– Ваша светлость, запомни, дикарь из леса. Нет, не жирный, кота зовут – Народ. Я нашел его в подворотне и раз покормил – куском хлеба, который он сожрал даже не прожевав. Потом я взял его себе и кормил – сначала простой рыбой, потом вареной, потом мясом, теперь он ест только вареную куриную грудку и, знаешь что? Воротит нос и от нее, она ему надоела. Я дал ему все, и в благодарность – постоянное мяуканье, поскольку он думает, что я обязан его кормить, хоть я и дал ему кусок хлеба из жалости. Он ленив, неблагодарен и вечно недоволен.
Альфонсо посмотрел на кота нехотя, как то это получилось само собой, и отметил про себя, что может быть Народ ленив и неблагодарен, но он явно не недоволен. Блаженство прописалось на его морде до такой степени, что отражалось даже в кончиках усов, и сильно захотелось по этой морде треснуть – слишком она раздражала своим блаженным выражением.
– Люди тоже такие же – вечно ноющие, вечно недовольные, им всего мало. Они должны заплатить за свои желания, понять, что блага жизни не плывут к кому то сами по себе и никто не обязан о них заботиться, кроме них самих.
– Ну не знаю, Ваше пре…светлость, – усмехнулся Альфонсо, – вот вашему коту плывет…
– Он животное, он не человек – голодных людей не подбирают на улицах, не кормят просто так. Тем более, посмотри на эту мордаху…
Альфонсо на мордаху не смотрел – Народ повернулся к нему задом, и на то, что он ему показывал, смотреть не хотелось. Завтра, если все получится, начнется бунт, погибнет множество людей, страна захлебнется в крови и завалится трупами, а они обсуждали кота.
– Людям нужна война, чтобы они не наглели, чтобы поняли, насколько может быть хуже, чем сейчас, чтобы поспали на голой земле, пожрали гнилой картошки и поняли, как хорошо они живут сейчас. Да, Народ? Выгнать тебя снова на улицу, чтобы ты снова вспомнил вкус сухой корки хлеба? До завтра ты свободен, граф.
Альфонсо поклонился, и, поворачиваясь, чуть не врезался в пришедшего его проводить дворецкого. Ступая по гулким лестницам этого огромного, для одного человека, замка, он думал о том, кто заставит Минитэку перестать требовать больше, чем ему нужно для жизни, когда случится тот момент, когда этот человек может сказать: у меня есть все, мне больше ничего не нужно, теперь я могу поделиться с тем, кому не хватает.
– Наверное, в наше время невозможно такое, – думал Альфонсо, – но в будущем, лет через двести… Люди станут мудрее, честнее и точно перестанут думать только о том, как бы одеться побогаче и пожрать посытнее.
Стеклянные дворцы Волшебного города, города, где каждый может получить все, что захочет, едва махнув рукой, всплыли в его воображении сверкая на солнце громадами замков. В нем нет вшей и блох. Нет нищих и прокаженных, бродящих по улицам. Там не нужно бежать к реке, чтобы набрать воды, бежать в лес, чтобы разжечь печь в избе, гнуть спину в огороде, чтобы поесть. Там в каждом доме – шелковая кровать.
Что вообще еще нужно человеку?
Центральная площадь была забита людьми до отказа – было воскресенье, день, когда глашатый короля зачитывал указы, чаще всего нехорошие, и Альфонсо понял, почему Минитэка так торопился: сегодня зачитывался указ о повышении податей в казну, и так непомерных для большего числа ремесленников и крестьян, день, когда люди становятся злыми. Голос глашатого погряз в ропоте толпы: слышались сначала робкие, неуверенные единичные голоса, но постепенно их становилось больше, они становились громче и громче, разрастаясь, как огонь свечи на сухой соломе, и вот уже указ не было слышно. Отчетливо слышались проклятия, пока не известно кому, но стража напряглась, схватилась за мечи.
– Люди!! Доколе нас будут обдирать, как липку!? – возопил в толпе голос – несомненно проплаченный пособниками Минитэки, – детям малым жрати нечего, все забрали нехристи!!
Реакция была очень бурной, площадь захватил вихрь негодования, и Альфонсо уже начало казаться, что бунт начнется без него, но он недооценил ту громадную пропасть между человеческим нытьем и действиями. Железным клином вонзившись в толпу, стражники вычислили крикуна, вытащили на трибуну, привязали к колоде, принялись бить палками по спине.
–Люди-и-и-и, – визжал крикун, но люди мигом затихли, стояли и смотрели на наказание молча – никто не решался быть вторым, а действовать всем одновременно мешал старый, добрый животный страх. Вот если бы не высказанная злость убивала, то Аэрон давно бы уже был в гробу, но крики ярости сквозь толстые стены в замок не проникали.
– Твой выход, граф, – сказал Альфонсо барон, (Альфонсо забыл его имя) сидящий с ним в карете, призванный проследить за исполнением условий договора, – толпа должна взбунтоваться, и ты должен ее к этому подтолкнуть.
–Я знаю, что я должен делать, – буркнул Альфонсо.
–Только не знаю как, – добавил он про себя, уже выйдя из кареты.
Альфонсо прошел к противоположному краю площади, подальше от глашатого и стражи, совершенно не зная, что сказать. Точнее, ему примерно накидали текст, который он должен был говорить, но стройное здание красивой речи развалилось под ураганом странных ощущений и дурацких мыслей, не запомнившихся, но удивительно разрушительных. Толпа глупа, жестока, многолика, податлива на пустую болтовню, но не стабильна в настроении, опасна и непредсказуема. Альфонсо выбрал себе место у небольшого винного кабака, залез на стоящую на торце бочку с вином и перестал видеть отдельных людей, только серую, злобную лужу , которая смотрела на него сотнями глаз с надеждой, что он сделает их жизнь лучше, и им не придется для этого ничего делать самим.
– Люди. Меня зовут Альфонсо дэ Эстеда, я монах Ордена света, спаситель рода королевского, победитель черных птиц, и…
И тут регалии кончились.
– И все, – выдохнул Альфонсо. – Мой орден призван защищать люд…э…народ…э…людской от нечисти всякой и угнетения. То, что я увидел здесь – нищета, голод, рабский труд, в то время, как в замке пируют, выбрасывая свиньям…э…свиней, в то время, как в нижнем городе дети обирают трупы…
– Зачем же ты спас угнетателей наших? – крикнул кто то из толпы. – Если ты за нас, зачем королевскую семью сохранил?
– Случайно, – злобно рявкнул Альфонсо.– кто ж знал, что вы тут как грязь для них. Я призываю вас восстать, бороться за свою жизнь, показать королю, что с ним нужно считаться! Точнее ему с вами нужно считаться…Хватит горбатиться на зажравшихся вельмож, возьмитесь за мечи и скиньте с себя ярмо гнета и… нищету.!
Последние слова Альфонсо прокричал как можно громче, полагая, что так лучше подействует на людей. Вроде бы концовка получилась более-менее сильной, но после нее создалась мертвая тишина. Искра революции потухла в сыром мхе человеческого страха сделать первый шаг, зато глашатый очнувшись от изумления, крикнул на всю площадь:
– Измена!! Измена!! Что стоите, остолопы, схватить изменника!!
Железные зубы стражи врезались в тело толпы, расталкивая людей направо и налево; черные полосы латников чертили свои линии к Альфонсо, напоминая прыгающих змей, ползущих в траве. Ему аж зубы свело от злобы – ни один из толпы не пошевелился помешать страже, почтительно расступаясь перед ней.
– Мало вас стригут, бараны, – крикнул он толпе в порыве ненависти, – мало с вас шкур спускают. Живете как скоты, трясетесь над своей убогой жизнью, а свою правду железом каленым надо завоевывать. Мало с вас налогов дерут, ваше место в канаве, ваш корм – отбросы, а смысл ваших жизней – дохнуть за зажравшихся дворян, отдавать им своих дочерей на потеху, а сыновей – на войну, чтобы они там за их богатство умирали…
Альфонсо еще много бы чего мог сказать, но стража уже почти приблизилась, и надо было уходить. Куда – не известно, ведь карета с бароном скрылась, как только раздались крики о измене, а люди вокруг все таки разозлились, только не на того, на кого надо было злиться.
– Иди сюда, монах, сейчас мы тебя к создателю отправим, – раздались вокруг злобные выкрики, потянулись руки к бочке, стараясь схватить оратора за ноги и скинуть вниз, похоже, тут и стража подойти не успеет. Шальная мысль мелькнула мгновенно и пропала, но оставила яркий след идеи в голове: резким движением кинжала Альфонсо выдернул пробку из бочки, спрыгнул с нее так, чтобы она опрокинулась. По площади поплыл сладкий вкус винограда, помешательства, пьяного угара и веселья: хлынувшее вино из бочки было хорошим, дорогим, и вызвало настоящую драку в желающих его пригубить. Передние отбивались от задних, задние напирали- толкучка создалась такой, что в ней даже стража потерялась , нескольких латников уронили, и прижали ногами к земле так, что те уже не могли подняться.
Альфонсо ринулся в кабак, ударил по голове кабатчика, который хотел было ему помешать, и бочки вина покатились по площади, орошая рты страждущих храбростью и боевым задором. Остатки стражников попытались отбить мужиков от бочек с вином, заготовленным для короля и его вельмож, мелькнули мечи, взметнулся в небо первый фонтан крови, смешался с божественным напитком, полетела вверх первая отрубленная рука, раздался вопль.
Это была ошибка. Телами толпы стражу сковало так, что они даже вздохнуть не могли, не то что махать чем бы то ни было; по железным доспехам стучали кулаки, палки, летели крики проклятий, визг свободы угнетаемого народа, нашедшего выход в исполнителях королевской воли. От ударов стражники не сильно то и пострадали, но сминались их доспехи под напором народной мести, плющились, раздавливали им ребра –медленно, мучительно, хрипели они и захлебывались кровью, пытаясь дышать. Тех, кто их сдавливал, тоже сдавили в ужасной давке, прижимая к железным телам задними рядами, но они умирали быстро, поскольку на них не было доспехов.
Винное озеро расползалось по площади, хлебали его люди, как собаки, вставая на четвереньки, дрались за каждую кружку, каждый глоток, размешивая упавших и мертвых ногами в мясной фарш.
– Мы не трусы!– орали пьяными голосами вскоре, – долой тиранию!! Хватит им жиреть за наш горб, нелюдям!! К лошадям их привязать да по полю пустить!!