством гулких коридоров, огромных зал, с массивными колоннами, которые держали сводчатые потолки. Бросалась в глаза роскошь каждого помещения: роспись на стенах перламутровыми красками, картины, янтарь, серебро, и, конечно же, огромное количество золота. Альфонсо эту страсть к золоту не понимал – для оружия, оно слишком мягкое, и чего с ним делать, кроме как носить на пузе в виде цепи и хвастаться, он не знал. Мимо янтарных панелей с резным орнаментом он проходил совершенно спокойно – вот уж смолы он насмотрелся в разном виде, тем более от липких деревьев, смола которых приклеивала жертв к стволу намертво и медленно пожирала, пуская в несчастную ростки.
– Итак, граф, твоя задача – настроить толпу людей против короля, – сказал Минитека, раздражающе постукивая жирным пальцем по дорогой столешнице своего огромного стола – разозлить их, поднять восстание. Как только королевская стража – большая ее часть – покинет замок, отряды солдат, во главе с верным мне виконтом Леговски штурмом захватят замок короля, убьют его и всю его семью. Как только это случится, войска Степи пересекут границу страны, присоединят земли Эгибетуза к своим землям. Король Степи Алкер не пожалеет ни титулов, ни власти для тех, кто окажет ему услугу, и у тебя будет все, чего ты захочешь: власть, деньги, твоя садовница, титул.
Минитэка замолчал резко, как будто в его легких кончился воздух. Он понимал, какие терзания происходят в голове у Альфонсо, точнее, думал, что понимает, поскольку когда то, сделав свои еще не опытные, робкие шаги в карьере предателя, он сам эти чувства испытывал. На самом деле мысли Альфонсо были далеки от смятения, жалости к незнакомым людям, гибели чужой страны, смерти Аэрона, который вообще ничего хорошего для него не сделал. Он смотрел на пламя камина, на то, как жаркие языки его поглощают росшее годами деревья, никогда не насыщаясь, разрушая тонко настроенный организм и думал о том, где же он, тогда в лесу, свернул не туда. С какого момента прекрасная жизнь ходока превратилась в жизнь человека, задачей которого было способствовать уничтожению целой страны.
– Это все ведьма, – пришел он к неожиданному выводу, – это ее проклятье, с ее поцелуя в лесу вся моя жизнь полетела к чертям.
– У нас все готово, – убил тишину Минитека спокойным, даже вроде бы, уставшим голосом, – и начинать будем завтра с утра.
На стол перед первым советником запрыгнул (не с первого раза и не без труда) огромный котяра, посмотрел на Альфонсо, потом повернулся к нему задом, задрал хвост и, подогнув короткие лапы под свой висячий живот, шмякнулся на стол явно быстрее, чем изначально планировал, потому что крякнул, когда приземлился. А потом он заурчал, и начал царапать когтями стол, стоивший больше десяти среднестатистических домиков в Среднем городе, за что и получил в награду ласковое поглаживание между ушами второго, после короля, человека страны. Кот заурчал еще сильнее, почти захрипел.
– Что будет, если народ не взбунтуется? – спросил Альфонсо. – Что если их все устраивает?
Голос его повис в тишине, и повис надолго, лишая надежды на ответ, и когда уже Альфонсо забыл свой вопрос, мысленно мечтая выбраться из этого каменного хранилища огромного Минитэковского эго на свежий, уже глубоконочной воздух, то вдруг заговорил:
– Вот смотри, граф это – народ, – и Минитека показал на кота, который даже приостановил процесс наведения гигиены между своими задними ногами, и вопросительно посмотрел на хозяина.
– В каком смысле, Ваше превосходительство? Такой же жирный? Чего то я жирных особо то и не видел, особенно в Нижнем городе, – не понял Альфонсо.