Это было первое знакомство Альфонсо с Лесом. От шиповника тоже погибло не много – шипы пробивали доспехи не везде. Трупы погибших сложили кучкой, начали интенсивно вырубать деревья, отвоевывая у Леса территорию, часть которых положили в огромный костер. Снять с намокшей от пота головы шлем, присесть на прохладную, мягкую траву возле костра, пожарить на ней мясо, запечь картошку, потравить байки и втайне порадоваться, что шип с куста попал не тебе в глаз – вот отрада и радость простого солдата. Но удовольствие будет не полным, если будет полным мочевой пузырь. На вырубленной поляне диаметром в пятьдесят метров, разместилось порядка трех сотен воинов, отчего пришлось идти далеко в кусты, после быстрого обзора, обнаружить черное дерево с красивой текстурой и полить его – расти деревце большим и красивым. Позади, в костре что- то щелкнуло, но никто не обратил внимания: это нормальное поведение для костра. В следующий миг поляна превратилась в огненный ад, в грохоте небес которого слышался дикий хохот Сарамона. Пламенные грибы вырастали выше деревьев, разбрасывая щепки деревьев, пронзающих, словно стрелы, огненные щупальца хлестали по людям, обезумевшим в испепеляющем урагане, кричали, хрипели разлетались на горящие куски… Альфонсо бежал, подальше от грохота страшного суда, глубоко в Лес, сшибая траву, царапаясь о ветки, позади него бежали остальные оставшиеся в живых.
Альфонсо зацепился за корягу, упал носом в землю, с диким воплем пронесся мимо него солдат, едва не наступив ему на ногу, пронесся и моментально пропал. Альфонсо пополз по траве, приблизился в краю образовавшейся ни с того ни с сего впереди ямы, посмотрел вниз, на распятое на острых ветках, захлебывающееся кровью тело своего товарища. Бывшего товарища.
От трех сотен молодых, богатырски сложенных мужчин осталось два десятка испуганных, обожженных и исцарапанных людей, озирающихся на безмолвно –грозные деревья, напряженные, дергающиеся от каждого шороха.
– Всем стоять на месте! – крикнул громовой голос, и все сразу узнали воеводу. И всем сразу стало легче, когда появился командир, ведь кучка испуганных солдат превратилась в боевую единицу.
– Оружие к бою! Образовать круговую защиту, смотреть под ноги. Мы должны выбраться из Леса, быстро, но очень осторожно – не известно что еще за чертовщина здесь есть.
Если бы в жизни была справедливость, именно он бы выжил, поскольку единственный умудрился сохранить присутствие духа в нестандартной ситуации, когда все остальные, включая дрожащего от страха Альфонсо, совершенно растерялись и не знали, что делать и куда идти. Но волки ничего не знали о справедливости, один из них прыгнул на воеводу, первому из отряда снес лапой шлем, заодно оторвав голову. От обороны мигом не осталось и следа: пять волков разбросали отряд как кукол, разорвал стальные доспехи как кору дерева, доставая человеческое мясо из доспехов, как достают раков из панциря. Альфонсо первым бросил меч и бежал, бежал, задыхаясь, спотыкаясь об кочки, слыша хруст веток позади себя, стук когтей по земле, дыхание огромного, двухметрового зверя. Альфонсо споткнулся о ветку, упал, кувыркнулся и пополз – страшно хотелось жить, во что бы то ни стало. Он заполз в какую то нору, прижался к задней ее стенке, клацая зубами от ужаса. Дикий вопль пронесся по Лесу, знакомый голос; перед норой упал его друг по оружию, Курст, огромная волчья пасть раскрылась перед ним, но он ударил волка по морде мечом, отчего тот отпрыгнул. Курст увидел нору, пополз к ней; волк снова прыгнул на уползающую закуску, но снова получил мечом, уже по лапе. Курст полез в нору, волк полез за ним. Обезумевший Альфонсо смотрел на волчью тушу, на его огромные мускулы, длинные зубы, он уже чувствовал, как они разрывают его конечности…Именно в этот момент проходило его крещение Лесом, именно в этот момент Сарамон ждал жертвы.
Альфонсо взвыл; он пинал ногой по голове Курста, выталкивая его из норы, выталкивал человека, с которым прошел три битвы, с которым делил еду и небо над головой, которому мог доверить свою жизнь в бою. Он бил по лицу ногой своего лучшего друга, по его удивленным глазам, кричащему рту. Волк выдернул Курста за ноги, огромные зубы сомкнулись на его горле, крик его замер в ветках деревьев, отдав свою силу Лесу.
Тогда Альфонсо последний раз рыдал навзрыд, глядя, как в метре от него, волк вынимает кишки из его друга, наматывая себе на красную от крови морду, дробит его кости, проглатывая их. Тогда волк не полез в нору за Альфонсо- Сарамон принял жертву, он был доволен.
А может просто волк не хотел рисковать и так порезанной мордой, наевшись Курстом.
Альфонсо проснулся в холодном поту, еще засветло, и больше не мог уснуть. Проклятый Курст, лицо которого стерлось из память и теперь было расплывчатым пятном, дрался с ним за место в норе, которая была огромной, на целую дружину. Но Курст все равно вытолкал Альфонсо, как делал это раз за разом, в каждом сне, и смеялся над ним, когда волк грыз Альфонсовы ноги. Внезапно и совсем болезненно на душе, вспомнились родители Альфонсо; после трех дней в норе, на диете из червей и капающей сверху грязной воды, он все же решился вылезти, едва управляя трясущимся от страха телом. Он чудом вернулся в Лагу, чтобы узнать, что он выжил один единственный, что позорный поход отряда пытаются стереть из истории страны, стирая с лика земли участников похода. Его прокляла церковь, как продавшего душу Сарамону, его искала Великая инквизиция, и он едва спасся в Лесу, в том самом, в котором все потерял.
Люди отвергли Альфонсо, но Лес его приютил, дал ему контрабандные травы – деньги, для того, чтобы купить себе имя в любой стране, роме родной.
По подсчетам Лилии, путь он домика до ее деревни составлял около двадцати дней, причем в пути можно было как замедлиться, попав в болото, так и ускориться, если бы стая волков взялась бы их подгонять. Никто не совершал ранее столь долгую прогулку кроме нее, и не знал, как к ней готовиться и что брать, поэтому изначально ориентировались на ведьму, но та наварила отваров для волос, чтобы не секлись кончики, наготовила мазей для кожи, чтобы не обветрилась, и наковыряла сажи для глаз, чтобы «как лохудра, не накрашенная, в свою деревню не заявиться». При упоминании еды и воды махнула рукой – Лес прокормит.
Так и получилось, что все пошли в том и с тем, в чем пришли в домик, только Лилия, всю неделю издевалась над «мужицкими» штанами, пытаясь их ушить так, чтобы «булочки обтягивало».
– Гы-ы-ы, – заржал Гнилое Пузо, увидев результат ее работы, – булочки обтягивает что надо.
– Смотри, чтобы между твоих булочек шов не разошелся, – едко добавил Альфонсо.
– За своей задницей следи, – огрызнулась ведьма.
– Ха-ха-ха, он и без штанов может по лесу бродить, опыт имеется, – снова заржал Гнилое Пузо.
Великое путешествие, как окрестил его Тупое рыло, началось спозаранку, перед самым рассветом. Настроение было у всех, кроме Лилии, настороженное и сосредоточенное, а ведьма, всегда бывшая эпицентром вихря болтовни и шума, так просто разошлась, едва не приплясывая по дороге.
– Ведьма, уймись! – попытался урезонить ее Альфонсо.
– А то так широко шагаешь, что штаны порвешь, – заржал снова Гнилое Пузо, после неожиданно для всех, в том числе и для самого себя, споткнулся и упал. Встать самостоятельно он так и не смог – правая нога его совершенно отказывалась шевелиться, словно превратившись в тряпку.
– Вот так больно? – Лилия кольнула Гнилое пузо кинжалом (у нее был свой, больше похожий на грибной ножичек).
– Нет.
– А так? – и кольнула в другую ногу.
А потом, прослушав долгую тираду по поводу варварских методов ее диагностики болезни, заключила:
– Гумусик.
– Чего? – не понял Альфонсо.
– Гумусик. Гусеничка с большими ножками. Только коричневая. Ой, у вас здесь они такие маленькие, и не видно, вот у нас гумусики, с руку длиной, но и парализуют все тело, даже сердце и легкие. Вообще зачем ты в розмарин полез, они обычно там гнезда делают?
– Это смертельно? – спросил Гнилое Пузо.
– Не страшно, если получится дня три не дышать и обойтись без биения сердца…
– Не глупи, ведьма, – взорвался Гнилое Пузо, – я не подохну? Я вообще ноги не чувствую!
– Не подохнешь. Только дня два ходить не сможешь.
И все разом оглянулись назад на домик, из которого только что вышли: до него было всего десять метров. Мужчины схватили Гнилое Пузо и потащили обратно в дом. Таким образом Великий Поход превратился в Невеликий.
– Может, подождем до лета? – спросил запыхавшийся Гнилое Пузо, бросив на землю проверочный камень, с которым пробежал заветные десять кругов, – это безумие, грести в такую даль осенью, когда скоро будет холодно…
–И зверям голодно… -вставила Лилия.
– Нет времени, – отрезал Альфонсо. Сколько понадобится Степи, чтобы стереть с лица Великого континента Эгибетуз? А что будет с Иссилаидой, и где она сейчас? И с кем? Мысль о том, что какая то тварь сейчас обнимается (или, о боже, целуется) с ней, приводила его в ярость и отчаяние, способное довести его хоть до края Земли. Да и потом, год в одном помещении с ведьмой…
– Это нас Бог предупредил, о грехе, – уверенно сказал Тупое рыло, – это было знамение.
– Это была чья то глупость, – резко сказал Альфонсо, – совать ноги, куда не следует. Смотри, куда идешь, и никакие тубусики…
– Гугусики, – влезла ведьма.
– Хренусики! – взорвался Альфонсо, – не лезь, когда тебя не спрашивают, баба!
– Не лезь к вам, так Вы еще до болот все поляжете! – крикнула ведьма и, надув губы, пошла жаловаться на грубость Альфонсо волку.
– Великим не знаю, а скучным поход точно не будет, – бросил Гнилое Пузо.
Переняв опыт Лилии, путники повесили свои котомки с вещами за спину, наслаждаясь полной свободой рук. У всех в мешках лежали плащи, прятаться от дождя, у Альфонсо еще лежала веревка, топорик и крюк от прежней охоты, кресало и огниво, болтался арбалет и полный колчан стрел к нему. Гнилое Пузо тоже обзавелся кресалом и огнивом, взял рыболовную сеть, медный котелок, которым и бренчал на весь Лес, четыре ложки и немного соли. Тупое рыло тоже нагрузили веревкой с железным крюком, навалили сухарей, а еще он взял с собой Великую книгу и запас наконечников для стрел, поскольку планировал в ближайшем будущем сварганить себе лук. Ведьма набрала косметики, на замечания взять что-нибудь полезное, высунула язык и фыркнула.