Вздрогнули все.
Вой был протяжный, отчаянный, потом перешел в стон, плач, потом в смех.
– Никогда не слышал волчьего смеха, – выронил фразу Альфонсо, и тут же она ему показалась очень глупой и несуразной.
– Да нет, что за… – начала Лилия, и тут понесся крик:
– Демоны!! Кругом демоны!! Прочь, проклятые!! Отойдите, черти!! А-А-А!!!
Солдаты едва успели повернуться на крик, когда Ушастый в порыве болезненного бреда, рубанул Большому пузу по лицу, разрубив голову пополам.
– Ведьма, ведьма, – орал он со всей силы, – про-о-очь!!
Длинный что-то хотел сказать, но меч проткнул его насквозь, а потом Ушастый впился ему в лицо зубами, разгрызая щеки, нос, оторвав ухо. Легкий свист – стрела из арбалета пронзила ему глаз- тут Альфонсо попал метко, но Ушастый вообще не обратил на нее внимания, обгладывая своего товарища, пока, вдруг, не замер и не упал, вместе со своей жертвой.
– Что это за дьявольщина здесь творится? – воскликнул Тупое рыло и поцеловал крест.
– Это чертополох, – сказала Лилия. – Вон видишь, листики с острыми иголками? Вот в них наступать нельзя.
– Но из него, если хорошенько его варить, очень вкусный супчик получается, – почему то добавила она. – А еще он полезный, если на рану…
– Идите вы все к черту! – заорал Чернобородый, – со своим Лесом, волком, шкурой. Я ухожу подальше из этого ада!!
Он и вправду развернулся, решительно, резко и быстро.
– Стой, дезертир, – крикнул ему вслед Черный плащ, – Нам нужно добыть шкуру, и без нее мы не уйдем.
Этот крик не возымел действия – Чернобородый мигом пропал из поля зрения. Если его и не сожрет Лес, то за неподчинение приказам, его запорят палками до смерти, однако, по видимому, его это меньше пугало, чем нахождение в Лесу.
– Возьми лосиную, – усмехнулся Альфонсо, – король в жизни ее от волчьей не отличит.
– Очень смешно, граф. Только не забывайте, что Ваша жизнь тоже зависит от успеха нашей охоты. Тем более, лось коричневый, а мы охотимся на черного волка.
– Тогда удачи.
Альфонсо забросил арбалет за спину и пошел вглубь Леса, оставив оставшихся солдат в недоумении. Возможно, нужно было прикончить их обоих, не дай Бог все же выберутся из Леса и все доложат Аэрону, но он устал, устал смертельно и хотел только одного- лечь на жесткий соломенный тюфяк и забыть про все драки, запах крови, успокоить бьющееся сердце, поесть, наконец. Он слышал, как позади него раздавались шаги: Лилия и Тупое рыло шли за ним, параллельно ругаясь друг с другом на весь Лес, благо, им тоже нужна была эмоциональная разрядка. Вот показалась берестяная крыша, вот и сам домик, собранный из старых, но крепких бревен мятой сосны – островок безопасности, отдыха, спокойствия.
Черная, двухметровая туша вылезла из кустов лениво, словно нехотя, посмотрела на Альфонсо щелками коричневых, волчьих глаз и оскалила прекрасные, острые зубы. Рык был тихим, и оттого более страшным. Грязная, черная лента на шее порвалась в нескольких местах, колыхалась при каждом движении мощного, мускулистого тела.
– Да как же это… – проговорил Альфонсо. Кинжал вылез из ножен с легким звоном, когти волка царапнули землю легким шорохом.
– Иди сюда, тварь, – почти тоже зарычал Альфонсо. Страх бил его изнутри, заставляя дрожать от ярости, но сейчас, так или иначе, все кончится, и азарт выжить туманил голову. Он сжал сильнее рукоять кинжала.
– Песико! – Лилия пробежала мимо Альфонсо, едва его не толкнув, прямо к волку, прямо в огромную, зубастую пасть. Ошеломленно смотрели мужчины, как юное женское тело бежит навстречу лютой смерти, разорванное на куски полетит оно…
– Моя песика! – взвизгнула Лилия и кинулась волку на шею, обхватила руками, повиснув на этом чудовище. Волк заскулил, волк подпрыгнул в подлинном щенячьем восторге, тоже взвизгнув от радости, огромный хвост его замолотил по воздуху с неимоверной силой, шлепая по волчьим бокам. Язык, размером с мужскую ладонь, прошелся по лицу Лилии, засмеявшейся от восторга.
– Хватит, хватит, слюнявый, – смеялась она. Гладила громадную волчью голову по длинной, шелковистой шерсти, – как ты тут без меня? Скучал, да, скучал, мой хороший? Что у тебя с бантиком, непоседа?
Волк подпрыгнул еще раз, ошалев от радости, потом вытянул передние лапы, которыми мог запросто снести ведьме голову, словно в поклоне, пока Лилия пыталась снова примотать ленту так, как ей было положено.
– Это уму непостижимо, – проговорил Тупое рыло, – она и вправду ведьма, кто бы мне что ни говорил.
Альфонсо промолчал, но на сей раз, в данный конкретный момент, он был с ним согласен.
9
И прошло три лета и три зимы, и доносили ветры отголоски Битвы той страшной, и возносили молитвы священники за победу Великую, и укрепляли дух Алеццо, дабы не победили его силы темныя….
Сказ о жизни великого Алеццо дэ Эгента,
святого – основателя Ордена света
Часть 127 стих 31
Странно, что именно Гнилое Пузо проявил тот прагматизм, который больше всего был присущ Альфонсо: выслушав рассказ пришельцев, которые попеременно перебивали друг друга (особенно влезала Лилия), и, прослушав конец, спокойно сказал:
– Так этот твой волк что, прирученный?
Прирученный! Люди приручали животных испокон веков, и в собаках, бывших раньше волками, добились самых лучших результатов, так почему Альфонсо поверил в мистику, когда увидел объятия волка и Лилии, вместо того, чтобы предположить, что она приручала его с детства? С другой стороны, если бы Гнилое Пузо там присутствовал, ему бы его логика тоже отказала, уступив место эмоциям. Эмоции – вот самый главный двигатель всех человеческих верований.
– Это не волк, а самый настоящий пес, – заявила Лилия, – и мой друг.
Пес- друг, естественно, во двор не пролез; подвергшись нападению «мохнатых тварей», как выразился Гнилое Пузо, которые запрыгивали на забор вполне себе непринужденно, ему пришлось наколотить гвоздей по всему его периметру, а, поскольку эти гвозди с откусанными шляпками, одинаково не давали перелезть через забор ни кошкам, ни людям, пришлось вырубать калитку, с хитрым засовом, который можно было открыть снаружи и только обладателю нормально развитых рук. И в эту калитку волк не пролез.
Предполагалось, что поход в Волшебный город начнется через неделю: есть время приготовиться, отъесться, да и ноги у Лилии все еще болели, хотя она и натирала их какой то особо вонючей травой, от которой хотелось блевать. Ее злобно выгоняли на улицу, пока не проветрится, да она особо и не любила сидеть в избе: после отсидки у нее появился странный страх, что стены вокруг нее смыкаются, пытаясь ее задавить, и почти каждую ночь она просыпалась с криком, заодно будила и всех остальных. Частенько ей снилось, что она еще сидит в темнице, и тогда приходилось, посреди ночи, долго доказывать ей, что она уже не сгорит заживо. По этому ведьма предпочитала спать за забором у костра, прямо на лапе волка – пса, и тот, вечно преисполненный бесконечной собачьей благодарности, не шевелился всю ночь, боясь потревожить свою хозяйку.
Однажды Альфонсо приснилось, что он летел на чем то по небу, прямо мимо облаков, а Бог, который управлял этой железной каретой, объяснял ему смысл символов Священных книг, и тогда, во сне, смысл писаний стал для него так ясен, что он подпрыгнул на кровати прежде, чем проснулся, и побежал в свой сарайчик. И чуть не сшибся с Лилией – та стояла у колодца, абсолютно голая, поливала себя ледяной водой из ковшика и фыркала, как злобная кошка.
– Смотри, куда бежишь!– вскрикнула она, поскольку от удара чуть не улетела в колодец вниз головой.
– Ты какого…голая… тут стоишь? – Альфонсо даже остановился, более того, он совершенно забыл, что ему говорил Бог.
– Я моюсь. Что, одетой мыться что ли?
– Да ты хоть спрячься, вон, за сарай, чего телесами сверкаешь, как…стыдно же!
– Чего стыдно? Что у меня такой организм? Перкун создал меня такой, а значит, стыдиться мне нечего. А тебе, если не нравится, не смотри. Или вон, встань на колени рядом со святошей и тоже молись, если для тебя желание к женщине тоже запретно и карается…чем там вас пугают…адом. Бедные, затюканные запретами люди.
А по вечерам Альфонсо часто слышал ее рыдания. Там, за забором, бедная женщина вспоминала весь ад в темнице, изливала душу псу и трогала рукой, траву (не чертополох), деревья (не липкие). В заключении бедняжка не верила, что когда-нибудь еще прикоснется к нежным лепесткам ромашки, дотронется до шершавой коры березы, чмокнет в мокрый, но такой преданный нос своего любимого волка. Сам по себе ее рев не волновал Альфонсо – на то они и бабы, чтобы реветь по поводу и без, но он вспоминал Иссилаиду, скучал по ней, хватаясь за болезненно сжимающееся сердце, и ему тоже, иногда, самую малость, хотелось плакать.
В общем, неделя была тяжелой.
А спас его мочевой пузырь.
Лага – прекрасная страна с большими лесами полными зверей и птиц, с полноводными реками, полными рыб и лягушек, с прекрасными людьми – полными и не очень и удобной системой налогообложения, оставляющей шанс даже рабочим и крестьянам не помереть с голоду. Лага – большая страна, зажатая тремя еще большими странами с трех сторон и с одной стороны Лесом, извечным источником Черного зла. Легуфельд Великий, правитель Лаги, был мудрым правителем, считал людей опорой всей экономики, и, если и не жалел о каждом потерянном холопе, то хотя бы создавал такие условия, при которых люди живут и размножаются, как, примерно, создают условия для жизни свиньям на ферме, понимая, что от их здоровья и благополучия зависит и твое богатство. Однако и Легуфельд не был лишен недостатков; как и во всех странах мира, религия прогнулась под правительство, и, по желанию его величества, благословила отряд пехотинцев на поход в Лес, туда, куда идти было грех. Страшный грех.
Альфонсо пробыл в пехоте всего два года, успел побывать в трех малозначительных битвах, скорее, пограничных стычках, и шел одним из последних. Дань, которую отдал отряд земляным змеям был не большой – маленькие не прогрызали доспехи хорошего качества, в лицо попадали змеи редко, а большие, способные смять железо, ребра и жизнь человека попробовали нападать, но их быстро порубили в куски.