– Быстрее, к леднику, – бросил Альфонсо. И началось нервное, сопровождающиеся криками, матом и угрозами жизни и здоровью продвижение через забитую людьми площадь на телеге с гробом в кузове. Стража уже начала выводить несчастных «сожженцев» на помосты: четыре женщины лет двадцати, вместе с Лилией и один мужчина, одетые в рубахи из мешковины, перевязанные на поясе конопляной веревкой, с деревянными крестами на шеях и босые.
– Заноз наверное, нахватаются, пока по помосту пройдут, – не к месту подумал Альфонсо, глядя на всю процессию. Первым шел мужчина, точнее, его почти волокли, поскольку отсутствие целых костей в ногах не способствовало его самостоятельному движению. Лицо его было… правильнее было бы сказать, лица не было, просто мясное месиво с разорванной кожей и одним заплывшим глазом: видимо, «уговаривали его долго», зато, судя по виду, ему уже было все равно, что с ним происходит, благо он не соображал, где находится. Вторую девушку волокли два стражника, несчастная дико кричала, упиралась, молила о пощаде, что то вещала о сыне, и, когда ее, наконец, привязали к столбу, сунули один виток веревки в рот, чтобы она замолкла. Две других смотрели на площадь с ужасом, застывшем на белых, окоченевших лицах. Даже привязанные к столбам, они, похоже, не до конца верили в происходящее, думали что это сон, а может, тоже не сразу сознались в своих грехах. Лилия шла последней, и ее единственную не вели под руки – только иногда угрожали ткнуть копьем в спину с безопасного расстояния. Ведьма, внешне, была безразлична к своей судьбе, но глаза ее просто сверкали застывшей в них злостью на всех этих людей, всю их глупую, не гуманную и кровожадную религию, но больше всего на того, кого она искала глазами. И нашла моментально. Взгляды их встретились, и Альфонсо, не придумав сделать ничего лучше, подмигнул ей. И, наверное, это вышло больше озорно, чем заговорщицки, поскольку Лилия побелела, вцепилась в столб ногтями, словно пытаясь его раздавить, и опустила голову. Толпа неистово улюлюкала: в привязанных полетели тухлые яйца, помидоры, камни, грязь и оскорбления. На некогда шелковистых, длинных волосах Лилии цвета вороного крыла, повис капустный лист, стекал с них тухлый желток, капая на рубашку. Из глаз текли слезы.
Служитель ледника, или, как по старому его еще называли – морга, он же писарь, он же учетчик трупов и свидетель опознания, склонился в почтительном поклоне, увидев королевский камзол.
– Чем могу быть полезен его превосходительству?– осведомился он еще в тот момент, когда лицо его было расположено параллельно полу.
– Мне нужен труп, и поскорее, – выкрикнул Альфонсо. Он с опасением ожидал реакции на такие слова: что подумает служитель, узнав, что графу нужен труп. Предполагалось множество неудобных вопросов, на которые нужно было придумать ответы, но…
– Какой труп вас интересует?– не моргнув глазом спросил служитель, – мужской, женский? Может, мальчик? Или девочка?
Альфонсо открыл рот, с трудом переваривая услышанное. Жалко оставшийся охранять гроб и телегу Тупое рыло не слышит эти слова.
– А что, раньше уже покупали что-ли?
– Частенько заглядывают, и даже сановитые бывают, и церковные люди…
Служитель открыл массивную, железную дверь и они с Альфонсо начали опускаться в подвал: холодный, темный, забитый лежащими друг на друге трупами разной степени свежести. Некоторые лежали на скамьях, некоторые – свалены как попало на полу. И по углам, в которые едва доставал жадный на свет факел, виднелись заготовленные еще с зимы огромные глыбы льда.
– Так что желаете? Вот, хорошенькая девушка, только – только почила… А вот свежий мужчина…
– Мне нужна женщина, маленькая, метр шестьдесят, с черными волосами, худая, как оглобля.
Альфонсо едва договорил, потом поперхнулся и в конце сорвался на грубую, резкую речь, которая служителя не смутила совсем.
– Есть как раз такая, только она без глаз. О а вот, – показал факелом служитель на труп, – тоже подходящая, она, правда, без руки, но можем пришить…
– А целая есть? – прохрипел Альфонсо, чувствуя тошноту, подступающую к горлу. С этого момента он точно определился, что ненавидит подвалы, особенно глубоко под землей. Особенно со скелетами и трупами, хотя казалось, бы просто мясо… И все же, жутко хотелось наверх, впитывать в себя солнце и прогонять сквозь свои легкие синее небо (которое сейчас было пасмурным, но пасмурное небо не подходит для метафорического описания).
– Вот, смотрите, ваше превосходительство, как раз, то что нужно, только она уже недельная, в тепле надо быть с ней поаккуратнее.
Альфонсо сделал над собой усилие и посмотрел на стеклянные, мутные глаза, синее с зеленоватым оттенком лицо, круглое, как луна, немного не похожее на лицо Лилии и вздохнул. От тела уже ощутимо попахивало. А ладно, кто там видит, издалека, что там к столбу привязано.
– Эту беру.
– Отличный выбор, ваше превосходительство, и всего пятнадцать тысяч…
Альфонсо поперхнулся. Пятнадцать тысяч – это были все его деньги, но торговаться в леднике, среди гор трупов, он не хотел. И все же сказал:
– Пятнадцать тысяч? А чего так дорого, за просроченное тело?
– А как же, Ваше превосходительство, – удивленно воскликнул служитель, – все же головой рискую. К тому же, конфиденциальность гарантирую.
И тут только Альфонсо подумал о том, о чем надо было подумать с самого сначала- о том, что служитель запросто может рассказать кому то, что Альфонсо покупал труп, и тогда это будет подозрительно, начнутся вопросы с пристрастием к и так донельзя подозрительному монаху Ордена света. Правда, служителя за это самого на кол наденут.
– Ладно, беру.
Альфонсо тащил деревянное, холодное тело, взвалив его на плечо по каменной лестнице подвала и вновь думал о превратностях своей судьбы, подкидывающей все новые и новые дурацкие ситуации. Вот он без штанов разговаривает с Сарамоном, вот по уши в дерьме прячется от бунтовщиков, которых сам же и подбил на бунт. Теперь он купил труп и несет его сжигать. Что же дальше, господа Боги Вы там придумаете?
– Она же не похожа, – заметил Тупое рыло, взглянув на женщину, которая при свете солнца и вправду оказалась совсем не той внешности, что Лилия, – и она в платье.
Платье. Альфонсо в отчаянии хлопнул себя по лбу, разве что чуть не завыл от досады. Он уже хотел отказаться от всего, вернуть труп обратно, забрать свои деньги, жить, как раньше, в своем особняке и будь, что будет, но оказалось, что у служителя были еще и разные наряды. Рубаха грешника обошлась еще в пятьсот песедов, за которые заплатил уже Тупое рыло, и вскоре он с монахом Ордена света, в безлюдном переулке переодевали труп, сдирая ткань с не сгибающихся рук. Тупое рыло постоянно крестился, но работал руками ловко и быстро. Переодетое тело кинули в гроб, повезли прямиком к месту сожжения.
– Граф, нужно отвлечь толпу, – сказал Тупое рыло, – и я поменяю… их местами…
– Ладно, я пошел.
Протопресвитер уже заканчивал читать проповедь, скоро будет окропление сожженцев святой водой, напутствие, отпущение грехов и, собственно, поджог.
– Славься извечная человеческая любовь к продолжительной торжественной болтовне и куче символических ритуалов при всяком торжественном случае, которые дали нам время, – думал Альфонсо, продираясь сквозь тела крестьян, рабочих, ремесленников и других горожан. Когда то он уже испытывал это чувство: полная беспомощность, не знание, что делать, а главное, что говорить. Как отвлечь толпу? Как и в прошлый раз, ноги привели его к алкоголю, только не к винному магазину, а к кабаку, и у него тоже стояла большая бочка, которой судьбой было уготовано стать трибуной. И трибуной она была не очень: оказалась пустой, еще и кривой, отчего шаталась, пока Альфонсо покорял эту высоту, продумывая каждое свое движение, вплоть до чихания, чтобы не грохнуться. Кто то дернул его за рукав, сломав весь эквилибристический план своим вмешательством, и Альфонсо не упал на задницу чудом, чудом, которое вытянуло его ноги в нужном направлении.
– Граф Альфонсо дэ Эстеда? – спросил глухой голос за спиной.
– Чего? – Альфонсо повернулся, и понял, что у него проблемы. Понял это еще до того, как вместо одного, закутанного в черный плащ, одетого в черную маску с черной шляпой на голове, человека его окружили еще десятеро таких же.
– Граф Альфонсо дэ Эстэда, – торжественно-пафосно- выспренно и уже утвердительно произнес неведомый господин, подняв при этом подбородок, – по мудрейшему решению Отцов Основателей Ордена Тамплей, Вы обязаны проехать с нами для присутствия…
И тут раздался женский крик и возбужденный вопль толпы – подожгли первую женщину. Из-за голов можно было увидеть, как она корчится, пытаясь ногами сбить пламя, потом ноги ее чернеют, лопается кожа огромными волдырями, слышать, как вопль становится диким, сменяется хрипом. На всю площадь запахло горелым мясом. Потом на «ведьме» загорелась одежда, занялись длинные, белые волосы, съежились в паклю, лопнули и вытекли глаза.
…на Божьем суде в качестве обвиняемого в ряде грехов, а именно: связь с Лесом, пренебрежение и презрение основных религиозных канонов…
– Идите вы к черту, господа, кто вы там? Мне некогда с вами разговаривать, – нервно вскрикнул Альфонсо, глядя, как летит в небо столб дыма, закрывая облака. Первая женщина умерла слишком быстро, и толпа, а также, наверное, и церковные представители, остались этим недовольны. К тому же, чего то сожженка не улыбалась, предчувствуя скорое появление в царстве божьем.
– Мы Тампли…
– Да хоть сопли, мне плевать! – закричал Альфонсо, прекрасно понимая, что криком уже не поможешь. Он быстро оглянулся: «черные люди» окружили его полукругом, около кабака, из которого приятно пахло жареной картошкой и крепкой водкой, слышались голоса множества смеющихся, веселых людей.
– Граф дэ Эстэда знаменит своим пренебрежением к благородству, мужественности и чести, главных достоинств рыцаря. Что ж, граф, если вас не могут убедить мои слова, Вас может убедить моя шняга.