Монах Ордена феникса — страница 57 из 108

– Нужно развести костер, – проговорила Лилия, – иначе мы все тут окоченеем.

Она сама давно уже висела на своем Песико, который и пропахал ее волочащимися ногами приличную борозду.

– Легко сказать, – простучал зубами Альфонсо, – здесь сейчас веточки сухой не найд-е-е-е-ешь, твою мать!

Альфонсо шел первым, по этому, не увидев обрыва, заросшего кустарником, первым же и скатился по нему вниз, жестко упав на задницу. Ехал он сначала ногами вперед, но потом его развернуло, стукнуло лодыжками и дерево, и закинуло в какие то кусты спиной вперед. Острые шипы вонзились ему в спину так, словно ему на спину высыпали десяток напуганных котят. Гнилое Пузо приехал следом, жестоко матерясь, пытаясь тормозить кинжалом; тот мало, но помог – он остановился прямо у кустарника, не доехав до него совсем чуть-чуть. Волк, а соответственно, и висящая на нем Лилия спустились спокойно, благодаря огромным волчьим когтям, а вот Тупое рыло, побрезговав, по религиозным соображениям прикасаться к зверю и ведьме, прикатился, всем телом влетев в кусты. Вытащили его исцарапанным и грязным (хотя грязными были все абсолютно).

– Это всего лишь крыжовник, он не ядовитый. О, ягодки еще не опали, – сказала Лилия, сунув в рот одну из ягод. А потом лицо ее скрючило так, что Альфонсо просто разорвало от смеха, не смотря на исколотую спину.

А потом он перестал смеяться. Все необозримое пространство, перед которым они остановились, закрывал непроходимый бурелом, заросший крыжовником, плющом, кучей переломанных, переплетенных между собой деревьев с торчащими из грязи корнями.

– Черт возьми, сколько же мы через это продираться будем? – воскликнул Гнилое Пузо. – Ведьма, как ты пошла через эту чащобу?

– По тропинке, – невозмутимо ответила Лилия.

– И где эта тропинка? – спросил Альфонсо.

– А я знаю? – взорвалась ведьма, – я вообще случайно на нее попала. А сейчас ее возможно даже и нет уже.

Впервые за долгое время у Альфонсо опустились руки. Полное бессилие перед этими непроходимыми зарослями, отчаяние, внезапная слабость и головная боль свалились на него резко, словно камни с горы и что-то в нем сломали.

– Ну и что нам теперь делать? – спросил он жалобно, и все удивленно на него посмотрели: как то само собой разумелось, что он руководит походом, и такой вопрос от лидера означал крах. Минуту сидел Альфонсо в грязи, не обращая внимания на немое удивление его спутников, а потом, поразмыслив, понял, что ответ на этот вопрос очевиден. Идти дальше, назад дороги нет.

–Ладно, привал, – сказал Альфонсо, и, превозмогая объятия притяжения земли, обещающее отдых, встал на ноги, – найдите место посуше, натяните над ним плащи, разведите костер. А я пойду посмотрю, нет ли где поблизости тропинки. И, сделав два шага, упал в изнеможении.

– Ладно, – булькнул он в грязь, – немного отдохну.

Трясущимися от холода руками, исколовшись и исцарапавшись вволю, путникам кое-как удалось натянуть на заросли плащи, образуя что-то вроде укрытия. Долгое время, по очереди, задыхаясь от усталости, мужики рубили ветки, бросали под ноги, утрамбовывали и приминали, пытаясь сделать место, где можно было бы отдохнуть не в грязи. Нудный, противный дождик лил не переставая, отчего с сухими ветками возникли серьезные проблемы: битый час Тупое рыло сдирал кору, состругивал намокший слой дерева, колотил, со всей силы, кресалом по кремню, пытаясь поджечь стружку; долго и упорно все дискутировали, какой толщины, длины и из какого дерева должны быть стружки, пока, в результате множества криков, брани, угроз и оскорблений на грани ссоры, из кучки опилок не вырос маленький огонек. Маленький язычок тепла в мокром, холодном мире, маленький язычок надежды в море отчаяния и безысходности, хрупкий, слабый, но такой долгожданный и оберегаемый. Только сухие ветки, только тоненькие прутики, четыре руки держали над ним плащ, защищая от воды, все лучшее, только чтобы этот светоч не умер, едва рожденным. Впрочем, вскоре этот светоч разгорелся так, что плевал на дождь, грыз даже сырые огромные поленья с таким жаром и хрустом, что обжигал даже в полуметре от него. У костра установили дежурство, чтобы неустанно кормить ненасытного проглота. Время едва перевалило за полдень, нужно было идти, но ни сил встать, ни желания покинуть этот теплый мир и снова окунуться в этот мокрый и грязный не нашлось. Горячее змеиное мясо и вовсе разморило всех.

Ближе к вечеру дождь кончился. Ночь еще не наступила, но все равно было темно, и в темноте, Альфонсо услышал голос Лилия:

– Дождь кончился, раздевайтесь.

– Я не против, конечно, но время не подходящее, – хмыкнул Гнилое Пузо.

– Одежду надо сушить, дубина, – рыкнула Лилия. Она совершенно не стесняясь разделась до гола, повесила свои вещи на палку, накрыла волка своим плащом, залезла под плащ к Альфонсо.

– Куда ж ты лезешь то?

– Успокойся, нужен ты мне. Просто так быстрее согреемся и меньше вероятности заболеть.

Нет лучшего источника тепла, чем голое человеческое тело, и замечания Лилии были более чем резонны. Но все равно, не слишком ли сильно она к нему прижалась? С другой стороны, голый Гнилое Пузо тоже прижался не хило.

– Ой, нет, похоже, это был все таки ложный крыжовник, – встрепенулась вдруг Лилия, выбралась из под плаща, экстренно натянула на себя клубящуюся паром одежду и скрылась в хлюпающем мраке.


Солнце слепило даже сквозь закрытые веки, едва только оно вылезло из-за деревьев, согревало лицо и душу. Альфонсо открыл глаза и оказался в ярком, залитом красноватым светом мире, где черные, мрачные деревья становились убежищем от дурных мыслей, увядающая трава – мягким ковром, синее, кристально чистое небо – гарантом прекрасного будущего. Невозможно поверить в то, насколько лучше становится настроение в зависимости от того, снизойдет ли Агафенон зажечь свой фонарь и явить людям тепло, или Сарамон затянет его, спрячет кашей унылых, серых облаков.

Даже впившиеся во все участки кожи ветки, служащие кроватью, не испортили настроение, даже утреннее пение ведьмы, которая, уже поднялась и ковырялась в зарослях травы в поисках съестного.

– Нет, черт возьми, только не это! – заорал Гнилое Пузо на весь Лес. Штаны, которые он повесил сушиться, как это сделали и все остальные, ночью слетели с ветки в костер и сгорели, оставив, на память, только поясок. Прыгающий вокруг костра в чудом сохранившихся подштанниках Гнилое Пузо, рвал на себе волосы, проклинал Богов, сыгравших такую злую шутку, но сделать ничего не мог.

–Кто должен был следить за костром? – грозно спросил Альфонсо. Настроение его моментально ухудшилось: смех-смехом, но без штанов поход дальше был невозможен, и, самое поганое это то, что среди массы благородных причин прекратить поход, как то болезни, хищники, плохая погода, отравление, это будет самый смехотворный повод из всех возможных. Черт, да в подштанниках Гнилое Пузо даже обратно не дойдет.

– Что ты за дубина? – орал Альфонсо, – ты должен был в это время следить за костром, какого рожна ты улегся спать, придурок? Как ты теперь без штанов по Лесу пойдешь?

– Ты же ходил, – огрызнулся Гнилое Пузо. Он был зол, он был оскорблен, но сказать ему в оправдание было нечего: он и вправду заснул почти сразу, как только принял вахту. И не важно, что все вымотались настолько, что не спать было не возможно, не важно, что все остальные тоже проспали свою вахту, потому что Гнилое Пузо их не разбудил. Причины не важны, важно следствие, а следствие таково: Гнилое Пузо пойдет через Лес в одних подштанниках, и замерзнет через пол дня пути. Впрочем, он уже трясся, очень хорошо ощущая температуру воздуха через тонкую ткань.

– Это было летом!! – взорвался Альфонсо и сжал кулаки, – это было в безумном бреду и я шел двести метров до домика, черт тебя дери!!

Тупое Рыло скривился в очередной раз при упоминании черта в его же собственной обители, но ему хватило чувства самосохранения не влезать в разговор и не злить Альфонсо еще больше, чтобы еще и получить под горячую руку. А вот Лилия, с ее чисто женским мозгом, краев не видела совершенно, и моментально встряла:

– Вот вы ходоки, я конечно, поражаюсь…

– Заткнись, дура!!! – это был просто звуковой вихрь, оглушивший бедную ведьму и откинувший ее на шаг назад. Песико грозно зарычал, но, увидев глаза Альфонсо, тоже как то скис.

Альфонсо тяжело дышал, собираясь с мыслями, которые собираться не хотели.

– На пустом месте, черти вас разорви, на пустом месте проблему создали, – грыз он слова. А потом, вдруг, посмотрел на Лилию таким взглядом, от которого ей стало не по себе:

– Ведьма, отдай тупице свое платье.

– Нет! Не дам! Оно мое, он его растянет, испачкает, в костре сожжет…

– Платье!! И заглохни, псина!!

Утренний Лес застыл в тишине, и в ней, сквозь слезы, но беспрекословно, смотрела бедная женщина, как трещит по швам ее красивенькая обновочка на крупном мужском теле.

– Я в этом ходить не буду, – заявил Гнилое Пузо.

– Тогда иди голый. Лишних штанов у нас нет.

Сжимая зубы, надевал Гнилое Пузо платье, сверху надел свою куртку, попробовал пройтись. Платье сильно жало на попе, немного – в талии и опасно порвалось в плечах. Руки в рукава поместились кое –как.

– Что может быть унизительнее, – проскрипел Гнилое Пузо.

– А что, тебе идет, – сказала Лилия, и вдруг ее сорвало: она смеялась, как безумная, катаясь по накиданным веткам и задыхаясь от смеха, иногда захлебываясь, даже. Это напомнило Альфонсо ту ночь, когда он смеялся от голоса Черных птиц, и у него заболел живот.

– Ладно, дровосечиха, – сказало он Гнилому Пузу как можно строже, чтобы не расхохотаться самому, и протянул топорик, – нужно поскорее продираться через кусты, и ты руби первый, а мы пока погреем завтрак.

– Ничего, Пузико, – утешила Лилия несчастного Гнилое Пузо, – здесь зайцев очень много, мы тебе, потом, заячьи штаны сошьем.


Это было серьезным упущением, взять в дорогу только один топорик, который, кстати, легко было потерять. Один воевал с колючим кустарником, раздирая в кровь руки и лицо, остальные смотрели на этого несчастного, следили за костром и бурно обсуждали его манеру рубить ветки, кто бы этим в тот момент не занимался. Потом Лилия встрепенулась, со словами « чего это я расселась» пошла искать вкусные травы, а Альфонсо, последовав ее примеру, пошел охотиться на зайцев, которых оказалось и вправду очень много. Тупое рыло, оставшись следить за костром, воспользовался минуткой, чтобы помолиться за свою душу и души остальных, даже ведьмина душа, так и быть, была упомянута.