– А нам здесь сутки в любом случае сидеть, или, если мы, как будто прикончили Зверя, можно слезать?
– Хм…– задумался Альфонсо, а Гнилое Пузо сказал:
– Пошли, отнесем черепушку, может, хоть пожрать дадут, а если что, придем и досидим до конца.
– Точно, – сказал Альфонсо, поднимаясь. А потом он достал коготь, поцарапал себе руку, улыбнулся, глядя на недоуменные взгляды спутников:
– С таким зверюгой дрался и не повредился –неправдоподобно.
Было холодно, но, поскольку череп весил килограммов двадцать, было жарко всем по очереди.
– Зачем мы череп понесли? – спросил Тупое Рыло, глядя на прихваченные когти Зверя, которые он взял на память, – а чего лапу не взяли?
Великая сошла с крыльца сонная, но при параде – накрашенная, причесанная и удивленно – раздраженная.
– Я же сказала – сутки. Какого вы позволили им спусти…
Поставленные охранять наказанных, опустили головы, расступились, открыв пришедших из пещеры. К ногам Великой, хлюпнув в грязи, грохнулся череп, облитый кровью, облепленный, кое –как, черными шкурками, кое-где даже с жиденькими волосиками.
– Это вам на память, черепушка вашего зверька, – насмешливо проговорил Гнилое Пузо, потом все трое повернулись и молча, твердой геройской походкой пошли. Куда они пошли никто не знал, даже они сами, но как бы то ни было, они туда не дошли: их связали, заковали в цепи и передали на руки Лилии.
Деревенька Аббусино (так она называлась) была одной из множества Лесных деревенек, рассыпанных, соответственно, по Лесу, и у всех у них была общая черта – полное и удивительное для Альфонсо властвование женщин- фимиам. Особи мужского у фимиам делились на два типа – мужики, практически рабы, и мужчины – практически равные женщинам в правах. Мужики обязаны были выполнять любое желание хозяйки, которой они принадлежали; их могли дарить, давать на время за плату, убивать (но этого никто не делал, потому что мужиков было катастрофически мало) ну или бить, за непослушание или просто так. Мужчины были вольными – они сами выбирали себе жену, могли охотиться наравне с женщинами, в принципе, были свободными, только не могли участвовать в собраниях и занимать руководящие посты. Разговаривать с мужиком для мужчины было зазорно, и они, по этому, этого и не делали, чем очень сильно бесили Гнилое Пузо. Он долго не мог смириться с положением раба (Лилия утверждала, что они не рабы, но в чем разница между ними и рабами объяснить толком не смогла: не рабы и все – вот был ее аргумент), и его часто колотили. Вскоре всем стало ясно, что Великая положила на него глаз, часто забирала его к себе, попользоваться, отчего Лилия из простой знахарки, питающейся объедками со стола нормальных охотниц, превратилась в чуть ли не первую подругу королевы, а там и понеслись всякие блага: маленькую полуразвалившуюся избу ей поменяли на хоромы с пристройкой, мясо теперь не выводилось у нее со стола, да и курносый нос ниже глаз не опускался никогда. Именитые охотницы, швеи, мастера по изготовлению причесок, не снисходившие раньше до разговора с Лилией, теперь постоянно забредали к ней в избу, выпрашивая победителей Зверя на ночь за хорошую плату.
В одну из холодных (настолько холодных, что даже вода в лужах замерзла) ночей, Гнилое Пузо снова притащили от Великой, Тупое рыло пришел сам от Кабанихи с ее подругами (естественно, под конвоем), но упал на тюфяк с соломой и больше вечером не вставал. Жили все трое в отдельной, маленькой пристройке, что было неимоверной роскошью для мужиков, которые ютились, обычно, на чердаках и в подвалах, прикованные цепями. Дверь пристройки расхлебенилась, в проеме показалась Лилия, прислонилась к косяку, повисла на нем.
– А-а-а-альфонси-и—и-и-ик, – пропела она, и икнула, затем рассмеялась. Лилия была пьяна, и Альфонсо понял – пришла его очередь. Она редко давала фимиамам попользоваться Альфонсо – точнее, никогда, предпочитая пользоваться им самой. Много побоев назад мужское начало Альфонсо бунтовало против противоестественного насилия, но оно быстро закончилось – непослушание мужиков в деревне каралось строго. Но сегодня он был зол. Очень зол.
– Ты предала нас, ведьма, – прорычал он.
– Не –не- не, хозяйка. Называй меня хозя –ик-а, непослушный муж…ж…ик.
– А что если я тебя придушу сейчас, а?
– Тогда ты умрешь. Тебя отдадут собакам, не охотничьим, а маленьким, которые будут рвать тебя на куски… Или засунут в червя наполовину… По кускам начнут резать… Ну, придумают что- нибудь…
И тут Лилия подошла, совсем трезвым шагом, вплотную к Альфонсо, дыхнула в лицо вином, сказала, очень четко и прочувствованно:
– Альфонсо, оставайся со мной. Зачем тебе Волшебный город, у нас у самих будет Волшебный город, мы сами себе создадим Волшебный Город. Идти туда – самоубийство, даже для меня. Оставайся… Я сделаю тебя мужчиной, вместе мы будем счастливы…
– Сделаешь мужчиной? А если я сбегу?
– Тогда станешь опять мужиком.
– А я думал мужчины вольны идти куда угодно.
– Ага, вольны… Если возвращаются. А если нет, то их ловят и делают мужиками. Хочешь стать мужчиной? Пообещай, что женишься на мне и будешь только со мной.
– Обещаю…
То ли Альфонсо сказал это слишком быстро, то ли все это был обман, только ведьма треснула его маленьким кулачком по груди, крикнула:
– Не верю! Врешь, только и мечтаешь, что к своей принцессе сбежать, скотина! Ненавижу, тебя, ненавижу, всю душу мне вымотал, гад, лучше б ты тогда в чертополохе сдох!!
И Лилия резко кинулась на Альфонсо, вцепилась зубами ему в губы с яростью голодной кошки, и ярость мужика, забитая древками копий глубоко в самооценку, вскипела, как расплавленный метал. Он со всей силы оттолкнул Лилию от себя, припечатав спиной об стол, разлив и уронив все, что на нем стояло на пол, заорал, проснувшимся мужским ором:
– Иди к черту, тварь!! Ты предала нас, хотя мы спасли тебе жизнь!!
Лилия схватила кочергу, бросилась на Альфонсо, но тот перехватил ее руку, треснул ладонью по щеке наотмашь, почти выкинув ее из избы на улицу. По деревне полетел пронзительный визг, как огонь, вспыхнул оглушительный лай собак, ворвались фимиамы, штук от пяти до девяти – Альфонсо наконец то признался себе, что считать не умеет, с дубинками, копьями и веревками. И тут же, по отлаженной уже тактике, в них полетели бутылки – первые попавшиеся с полок Лилии, как у знахарки, у нее было много разных трав. Теперь визг звучал, как целый оркестр, в избе завоняло попеременно то шалфеем, то спиртом, то еще неопределенного состава дрянью, а потом в воздухе повисло красное облако. У Альфонсо заслезились глаза, в нос ударил резкий запах, горечь осыпалась даже во рту, обжигая горло, выдирая из легких кашель.
– Придурок, перец то зачем?!! – завопила Лилия и выскочила из избы. Она знала, что это, успела сбежать на воздух. А остальные нет.
Резь в глазах, боль в горле, пожаром доходящая до самых кишок, безудержный кашель – все это заиграло Сарамоновым оркестром, когда все синхронно начали чихать и кашлять, параллельно вываливаясь из избы на улицу. Долго потом всем табором вымывали избу, проветривали комнату, а затем привязали Альфонсо к столу, и теперь уже Лилия не пользовалась Альфонсо самолично – ей помогли усмирить непослушного мужика и ей этим мужиком пришлось делиться. А на утро, в качестве наказания, привязали бунтаря к столбу возле «дворца» на сутки. Веревки резали руки и ноги, тело онемело и жутко ныло, но в голове Альфонсо уже зрел план побега, основанный на том, что он абсолютно не чувствовал запахов и не очень четко видел окружающий мир.
16
План зрел три месяца и вот, наконец, обсужденный со всех сторон до мельчайших подробностей, он предстал в головах заговорщиков во всей своей красе – взрослый и безупречный. Осталось только подождать лета – никто не хотел снова шкрябать по болотам по пояс в ледяной воде и отбиваться от голодного зверья, впрочем…
– Наберем Крови богов, тогда к нам ни один зверь не пристанет, – предложил Тупое Рыло.
Настал праздник Первого дня Лета – праздник, во время которого всех мужиков заставили рубить дрова для огромного костра – подарку Ярдиле, богу – солнцу, и нашим заговорщикам. Они пытались подговорить других мужиков на побег, но встречали испуганные, удивленные взгляды – привыкшие к такой жизни с детства (а многих воровали с других поселков в детстве), они не могли понять, что есть другая жизнь, где мужиков не используют, как рабов. Решили бежать втроем, ни в коем случае никого не убивать – чтобы не казнили в случае провала операции; пронесли под рубахами полешки черного дерева, спрятали в ветках костра. За несколько ночей добровольной любви с Лилией, Альфонсо натаскал перца, его разложили по мешочкам, напихали в карманы, чтобы отбиваться от волков в случае чего.
В праздник Первого дня Лета Лилия была особо веселой, поскольку вообще ничего не подозревала, и, не смотря на то, что с утра чем то отравилась и ее тошнило. Был погожий летний день, солнце подбадривало беглецов жаркими руками –лучиками, облачка плыли по небу, звали за собой на свободу.
– Нам главное до Озера крови добежать, чуть –чуть испачкаться и они за нами не погонятся, – прошептал Альфонсо.
– Если, конечно, не пристрелят, – пробурчал Тупое Рыло.
– Помнится, три месяца назад ты хотел умереть у ее ног, – усмехнулся Гнилое Пузо и Тупое Рыло поморщился: ему было до сих пор стыдно за ту пафосную речь, которую он тогда сказал. Если бы он потом умер – она была бы милой, но поскольку он вернулся, то получилось глупо. Странно, что после этого Лилия стала как то отстраняться от него, не заговаривая с ним лишний раз, стараясь не замечать, и, вроде даже с радостью, отдавала его кому ни попадя при первом удобном случае. Но иногда, когда она думала, что он не видит, Тупое Рыло краем глаза замечал на себе ее пристальный, словно изучающий взгляд со странным блеском- безусловно, такое признание в любви не получала ни одна фимиама от своего мужика, да и от мужчины тоже. И все Лилии завидова