– Увы, мадам, я всю жизнь буду жалеть о том, что не злоупотребил Вашим прекрасным обществом, но его величество не терпит задержек. Вы просто не представляете, как же жаль, что…
– Да пошли уже, – бесцеремонно перебил Альфонсо дэ Эсгена. Он уже надел свой лучший камзол, и взял еще один старенький и выцветший–про запас, помня, что обычно происходит с его одеждой после королевских приказов.
2
…И воскликнул Алеццо: Да изыдет бес из несчастной ведьмы, пусть же освободится душа несчастной, от демона, поглотившего ее. И захохотала ведьма голосом демоническим, но взмахнул перстами Алеццо, и стала корчиться бесноватая, освобождаясь от власти Сарамоновой, а позже упала на колени, возблагодарила Алеццо, за спасение души, и горела в огне очистительном, с улыбкой на лице, ибо отправлялась она в царство светлое, царство Агафенона Великого, становясь слугой его – ангелом…
Сказ о жизни великого Алеццо дэ Эгента,
святого – основателя Ордена света
Часть 2 стих 3
Многие высокопоставленные вельможи годами ждали чести удостоиться аудиенции короля, и некоторые так никогда и не удостаивались. Вельможа, которого приглашал сам король, становился объектом усиленной зависти соседей, считался приближенным короля, а перед такими нужно было пресмыкаться, льстить ему, всячески угождать. Кому не нравятся лесть, угождения и зависть?
Однако Альфонсо всей душой желал бы не ехать к его величеству, всю дорогу терзался он беспокойством: не особо сильным, но утомительно нудным, щемящем сердце и туманящим голову. Тут же его разозлил и дэ Эсген, совершенно не расположенный к беседе, который плавал в своих мыслях и всплыл на поверхность реальности только для того, чтобы в ответ на вопрос Альфонсо о его будущем, вонзить в Альфонсо жесткий, злобный взгляд, от которого тот сразу сник.
– Вот и спасай теперь жизнь всяким, – буркнул он и отвернулся к окну.
Он знал, что простые воины за глаза дэ Эсгена теперь называли «Вонючий генерал», или «Начальник смрадных войск», памятуя о неблагородном амбре, исходящем от одежды графа во время встречи с Дмитровским отрядом. Как называли самого Альфонсо, Альфонсо не догадывался, но он знал, что многие его боятся почище ведьмы, а еще, краем уха слышал о себе несколько легенд: об умении летать, читать мысли, проходить сквозь стены и колдовать.
Альфонсо предполагал две возможных причины столь скоропостижной аудиенции: либо Аэрон узнал, кто затеял бунт, после которого началась война со Степью, либо снова прикажут убить черного волка (Кариизия). Однако речь короля немало его удивила.
Альфонсо предстал перед королем, согнулся в почтительном поклоне. Перед ним сидели трое: собственно, его королевское величество, король Эгибетуза Аэрон Первый, его высокопреосвященство Бурлидо Аск Эгет Мелисский – патриарх Эгибетуза, отчаянно старающийся не замечать Альфонсо, и последний – Минитека??? Но нет, показалось, это был полный мужчина в зеленом камзоле, с огромным орденом на толстой, золотой цепи, застрявшей между складками подбородка и жиром груди. Толстые все так друг на друга похожи! Перед приходом Альфонсо, точнее, перед тем, как его привели практически под конвоем, первые люди государства что-то бурно обсуждали, не отвлеклись они и на пришельца, и тот смиренно стоял, слушая жаркий спор, нисколько им не интересуясь и дожидаясь своей участи.
– И так, Альфонсо дэ Эстэда, – услышал Альфонсо свое имя из уст короля, вздрогнул от неожиданности, поскольку задумался о своем, поклонился:
– Рад видеть Вас в добром здравии, Ваше ве…
– Да-да, отлично. И так, граф, теперь ты прекрасно знаешь, что от тебя требуется. Свободен.
Альфонсо опешил.
– Ваше величество…– он запнулся – спорить с королем плохая затея, но выполнять что-то, не зная что – еще хуже. Или нет? – Я понятия не имею, что от меня требуется…
– Какого черта, граф! Мы полдня уже здесь мусолим эту тему, а ты не знаешь своей задачи?
– Я только приехал, Ваше величество.
Аэрон замер, а это значило – он думал, а это значило, не надо ему мешать, и по этому стало очень тихо, все вокруг старались даже громко не дышать.
– Объясни ему, Бурлидо…
– Мы знаем, кто стоит за всеми волнениями народа, – зловеще прокаркал его высокопреосвященство, и уперся взглядом в Альфонсо. Ненавистным, полным черной злобы взглядом. Альфонсо помертвел, ему стало холодно, по спине побежала дрожь. Они узнали о его измене. Только причем здесь задание…?
– За всеми кознями, взбаламутившими народ, вызвавшими войну с могущественным государством, стоит ведьма, которая сидит в нашей темнице уже три месяца и умудряется пакостить нам своим колдовством.
– Ведьма!? – вскрикнул Альфонсо он неожиданности. Не скотское отношение к людям, нищета, голод, рабский труд на зажравшегося феодала, жадность обнаглевшего правительства, а …ведьма? Это было настолько неожиданно, странно и абсурдно, что Альфонсо потерял дар речи, кроме, собственно, выкрикнутого само собой слова и нескольких горловых звуков, имеющих весьма отдаленное сходство с речью. А потом он, вдруг, подумал, что очень удобно иметь ведьм, чтобы обвинив их в колдовстве, свалить все проблемы государства на них. Не может же король признать, что это он во всем виноват.
– Это чушь, люди не поверят, снова будут бунты (уже без моего участия), – подумал Альфонсо, а потом подумал еще раз и понял – поверят. Крысиные черепа, намазанное углем лицо, не понятные слова и страх – простой религиозный страх перед будущим, взращенный проникновенными проповедями священников, и люди поверят во все, что угодно, лишь бы перестать бояться. Людям не нужна правда, людям нужно спокойствие.
– Ведьма, – проскрипел Бурлидо, – та самая, с которой ты, по ошибке (кривая усмешка), оказался в одной темнице. Тебе нужно, в предельно сжатые строки, отправить ее на костер.
– Я не совсем понимаю, Ваше высокопреосвященство… Да, черт, я ничего не понимаю, почему я? Вроде бы и без меня воскресные казни проходили вполне…э-э-э… нормально. Почему этим не занимается Святая инквизиция?
– Потому что она не признается в содеянном, – сказал Аэрон и посмотрел на Бурлидо таким взглядом, что тот опустил глаза.
Альфонсо открыл рот, одновременно попытался сформулировать новый вопрос, но не смог. Когда это власти нужно было чье то признание, чтобы приговорить к наказанию? С каких пор суды стали справедливыми и перестали быть реализацией амбиций и идей одного или нескольких, пусть даже больных на голову, но власть имущих людей? А потом до него медленно, но неотвратимо дошло: все они, боялись Лилии, все, в том числе и Бурлидо, который понимал, что на этот раз, вместо несчастных женщин, сожженных за сомнительные подозрения, они поймали настоящую ведьму из настоящего Леса. И теперь боялись своей узницы.
– Ведьма должна пойти на костер добровольно, только тогда она очистится и войдет в царство Агафенона. Она должна покаяться в своих грехах, – сказал Бурлидо, – и ты должен ей об этом рассказать.
– А почему я? Сами расскажите… Ваше высокопреосвященство…
– Потому что любой, кто к ней прикасается, умирает! – взорвался Аэрон и стукнул кулаком по подлокотнику трона, отчего тот жалобно скрипнул, – у нас от ее проклятия умерло уже десять стражников. Даже палачи, под страхом смерти, боятся к ней прикоснуться.
– И потому что, – добавил он, медленно и твердо выговаривая каждую букву, – если ты ослушаешься, тебя четвертуют. Да, твою садовницу тоже. На твоих глазах. Сожжение должно состояться на следующее воскресение, к этому времени подписанное признание должно быть у Бурлидо. Вот теперь – свободен.
Только свобода была относительной – до тюрьмы и обратно – в замок. Круглая башня тюрьмы, обнесенная стеной, была черной даже в самый погожий день, казалось, солнце никогда не касалось своими лучами ее каменных, мрачных стен. Возможно, так ее раскрашивал человеческий страх, тем не менее, хоть Альфонсо и не собирались туда сажать (пока), он внутри себя содрогнулся, ощущая, как съежилась самая трусливая часть его организма – желудок. Гулкие коридоры, казалось, долбили по голове своим эхо, стоны лишенных свободы, разума и воли к жизни людей пропитывали воздух, и он тяжело, со скрипом, засасывался в легкие, вообще не снимая одышку.
В допросную Альфонсо не пошел, и на вопрос палача, что ему понадобится из пыточного инвентаря для «уговоров» ведьмы, ответил, едва выплевывая слова: «выбери на свой вкус». Так и пошли они к Лилии, поднимаясь по каменной лестнице гуськом: Альфонсо, самый первый, за ним дэ Эсген, с парой перепуганных стражников, затем Бурлидо с парой священников и писарем, и палач, любовно несущий клетку с крысой, пару брусочков свинца, веревки, воронку, металлический ковшик и машинку для ломания пальцев.
Король был прав только отчасти: не десять стражников, а шестеро скончались от контакта с ведьмой; Альфонсо поспрашивал Дюпона, от чего они умерли, и тогда королевский медик, совершенно серьезно ответил, соорудив удивленные глаза: « Как отчего? От проклятия, конечно. От прикосновения с ведьмой, волдырями пошла кожа, потом покраснело все тело, и удушье через два дня»
– Интересно, – сказал тогда Альфонсо, – а если я тоже умру?
– Тогда мы сожжем ее прямо в тюрьме, – успокоил его Бурлидо, – но ты же в ней в одной темнице сидел, и тесно (ехидная ухмылка) с ней контактировал. Не умер же. Значит, ничего тебе не будет.
И вот сейчас, ступая по каменному полу тюрьмы, Альфонсо вспоминал все эти разговоры, хотя и не хотел этого; чувство беспомощности, как тогда, когда собираясь устроить бунт, продирался он к бочке с вином, не зная, что будет делать и говорить, охватили его, и заставили волноваться. Сейчас он будет пытать Лилию.
Палач передал Альфонсо клетку с крысой, он вошел в узницу, и дверь, со знакомым до боли скрипом, закрылась за ним.
– Только не прикасайся к ней, – напомнил ему Бурлидо. Все они остались за дверью.
Ведьма сидела на лавке, в углу, поджав под себя колени и положив на них подбородок; услышав скрип двери, она, не меняя позы, прорычала « убирайтесь».