В один из погожих летних деньков Альфонсо судил очередную очередь из осужденных, страдая, неимоверно, от духоты, запаха немытых неделями тел и страшного похмелья, которое делало жизнь в сотни раз мучительнее, чем она была на самом деле. На суде присутствовал начальник тюрьмы, местный епископ, представляющий церковь, секретарь и пара тройка присяжных, не понятно зачем присутствовавших, но положенных по правилами. Они все равно молчали в тряпочку и были нужны больше для массовки и придания важности моменту.
– Далее по списку, – торжественно провозгласил начальник тюрьмы, – осужденный по имени Инженер. Осужден за шпионаж в пользу Степи.
Альфонсо оживился. Не настолько, чтобы проявить интерес к происходящему, а настолько, чтобы проявить интерес к имени осужденного. Этот мужчина лет восемнадцати был щуплым, тощим, изможденным и совершенно белым, как все сидельцы с долгим сроком. Однако взгляд у него был какой то странный, такой, как будто он видел мир впервые и ему, как ребенку, было все интересно, даже за долгие дни за решеткой блеск любопытства в его глазах не пропал. Потускнел маленько, это да, но не умер в рутине напряженного ожидания суда. А еще он светился живым и въедливым умом, а Альфонсо таких недолюбливал.
– Виновен, – недовольно подумал он, не узнав еще, правда, в чем суть дела.
– Зачем шпионил? – спросил Альфонсо строго. И едва не зевнул при этом, разрушив всю строгость.
– Я не шпионил, Ваша светлость, я рисовал землю…
Бывает так: идешь по болоту, и думаешь – сейчас оно станет мельче, стоит только сделать шаг, я выберусь и будет сухо. Если бы попытку разобраться в данном вопросе можно было бы сравнить с ходьбой по болоту, то понятно было бы его внутреннее состояние ума Альфонсо. Он ничего не понял, и задал вопрос, который должен был все прояснить:
– Зачем ты рисовал землю?
– Чтобы знать куда идти, – ответил Инженер и этим вообще ничего не прояснил. Альфонсо окончательно увяз в вопросе настолько, что даже не знал, что еще спросить.
– Виновен, – подумал он. Это было бы просто-обвинить и все, это было легче, чем разбираться в какой то бредятине, и пусть сидит, пока не помрет, виновен он там или нет. Альфонсо рот открыть успел, а вот слово сказать нет, потому что его перебил шум. Прибыл гонец, который отправлялся к королю с просьбой дать Гнилому Пузу титул и новое имя с ответом, суть которого, ссылаясь на секретность грамоты, сказать не мог. Альфонсо сломал сургуч, развернул грамоту и уперся тупым взглядом в черточки и палочки. Нельзя сказать, что бы он совсем не умел читать: он в совершенстве владел опознанием двух букв – «Ф» и «В», но этого оказалось недостаточно для понимания всего текста. Этих букв было в тексте маловато.
– Скажи мне, Инженер, где ты родился и кто твои родители? – Альфонсо отодвинул грамоту. Зачем он это спросил? А, узнать, откуда такое имя странное – и не благородное, и не холопское.
– Родился я в Агате, отец мой, Амфилат, был рыбаком, а матушку свою я никогда не видел.
– А здесь как оказался?
– Пять лет назад я понял, что Великой континент ни есть вся Земля, а за Великим морем есть еще суша, за что меня начала преследовать церковь, как еретика. Из Агаты мне пришлось бежать в Степь, где меня продали в рабство, из которого я сбежал вместе с караваном купцов. Здесь меня приютила одна женщина, которой…
– А землю то рисовал зачем? – оборвал его Альфонсо, – ты чего и так не знаешь, куда идти, что ли? Ну так спросил бы кого-нибудь.
– Я составлял рисунок местности, где указывал деревни, села, горы, реки. Чтобы другой человек, который здесь никогда не был, мог бы по моим рисункам знать, где что находится и куда идти.
– Это как это? – теперь Альфонсо завяз в болоте непонимания по самые уши, – впрочем… где эти твои рисунки?
Рисунки бросился искать начальник тюрьмы, который поблагодарил Агафенона за то, что не выкинул их тогда, хотя, был бы он честнее с собой, то благодарил бы свою лень и забывчивость. А пока он загонял бедную, ни в чем не повинную лошадь, наминая ей сапогами бока, суд застопорился. Альфонсо развернул грамоту снова, посмотрел на нее так, словно надеялся, что там что нибудь прояснится, вздохнул:
– Что за имя у тебя странное – Инженер? Благородный, или… что это вообще такое?
– Писарь, дававший мне имя, не умел писать, точнее, писать умел, а что он пишет, прочитать не мог, Ваша светлость. Когда я вырос, то увидел на моей табличке надпись АГорнкрлоьа Инженер.
– Прочитал? Значит, умеешь читать? – Альфонсо оживился, сунул Инженеру грамоту, на которой первое, что тот прочитал, но о чем не сказал вслух, это была надпись «Секретно. Только для герцога Альфонсо дэ Эстэды лично в руки».
– На прочитай, а я тебя проверю…
Запыхавшийся, пыльный, потный но довольный начальник охраны привез рисунки – главную улику в шпионаже, хотя что там нарисовано, разобраться никто не удосужился. Не понял в этих каракулях ничего и Альфонсо, хотя при первом же взгляде его пронзила через весь позвоночник острая дрожь. Что- то бабахнуло в его голове, только что, было пока не ясно.
– Суд окончен, – медленно проговорил он всем.
– Объясни мне, что здесь нарисовано, – приказал он Инженеру.
– Вот холм. Вот река Ровная – тут написано, а вот Ваша светлость, вот этот квадрат, Ваш замок.
– Что за глупость. Мой замок в длину метров сто. А здесь какая то букашка.
– Ваша светлость, Ваш замок сто метров, а я нарисовал сто миллиметров. Река Ровная шириной пятьдесят метров, а у меня пятьдесят миллиметров. Если в голове увеличивать миллиметры в метры, то можно понять, по ориентирам, куда идти. Например, мне нужно попасть вон на тот холм…
Инженер еще что-то говорил, но Альфонсо его уже не слушал. От осознания новой мысли стало холодно и его стало трясти, как в лихорадке. В своем лесном домике он видел такой же странный рисунок, только нарисованный цветными красками, которые не смывались. И если предположить, что это рисунок земли, а точка в начале желтого пятна – это Волшебный город, то… То можно найти его по рисунку, если еще разобраться в нем, черт возьми.
– Ваша светлость, я прибыл по вашему приказу, – это голос Гнилого пуза выдернул Альфонсо из глубокого озера мышления. Убей Бог лаптем, он не помнил такого указа, но это было не существенно. Альфонсо протянул грамоту Гнилому Пузу:
– Поздравляю, Феликс ибн Энмундов с присвоением титула графа.
– Чего? Кто я? – Гнилое Пузо, он же Феликс ибн Эдмундов схватил грамоту, покувыркал в руках, дав понять всем вокруг, что тоже не умеет читать, и, видимо, отчаявшись прочитать самостоятельно, поверил на слово:
– Почему Феликс? А как же Пушкин?
4
Реформы Альфонсо дали о себе знать очень быстро: к концу лета казна была пуста, кроме того сундука с двадцатью миллионами песедов. Как же красиво золотые монетки, номиналом в две тысячи песедов каждая, лежали в сундуке, так красиво, что не хотелось их тревожить, тем более, была у Альфонсо мысль сбежать с этими деньгами. Сбежать он, конечно, не сбежал, но такой вариант развития событий нельзя было не предусмотреть, по этому денежки лежали не троганные. Казна был пуста, но Левания потихоньку вылезала из той клоаки, в которую их загнали воры – вельможи: отстраивались новые избы из леса Альфонсо, снимались урожаи с полей, и урожаи хорошие – хоть в этом повезло, появилась какая – никакая скотина, лошади, быки. Потянулись в Леванию со всех сторон беглые холопы – как из соседних регионов, так и из соседних стран, и всех их, негласно укрывая от крепостной стражи, оставляли у себя жить, помариновав немного в узнице, для вида. Случилось так, что Инженер стал придворным советником; а поскольку он умел считать, то и объяснил герцогу, какую сильную накрутку на товары делали обнаглевшие купцы. Прошел беззаконный и беспощадный рейд по рынкам, усадьбам купцов, вследствие чего самых зажиточных, по сути, просто ограбили, отобрав у них все, что Альфонсо посчитал для них лишним, то есть, почти все. Яхонт был в ярости, долго брызгал слюнями в приемной Альфонсо, и тот только потом узнал, что в столицу Эгибетуза отправился второй гонец с жалобой на самоуправство монаха Ордена света. Примазался к этой жалобе и Гумболь, которого загоняли почти до сердечного приступа; впрочем, с его комплекцией, достаточно было просто заставить бывшего воеводу быстро пройти двадцать метров.
– Поймали еще одного Степного перебежчика, – заявил Феликс, и брякнулся в кресло, – и тоже говорит, что Степь собирается напасть в следующем году.
– Да неужели? – съязвил Альфонсо. Конечно, ведь только -только все начало налаживаться, притом, что урожай, как ни странно, должен был быть отменный, люди перестали дохнуть, как мухи, даже король не доставал всякой ерундой и жизнь становилась приятной. Обязательно должно было что-то случиться. – Гелик! Гели… А вот ты… Позови моего советника.
Инженер тоже отъелся, теперь он не был тощим и бледным, теперь глаза его блестели не только любопытством и тягой к знаниям, но еще сытостью и довольством. Впрочем, свои обязанности он выполнял хорошо, так хорошо, что начинал раздражать Альфонсо тем, что Альфонсо начинал зависеть от Инженера. Вот и сейчас, едва советник приземлил на кресло свое тело и услышал новости, как сразу навалил кучу идей:
– Во первых, нужно укрепить замок для долгой обороны – биться в открытом поле со Степью мы просто не сможем. Нужно, пока не наступила зима расширить и углубить ров, сделать его со стороны замка пологим, а со стороны поля – обрывистым. Нужно запастись продуктами, нужно сделать так, чтобы при случае, все могли укрыться в замке вместе со своим скарбом, при этом свои запасы еды могли перевезти в замок. Колодцы нужны. Стены крепости нужно ремонтировать. Войска у нас мало, по этому нужно обучать крестьян драться… И начинать нужно будет сразу, как закончится уборочная страда.
– Научить их драться, – буркнул Альфонсо, – они что, в своих кафтанах в драку полезут? У нас у дружины мечи как из воска, и доспехов на всех не хватает, не говоря уже о лошадях, а ты крестьян учить.