– Тоже подружке? – спросил Тупое Рыло.
– Той же? – добавил Гнилое Пузо.
– Нет, другой.
– Да, – ухмыльнулся Гнилое Пузо, – тяжко им давалась дружба с тобой.
Альфонсо в этой беседе не участвовал –он превратился в слух и зрение, поскольку признаки деревни должны были уже быть, а он их не видел, и это, его как прекрасного, в своей собственной голове, охотника, задевало. Неужели в глухом Лесу можно организовать поселение но не выставить никакую охрану. При том, что он ожидал появление поселка вот-вот, тот все равно появился неожиданно, очень ловко «выскочив» из-за деревьев уже тогда, когда путники подошли к трехметровому забору, собранном из заостренных бревен.
– Вот я и дома- выдохнула Лилия, – упершись носом в забор, – ей, там, дрыхните что-ли?
– Какого… Мать честная! Лилька, это ты что-ли никак из царства Смаргалы явилась?
Забор распался воротами, которые открыли две дородные девки с копьями. Одеты они были в беличьи шубы, меховые шапки, и в черных сапогах из змеиной, наверное, кожи. Круглые, полные лица были во всей боевой раскраске: губы подведены свекольным соком, брови – углем, на щеках – румянец (но это свой, родной), в глазах – чудовищное любопытство, особенно когда взгляд уперся в мужчин.
– А это кто с тобой? Опоила, все таки, или безумные привязались к тебе?
– Мужики мои, – гордо сказала Лилия, и нос ее задрался до самых небес, – из Города. Этот, – ткнула она пальцем в Альфонсо, – граф, этот, – палец уперся в Тупое Рыло, – вообще церковник, а этот… Ходок. Добровольно пришли со мной…
Глаза Лилии просто светились чувством собственного превосходства и гордости ровно настолько, насколько в охранявших ворота бабах светилось чувство нескрываемой зависти.
– Ладно, – буркнула одна из, – покажи их королеве, может, она тебя и простит за самовольный побег. Осинку и Березку видела?
– На постах. Идемте, мужики…
И Лилия пошла, нет, она поплыла по деревне в компании своих спутников. Все взрослые жители деревни замерли на местах, кто где был, смотрели на нее удивленно, словно на призрака, а дети подбежали к ней гурьбой, захлебываясь криками и радостными возгласами. Долго Лилия обнимала каждого ребенка, здоровалась с людьми, отвечала на вопросы, которые сыпались как горох из дырявого мешка. Остальные стояли потерянными, не знали, что предпринять, а когда не знаешь, как действовать – стой и жди, пока о тебе вспомнят. Вот они и стояли, настороженно оглядываясь по сторонам.
Деревня представляла собой огромную, расчищенную поляну с построенными по кругу избушками из массива мятой сосны, с дранкой из коры на крыше, разной степени красивости и разного размера. Посередине стояла самая большая изба, претендующая на роль «дворца», и перед ней была площадь, видимо, для выступлений ораторов или королевы, с каменной площадкой для жертвенного огня. Весь этот участок был обнесен забором, что не удивляло, удивляло другое – это волки. Они бродили по поселку совершенно свободно: огромные, страшные, как смерть, даже Песико по сравнению с ними был маленьким щенком; на некоторых катались дети, на некоторых спали кошки, по некоторым топтались даже куры, не причиняя, видимо, собачкам вообще никаких неудобств, и нимало их не беспокоя.
– Вот это да! – восхитился Гнилое Пузо. Все песики разом, как по команде, обратили взоры к пришельцам, понюхали воздух, но сидели, лежали, или стояли не двигаясь в направлении к пришедшим. Это было жутковато. Да что там, это было страшно.
– За мной, – скомандовала Лилия своим спутникам голосом, который сильно насторожил Альфонсо. Он изменился от женско-ласкового, иногда ехидного и насмешливого до стального, требующего беспрекословного подчинения без разговоров. Эта перемена была поразительна и отворила сознание для понимания окружающей обстановки: вокруг были одни бабы, причем, крепкие, в основном мускулистые и высокие, совершенно уверенно держащие оружие, как копье, так и топоры. Мужиков не было совсем, хотя нет, вот виден был один – замухрышка с поникшими, тусклыми глазами, боязливо озирающийся по сторонам, поправлял дранку на крыше. Вышла баба из избы, что-то ему крикнула, а когда он спустился с крыши, треснула по голове ладонью, пнула под зад, таким образом запихивая его в избу.
– Мы, кажется попали, – сказал тихо Тупое Рыло, – не знаю точно, куда мы вляпались, но точно ни во что то благоухающее цветами…
Место, куда они так долго и упорно шли целых десять шагов оказалось площадью. Прямо напротив крыльца избы –дворца, стояли две самые громадные бабищи, которых вообще Альфонсо видел в жизни. Вышла третья, поменьше, в платье из красного крепдешина отороченное мехом (зимнее платье) и в лисьей шубе, поправила, легким движением руки, прическу, поплыла к Лилии. Звонко цокали каблуками высокие, красные сапоги из кожи теленка.
– Ой, оделась, как всегда не вкуса, ни фантазии, – чуть слышно прошептала Лилия, а вслух, заливая медом слов тишину, запела:
– Розочка, как тебе идет это платьице! Сама сшила?
– Да. Лилька, совсем не ожидали уже видеть тебя живой, да еще с кадровым пополнением…
«Кадровое пополнение» стояли озираясь; бабы окружили их плотным кольцом, без смущения внимательно рассматривая масляными. вожделеющими глазами, как голодный кот на кусок мяса.
– А вот у того задница ничего, – сказала одна позади, – я бы пожамкала…
– Зато у этого плечи, как у воина. Как за сиську схватит… Ух…
Кому достались плечи, кому задница, Альфонсо не знал, да и это сейчас было не важно.
Отворилась дверь дворца, вышла женщина в белом платье, в шубе из белой лисы, красных, намазанных до блеска сапожках, чеканя шаг и играя бедрами, спускаясь по ступенькам. Большие глаза и брови она подвела углем, губы – каким то соком, а на голове соорудила волнисто – пышную конструкцию из волос, на которую сверху уселась диадема с бриллиантами. Она спустилась с крыльца высоко подняв голову, остановилась перед Лилией, осмотрела ее, потом перевела взгляд на спутников. Соизволила изречь:
– Почему эти еще с оружием?
Королеве никто не кланялся, видимо, здесь было так не принято, по этому Альфонсо подумал, что зря он начал наклоняться в почтительном поклоне. Еще он попытался начать говорить, но не успел – удар чего –то по спине и одновременно под колени, злобный женский голос прямо в голову: «На колени, мужик, когда Великая разговаривает с тобой!» уронил его на землю. Мигом вытащили все оружие, забрав и любимый кинжал с возгласом восхищения. Рядом грохнулись Гнилое Пузо и, с особым кряканьем, Тупое Рыло, тоже безоружные.
– Какого черта? – выкрикнул Альфонсо и тут же получил еще раз по хребту с дельным советом: «Заткнись, когда тебя не спрашивают!»
– Великая Королева, привет! – сказала Лилия, – ой, какие у тебя волосы пышные, отваром из ромашки ополаскиваешь?
– Да, и кончики не секутся, – ответила Великая и поправила рукой копну длинных светлых волос, – мы уже и не надеялись видеть тебя живой. Помнится, я запретила тебя уходить далеко от деревни под страхом страшного наказания.
– Это так, Великая, но смотри, я привела мужиков. Все они из Города.
– Похожи на оборванцев, – сказала Великая.
– Путь был трудный, на нас много раз нападали звери. А этот вообще в костре штаны свои спалил…
Все вокруг стоящие рассмеялись, королева улыбнулась:
– Мужики, что с них взять, – презрительно сказала она. – Сегодня у меня баня, я хочу, чтобы ты отдала мне их на ночь.
– Великая, это честь для меня, только… Кроме вот этого, – ткнула она пальцем в Альфонсо,– он отравился поганками и весь покрыт коростой. Пусть сначала придет в подобающий вид…
– Хорошо – подлечишь, и отдашь потом…
– Подождите, черт возьми! – вдруг закричал Гнилое Пузо, внимательно рассматривая землю у своих коленей, – что здесь происходит? Что значит отдашь, я что Вам- предмет, что ли? С каких пор какая то баба распоряжается мной, как… как… да как предметом?
По толпе пробежал возмущенный ропот, Лилия проскрипела, еле слышно: «Заткнись», но проскрипела поздно, звук уже врезался в уши всех вокруг.
– Что ты посмел сказать? – злобно процедила Великая, – ты назвал меня бабой?
– Прости, Великая, они из далека, и не знают наших порядков. Там, откуда они пришли, «баба» – это не оскорбление, это почти комплимент, -торопливо заговорила Лилия.
– И там это терпят? Какая дикость. Я надеюсь, ты воспитаешь их как следует, и я больше не услышу подобной дерзости. Приведи их в порядок и приведи ко мне к вечеру…
– Да иди ты к черту, вздорная стерва! – вскрикнул Гнилое Пузо и вскочил на ноги,– ни одна чертова баба не посмеет распоряжаться мной, как потаскушкой! Ваше бабье дело – детей рожать, да мужа ублажать, а не с копьями ходить…
Дикий рев сотряс деревню, сильный удар древком копья, обрушил Гнилое Пузо на колени, но следующий удар он уже парировал, откатившись в сторону, поймал дерево копья, рванул на себя, а когда баба от рывка дернулась к нему, пнул ее ногой в живот, отбросив в сторону. Две бабищи кинулись к нему, но он уже оказался у королевы, приставил ей копье к животу, крикнул:
– А ну отошли, сучки, иначе я ее как корову на копье насажу.
– Опомнись, презренный мужик, пока еще есть возможность, – сказала королева, нисколько не испугавшись, как будто ее угрожали убить каждый божий день, и она к этому привыкла. Впрочем, все королевы мира обречены скрывать свои эмоции, особенно когда на тебя смотрят подчиненные. – Еще миг, и ты со своими дружками отправишься на съедение к Зверю.
– Да я лучше к Зверю отправлюсь, чем с тобой в баню пойду, он всяко посимпатичнее будет…
И тут же он получил очень сильный удар ногой в пах от Великой. То, как самозабвенно и тщательно его били потом, он уже не чувствовал, поскольку был занят, корчась от боли с ладонями между ног. Уже синего, с разбитым глазом, опухшим лицом и множеством ссадин, его связали, потащили в избу для преступников, видимо, поскольку она была пустой, холодной и смахивала на тюрьму, с клочком сена на полу и без окон. Альфонсо и Тупое рыло тоже связали, тоже кинули в узницу, правда, не побили.