– Какой хороший пес, – в приливе восторга проговорил Альфонсо. Он бы его даже погладил, но побоялся.
Лес жил. Появлялись хищники: росомахи, лисы, мелькнула и пропала в кустах рысь, но, к счастью, звери боялись огня, и близко не подходили.
Пес снова притащил целое дерево, с листьями и хорошей корневой системой, облепленной грязью. Его стараниям угодить Лилии можно было только подивиться, а над гордостью и осторожностью, с которой носил порванный красный бант между ушами, можно было бы посмеяться. Прошла неделя, в течении которой Альфонсо начал потихоньку вставать, морщась от боли; он воткнул четыре ветки в грязь, положил на них перекладины. Сверху набросали сухой травы, придавив ее глиной, и теперь затяжные дожди обтекали своими мокрыми руками – струями этот навес и больных в нем, вместе с костром по сторонам. Делал он его долго, постоянно отдыхая, но Лилии помогать запретил, пытаясь как то облегчить ей жизнь. Пес в навес не помещался, влезала только голова, которая ложилась на колени ведьме, заставляя ее ноги хрустеть суставами.
– Почему ты лис не заколдовала, ведьма? Чтобы они нас не тронули?– спросил Тупое рыло. С того момента, как он стал более менее мобильным, он воспылал к Лилии странной ненавистью, стараясь нагрубить ей на каждом шагу, не позволял к себе прикоснуться (дождавшись, правда, пока не затянется рана), постоянно ее поддевал. Лилия относилась к этому спокойно: «постдраматический скирдом» говорила она. А на вопрос, что это значит, отвечала – это язык древних для знахарей, и нечего лезть своим тупым рылом в ту область, в которой ничего не понимаешь. Короче, она сама не знала, что это значит.
– Это как это? – удивилась ведьма.
– Как то же ты заколдовала пса. Он от тебя не отходит.
– Ты чего, дурак? Пса я с детства знаю, я его еще щенком к себе забрала, когда его из помета выбросили, поскольку самый слабый был. Тряпочку мочила молоком и поила его, потом учила охотиться, на коленках у меня спал… До определенного момента. Да он мой самый лучший друг.
– Твой лучший друг караулил меня в Лесу и пытался убить, – сказал Альфонсо.
– Хотел бы убить, убил бы, – пожала плечами Лилия, – а караулил он не тебя, а меня. И я каждый вечер слышала его призывный вой, сердце прям из груди выскакивало от тоски, я думала, не увижу больше моего Песико…
Лилия гладила пса по мокрой, огромной голове и плакала. Пес посмотрел на нее снизу вверх, сочувствующе выпучив глаза, лизнул руку, проскулил, что-то на своем, щенячьем, мол, не плачь.
– А чего он тогда за мной гонялся? – спросил Альфонсо.
– Он видел тебя со мной…
– Тебя на нем, – злобно вставил Тупое Рыло.
– А еще он хотел притащить тебя ко мне в деревню…
Альфонсо закашлялся. Безучастный к разговору Гнилое Пузо, которому больно было открывать рот, неопределенно и опрометчиво хмыкнул, а Тупое Рыло перекрестился.
– Это еще зачем?– спросил Альфонсо.
– Ну, он животное…Самке нужен самец, вот он и хотел принести мне самца, чтобы я без самца не… хм-хм-м… осталась.
– И что, много принес самцов? – спросил Тупое Рыло. Показалось, или глаза его сверкнули злостью?
– Ну…много…Только целого ни одного не было. Он просто быстро бегает через кусты, деревья, по этому до меня доходила обычно только половина мужика…
Последнее время Альфонсо начал присматриваться к Тупому Рылу: в его отряде что-то происходило, а когда в отряде что-то происходит, это всегда не к добру. Человеческое общество, пусть даже самое маленькое, никогда не может просто довольствоваться своим статусом, выполнять свои функции, и быть простой системой, вечно начинаются какие то шевеления, брожения, споры и ссоры, стремясь неимоверно все усложнить и запутать.
А тут и так все было сложно: приближался второй месяц осени, часто лили дожди, кругом бродили огромные, голодные звери, а идти, судя по словам ведьмы, нужно было еще столько же, не говоря о том, что двое из четверых ходили кое как, а один вообще не вставал.
– Вам нельзя напрягаться еще как минимум две недели, – заявила Лилия, – иначе можно слечь с лихорадкой. А пузу так вообще еще месяц лежать надо.
– Какой месяц? Мы что здесь до зимы сидеть будем? – возмутился Альфонсо, прекрасно понимая, что ведьма права, и от этого разозлившись на нее еще сильнее, – а если снег пойдет?
– Да вы даже от подземного червя не убежите. А если зверь какой? Сейчас не нападают – костра боятся, но потом, мы что его с собой в руках понесем? Лучше пока зверей наловим, хоть одежку какую сошьем из шкур.
Альфонсо только зубами скрипнул. Решение подождать пару недель, пока Гнилое Пузо хотя бы ходить не начнет, далось нелегко. Зато Лилия, казалось, была вполне довольна, особенно когда залезала к Альфонсо под плащ, прижималась к нему, дышала в ухо нежными, и утомляющими словами.
– Я люблю тебя, – шептала она ему особосладким голосом, от слащавости которого даже подташнивало. Если бы в свое время ему так шептала на ушко Иссилаида, он бы просто умер от счастья, но Лилия…
– А я тебя нет, – брухтел Альфонсо.
– Да я знаю, – вздыхала ведьма, – скажи, а та принцесска, ну как ее, Аленка- мокрая пеленка, как она? Красивая? Говорят первая красавица Эгибетуза. А что, там за ней когорта слуг, ухаживают, вензелям, всяким учат. Грамоте… Это, если бы я в замке жила, я бы тоже белокожей неженкой бы была…
В шелестении осеннего ветерка скрипел зубами Тупое Рыло, усиленно и отчаянно молился, отчего у Альфонсо начали возникать подозрения. Он усиленно старался отогнать их от себя, но они были прилипчивей чумы, потому что постоянно находили себе подтверждение.
Через две недели, выбрав более менее погожий день, путники тронулись в путь – медленно, трудно, постоянно останавливаясь, но, по странной прихоти судьбы, никто больше на них не нападал. Раз попалась двухметровая росомаха – все звери В Лесу были намного больше, чем в лесу за Стеной.
– Смотрите по сторонам, вдруг она не одна, – проговорил Альфонсо.
– Росомахи стаями не охотятся…– начала Лилия, но Альфонсо ее оборвал:
– Ой, молчи лучше. У тебя и лисы не охотятся, и кошки мохнатые…
Но на этот раз все обошлось: росомаха связываться с псом не стала, пошла своей дорогой. Путники ответили взаимностью, и связываться с когтистым, агрессивным и ужасно ловким хищником тоже не стали, хотя шуба ушла хорошая. Дальше, какое то время, все было нормально, и кончилось все словами Лилии:
– Ой, как писилинами пахнет!
– Чем пахнет? – спросил Гнилое Пузо и зашмыгал носом, отчего закашлялся.
– Писилинами…Я не знаю, что это такое, просто знаю, что писилины…
Альфонсо принюхался: и вправду, запах шел отменный, выдавливающий в рот слюну, манящий, сладкий и незнакомый…
– Шоколаем пахнет, – сказал Гнилое Пузо.
– Адскими муками на Сарамоновом костре тут пахнет, – прорычал Тупое Рыло и перекрестился.
И тут понеслась.
– Чертова ведьма, чтобы ты сдохла, корчась в мучительной агонии!!– заорал он вдруг, на весь Лес, чем ввел в ступор всех, даже волка, – подстилка Сарамонова, ненавижу тебя, ненавижу!!!
И тут он вынул нож, и кинулся на Лилию так стремительно, что почти пырнул ее. Почти.
Альфонсо среагировал быстрее, ударил Тупое рыло в нос, остановив его импульс но не убавив пыла; Тупое Рыло закричал, нет, он просто завизжал, бросился на Альфонсо, пытаясь его прирезать, но безрезультатно. Дергаясь, как в конвульсия, он не мог себя контролировать, двигался рваными движениями, а когда, в процессе драки, лишился ножа, пытался задушить Альфонсо руками. Альфонсо и Гнилое Пузо скрутили извивающегося Тупое рыло, прижали к земле и уставились на ведьму:
– Это что это с ним? Чертополох?
– Чего то не похоже… – неуверенно проговорила ведьма.
А Тупое рыло начал плакать. Сначала тихо, булькая в грязь обиженными словами, а потом его прорвало на настоящий поток слез.
– Я ничтожество, – бился он в агонии. Для эксперимента ему освободили руки, и он начал колотить ими в землю, причитая:
– Я червь! Растопчите меня, я просто не достоин валяться в этой грязи…
И тут из этой самой грязи он поднял грязное лицо, посмотрел на всех широко, по детски вытаращенными глазами, и тоненько заверещал:
– Простите меня, пожалуйста…Ну пожалуйста, я не буду больше…
На неистовых попытках пуститься в пляс по всей поляне, решено было его связать и устроить привал. Ведьма долго выбирала какое то дерево, потом долго обжигала его на костре, а потом, общими усилиями, получившиеся угли затолкали Тупому рылу в рот. Отсутствуя, похоже, вообще в этом мире, сидел он, чмокая черными губами и с вниманием гениального мудреца созерцал первый попавшийся на глаза пень, пока не уснул, неожиданно свалившись на бок.
– Уснул, это хорошо, – сказала ведьма.
– Ты так думаешь? – спросил Гнилое Пузо, подумал, потом повторил: Ты так думаешь?
А потом его словно заклинило на этой фразе: он повторял ее не останавливаясь, с разными интонациями, в разных позах, то ложась на живот, то на бок, то начиная прыгать на месте.
– Ты так думаешь, ты так думаешь, ты так думаешь, ты так думаешь? – тараторил он не переставая, уже явно утомившись. Челюсть его сводило, слова вылетали неровные и нечленораздельные, ноги подгибались, но Гнилое Пузо не переставал прыгать, хотя это было последнее, что нужно было бы делать для его полного выздоровления.
– Да успокойся, блаженный! – вскрикнула Лилия.
– Успокойся, успокойся, успокойся, – мгновенно затараторил Гнилое Пузо, словно обрадовавшись новому выученному слову.
А потом он очень четко, твердо, с нерушимой бескомпромиссной решимостью заявил:
– Я хочу лизать костер.
Упал и уснул.
– Перкун всемогущий, что это такое? – воскликнула Лилия. – отоспятся, или это навсегда?
– Не знаю. Пойду поохочусь.
Альфонсо не заметил подозрительного взгляда Лилии. Не заметил, что вел себя странно в такой ситуации; он в принципе ничего не замечал: сладкий запах проник в мысли, расплылся сахаром на языке, он манил к себе, тянул за собой. Сопротивляться? Можно, но зачем, если можно насладиться чем то божественным. Альфонсо встал на коленки, на сырую землю, прямо в лужу (какая мелочь) взял в руки нечто, вдохнул аромат. Как палкой по затылку ударил его запах, разнесся звоном по мозгу. Еще вдох…