– Далась тебе эта… В замке Минитэки ее не было.
– Она в королевском замке. И мне нужно ее оттуда вызволить.
– Это в том замке, где сейчас королевская армия воюет с армией первого, теперь уже бывшего, советника? Куда собирается добраться пьяная бунтующая толпа? Как ты туда попадешь то вообще?
– Есть идея. Нужно только попасть на Стену.
– Тогда удачи. Люди Волка обещались открыть ворота, и я воспользуюсь этим, чтобы уйти в лес и переждать там всю эту катавасию.
15
Как Альфонсо попал на Стену, прибив по дороге пару перепивших бунтовщиков, получил по голове тухлым огурцом, прилетевшим с неба, когда пробирался через бурлящий разорением город, прятался от мародеров в подвале кабака – это отдельная история, не увенчавшая славой в веках ее главного героя, зато приблизив его к долгожданной цели. Повезло в том, что охраны на Стене не было, да и запирать ее никто не стал – впервые, за всю историю страны, на Стену в эту ночь не вывели никого, по этому Альфонсо спокойно на ней расположился, развел там костер, приготовил принесенной снизу еды – как можно больше заталкивая ее в себя, оставил про запас, на всякий случай вместе с изрядным запасом воды.
В прошлый раз, попав в подземелье случайно, Альфонсо бродил в нем целый день, каким то образом попав в замок, который стоял на скале, окруженный пропастью, не особо, впрочем, глубокой. Как так получилось, Альфонсо ответа дать не мог, как не мог он и хоть примерно предположить, в каком направлении идти в этом темном лабиринте, по этому готовился долго бродить среди мертвецов, крыс, не понятно чем там питающихся, и запаха отходов человеческой жизни.
Солнце уже заходило за горизонт, окрашивая землю в черный цвет, и, посмотрев в провал, ведущий в подземелье, Альфонсо не смог себя заставить туда лезть в темноте, хотя там, внизу, время суток не играло вообще никакой роли. Тем более, надо было выспаться, отъесться и очистить желудок, свесив филейную часть тела со Стены.
В проклятые тенета Сарамона Альфонсо спустился на рассвете, содрогаясь от ужаса, при мысли о том, что снова придется там бродить среди мертвых, в полной темноте и тишине, не известно сколько. Может, на этот раз даже вечность. Чтобы не сходить с ума от плохих мыслей, Альфонсо напевал песенку – без слов, без какой либо упорядоченной мелодии, дикую и аморально громкую для этой могильной тишины, но веселую, и хоть как то отгоняющую твердую, как кирпич, тьму.
Сначала он шел туда, где по его мнению было направление на замок, но быстро запутался в куче коридоров, комнат, забрел в какой то склеп, с положенными в штабеля скелетами, потом уперся в подземную речку, и пошел вдоль нее, думая, что она течет под замком, и услужливо принимает на себя труд уносить все отходы его жителей. Шел он долго, очень долго, но не видя солнца сложно было сказать, какая сейчас хоть примерно часть дня, и Альфонсо стал измерять время песнями.
По истечении двадцать третьей песни, он зашел в тупик, тщательно обшарил его, стараясь найти выход, но увы- его не было, а это значит, что нужно было долго тащиться обратно. Петь уже не хотелось – хотелось глотка воздуха и лучика солнечного света, любого звука, отличного от звука капающей воды и монотонного, выжигающего мозг гула шагов. Стены подземелья начали смыкаться, и нужна была титаническая выдержка для того, чтобы убедить себя, что это происходит только в голове. Альфонсо уже собрался идти обратно, когда вдруг насторожился: что то его смутило. Точнее, сначала его что то щекотнуло по лицу, и потом уже это его смутило.
Корни. С потолка, над самой головой свисали корни растений – маленьких, судя по размеру, а это значит, что поверхность не далеко. На этот раз Кералебу на кинжале оказался по пояс в земле, но он открыл портал провалившейся внутрь земли, обнажив слепящий, божественный свет, впускающий в тишину склепа сотни звуков существ, кощунственно живых для этой огромной могилы. Не веря своему счастью, обляпанный землей, вылез Альфонсо на поверхность, огляделся, изумленно замер.
Он был в Лесу.
16
Как же сильно не хотелось опять лезть под землю, как же пьянил голову этот сладкий воздух лесной свежести, свободы, животного естества, и все же, глубоко вздохнув напоследок, Альфонсо опять нырнул во мрак и смрад. Оказалось, что речек под землей много, есть еще и озера, даже маленький водопад, и куда идти, Альфонсо не знал, пока не додумался идти на запах. Он выбрал самую вонючую речку, и шел вдоль нее, иногда думая, что сейчас задохнется, что упадет здесь, и останется навсегда в этом чистилище, но стоявшая в глазах Иссилаида вела его, давала силы, не спасла, правда, от приступа рвоты, но в остальном была полноценной звездой, ведущей его к счастью. И когда, уже взвыв от отчаяния, зайдя в очередной тупик, Альфонсо в последний момент увидел малюсенькую дверку, вылез через нее в какую то палату, он едва не заплясал от радости, совершенно серьезно считая случившиеся чудом. Освещая факелом темень, пыльные полки и огромные бочки, он обнаружил, что вылез в винный погреб; мгновенно вспыхнули приступы жажды и голода, не пристававшие раньше, потому что было не время, зато накинувшиеся с чудовищной силой сейчас. Иссилаида ждала, но Альфонсо не смог побороть себя: он присосался к одной из бочек, жадно глотая нектар мертвого винограда, закусывая куском сыра, найденным на одной из полок, и блаженствовал, урча как сытый кот на солнышке. За таким занятием его и обнаружили солдаты, скрутили, потащили к своему главарю.
– Граф Альфонсо, какая неожиданность! – воскликнул Леговски, – как же вы сюда попали? Эй, да отпустите же вя его.
Альфонсо отпустили, и он вытер губы от вина, обнаружив себя при этом стоящим с куском сыра в руке. Сначала он хотел его выкинуть, но вспомнил об этом, уже когда почти доел его.
– За каким стоящим занятием мы Вас обнаружили, граф. Когда вся страна обливаясь кровью, дерется за свое отечество, Вы, граф, упиваясь винишком, жрете королевский сыр!
– Я поднял восстание, я сделал все, что от меня требовалось, – промычал Альфонсо, прожевал, заговорил четче: – Вы сами виноваты, что не дождались беспорядков и начали штурм.
– В любом случае, мы победили. Король с семьей заперся в королевской башне, но еще немного времени, и она падет, всю его семью вырежут, вместе с прислугой, а когда с дальних застав сюда явятся войска, им уже ничего не останется, как присягнуть на верность Минитэке.
Глаза виконта горели победным огнем, речь была восторженной, сильной, он светился счастьем и гордостью за себя и победу, которую считал своей. О том, что замок первого советника взяли штурмом, а сам Минитэка пропал, он не догадывался, и держал гонца наготове, чтобы как можно скорее доложить его высочеству прекрасную новость о взятии королевской башни.
– Мы победим! – в запале крикнул Леговски.
– Ага. Только есть проблема. Бунт, который я поднял, не знает, что власть сменилась, и идет штурмовать замок короля. Впрочем, все вы для них хуже бешеных собак: виконты, короли, графы, все вы им донельзя опротивели, я думаю, они будут резать вас, не разбираясь в титулах.
– Черт побери! – моментально рассвирепел Леговски так же ярко, эмоционально и мощно, как за миг до этого торжествовал: – Вам ничего доверить нельзя граф, Вы вечно все портите, монах Ордена света. Нужно срочно закрыть въездные ворота.
– Тогда нас закупорят надолго – в своей стране они могут держать осаду долго, может, месяцами, а там и войска подоспеют, увидят бунт, скажут – измена, перебьют нас, как котят. Нужно срочно подавить восстание, представить смерть короля – его одного хватит – как трагическую случайность, королеву с дочкой – в монастыре закрыть, чтобы не вякали, а его высочество Минитэку – к власти, и все шито крыто.
Если виконт и был вспыльчивым и эмоциональным, то на быстроту мышления это не распространялось. Он думал долго – слишком долго для нервничающего Альфонсо, любовь которого вот-вот схватят враги. Дотронутся своими мерзкими ручонками до ангела. Если она в замке, конечно.
– Нужно спросить его высочество первого советника Минитэку, что делать дальше. – родил, наконец, в муках, мысль Леговски.
– Некогда, – отрезал Альфонсо, – действовать нужно быстро. Нужен быстрый, точный и сильный удар прямо в тыл восстания, появившись, неожиданно, в Нижнем городе. Паника будет неимоверной, кучка черни просто разбежится в стороны от неожиданности…
– Как мы там окажемся, черт Вас подери?! – взвизгнул Леговски, – мы в другом конце города!
– Есть один секрет.
От масштабов открытой тайны, виконт потерял дар речи, когда, стоя среди винных бочек, смотрел вниз, во вход в подземный город.
– Это невероятно! – воскликнул он. – Легенды, говорящие о подземелье под замком не врут. Но это не возможно, мы на скале стоим, и кругом пропасть!
– Значит не кругом. Значит, лазейка есть. Спускайтесь, виконт вниз, смелее. Это подземелье может вывести нас куда угодно.
Виконт презрительно фыркнул, как ничего не боящийся, шагнул во мрак, от которого у Альфонсо мурашки пошли по телу. Коридоры подземелья наполнились несдержанными восторженными криками, возгласами, проклятьями виконта, по этому горло ему Альфонсо перерезал даже с удовольствием, лишь бы тот наконец заткнулся. Еще один предатель и организатор переворота канул в лету, умерщвленный другим предателем и организатором переворота. Здесь тело Леговски никогда не найдут.
Штурм королевской башни находился на последней стадии – входная дубовая дверь в королевскую башню трещала под ударами тарана – совсем чуть – чуть и она вылетит внутрь, как вдруг, осада остановилась. Разгоряченные близкой победой воины недоуменно замерли, когда раздалась команда отступать от не менее удивленных дружинников. Удрученные, собирались они на площади, где уже вещал Альфонсо, второй раз за день вынужденный выступать перед толпой и в третий раз поменять сторону, на которую нужно было бы встать в этом перевороте.
– Славные воины Эгибетуза! Победа, казалось бы, близка, вот – вот падет королевская башня, вот – вот мы победим. Но победу отдалило предательство – виконт Леговски пал, сраженный рукой предателя, кроме того, в городе вспыхнул бунт. И да, они прутся сюда. Поскольку я теперь командую восстанием (вот кольцо с печатью Минитэки, кто плохо видит – подойдите, посмотрите), то я приказываю вам – бунт нужно срочно подавить, смердов усмирить, к приходу войск с дальних застав подготовиться, иначе поляжем здесь, как…как…как рожь перед косой.