–Это только начало, -ликовал он, – я хочу десятерых мальчиков и пятерых девочек. Тогда это будет семья.
Феликс хмуро отмалчивался, но его тоскливая рожа нисколько не волновала Альфонсо, не беспокоило его и то, как болезненно переживал бедняга свою неразделенную любовь к принцессе.
Все когда-нибудь кончается, кончился и ад с мобилизацией. Начался ад с походом. Шпионы все сказали верно: Степь напала в середине мая, впрочем, не особо скрывая того, что нападет. На встречу Степейской армии выдвинулась армия Эгибетузская, состоящая из пятидесяти тысяч вооруженных ртов.
Палящее солнце, дожди и ветры, постоянный грохот тысяч ног, бесконечные дни, проведенные в седле лошади превратили жизнь Альфонсо в нескончаемые мучения, которые усугублялись еще и тем, что Феликс ибн Эдмундов переносил все это слишком просто.
– Я думал ты в Лес свалишь, – сказал ему Альфонсо, – с каких пор ты стал патриотом чужой страны?
– Я хочу порвать на клочки ту проклятую страну, которая угрожает моей принцессе… Я вернусь в орденах и медалях, или не вернусь совсем…
– Какой твоей принцессе, очнись? Ты бывший разбойник. Да будь ты хоть герцогом, она даже не посмотрит на тебя. У нее куча женихов королей и принцев в крупных странах, ее, во благо государства точно продадут подороже какому нибудь правителю .
– Это неважно. Настоящая любовь пробьется через камень любых предрассудков и домыслов. Я добьюсь ее, или умру за нее, как подобает настоящему рыцарю…
– У-у-у-у-у, как тяжко то, – присвистнул Альфонсо, а потом подумал, что сам испытывал то же самое, когда впервые увидел Иссилаиду. Но там была другая ситуация: она была богиней, а он каким то захудалым графом, и все же, через кучу терний, они, наконец то, вместе и она беременна от него. Кто теперь может быть счастливее?
– Умереть тебе будет проще всего, похоже, – сказал Альфонсо подумав, – но есть вариант, связанный (он понизил голос) с Волшебным городом…
– Спасибо, ходили уже черт знает куда за волшебной болтовней, – угрюмо пробурчал Феликс,– по моему мы прекрасно доказали, что все это выдумки.
– В том то и дело, что не доказали. Мы же тогда не дошли, потому что не знали, как туда идти.
– А теперь знаем?
– Теперь – да.
И Альфонсо подстегнул лошадь, чтобы ускориться и отъехать от Феликса на этой интригующей ноте; в ускорении, конечно, необходимости не было, но так было более интригующе и эффектно. Степь сотрет в порошок всю армию Эгибетуза, после чего армия, например той же Либеразы, сотрет в порошок армию Степи, а ту армию – другая страна, а ту – другая, и так до бесконечности, пока либо не поубивают всех людей на Великом континенте, либо выживет одна страна с кучкой особо везучих людей.
Альфонсо себя к особо везучим не причислял, тем более теперь, когда отвечал не только за себя, он просто не мог полагаться на везение.
Солнце жгло неимоверно, задница, от постоянной езды верхом, горела огнем, а тут еще Феликс принялся восхвалять свою принцессу, детально, в ярких красках, описав ее с ног до головы, причем даже ногти не забыл. Не подозревал Альфонсо в таком необразованном, нисколько не утонченном бывшем воре такую романтическую натуру и такого влюбленного зануду. Не знал он и такого количества эпитетов, которыми можно было бы описать волосы над глазами (брови, то бишь).
– Скорее бы же уже эти чертовы Степейцы меня пристрелили, только бы не слушать этот любовный бред – с тоской думал Альфонсо.
Тем не менее разведка доложила, что Степейцы недалеко, и бой был назначен завтра на рассвете, если враги не нападут раньше. Генеральный штаб долго совещался по поводу стратегии боя; Альфонсо, как герцог, мог внести предложение, но присев на такой удобный, твердый, широкий, а главное, неподвижный стул, начал, помимо воли, проваливаться в дрему, иногда выныривая в реальность на самых громких вскриках. Предложений у него все равно не было: в организации боя он имел поверхностное представление, и потом, по его опыту двух боев, организованный бой быстро превращается в обычную свалку, в которой первой же погибает организация. Единственно, на что ему хватило выдержки, так это выслушать его роль в этой грандиозной битве, поставившей на кон жизнь и благополучие Эгибетуза.
– И так, мы с десятью тысячами солдат кавалерии должны обойти вражеский корпус и ударить в тыл и фланг, окружив тем самым Степейцев и внеся в их ряды панику, – объяснил он Феликсу диспозицию.
– Какой то простенький и бесхитростный план, – ответил на то Феликс.
Солнце поднималось издевательски медленно, словно специально раздражая медлительностью десятки тысяч человек, готовящихся к смертельной битве. Грозно и громко ломало тишину звяканье железа, всхрапывали лошади, вспарывая землю острыми копытами, колыхались на ветру стяги и флаги, готовились к подаче сигнала горнисты с рожками. Воеводы и дружинники, графы и герцоги, генерал и его свита – все успокаивали свое бьющееся галопом сердце перед тем самым решающим мигом, когда лавина тел превратит поле битвы в кровавую мясорубку. Но это все было где то позади.
А здесь, утопая по колено в болотной жиже, шагали, понурив уставшие головы, лошади кавалерии, на которых сидели кавалерийцы – они не спали, но очень хотели.
– Я говорю тебе, мы заблудились, – тихо прошептал Феликс.
– Ничего не заблудились, вон полярная звезда, мы шли правее…-тоже тихо, чтобы никто не услышал, ответил Альфонсо.
Однако он знал, что они сбились с маршрута и ушли далеко в сторону. И расчет был до простого прост – повернуть в нужном направлении и вступить бой в тот момент, когда он будет подходить к концу и уже не будет таким смертельно опасным. Либо не вступать в бой совсем, если Степейцы порубят остальную армию в капусту. Чересчур воинственный Феликс рвался в атаку – не влюбись он тогда в принцессу, он признал бы эту уловку гениальной, но сейчас настолько сильно рвался в бой за ранениями и орденами, что Альфонсо даже ему ничего не рассказал, хотя язык и чесался. А главное, можно хлопать потом невинными глазами и говорить, мол, заблудились, с кем не бывает, я монах, а не воевода, и избежать тем самым позорной казни дезертира.
– Солнце встало, мы уже пятый раз через этот куст проезжаем, – бесновался Феликс.
– Ладно, мы заблудились, – согласился Альфонсо, подумав, что, скорее всего, самая опасная часть боя уже кончилась, пора бы и появиться, а то повесят за предательство. Вон лесок, за ним повернем влево и…
И тут просвистела стрела. Альфонсо даже увидел ее, а потом услышал, как она чмокнула, сочно вцепившись в чье то тело, и это тело издав стон, рухнуло с лошади.
– Засада!!!– услышал он свой голос, а потом стрелы понеслись из леска впереди целыми пучками. Странным было то, что единственный способ спастись от смерти, это было идти к ней навстречу, в лесок: укрыться посреди поля было негде.
– За мной!! – орал Альфонсо, и не мог вспомнить, когда это он успел прикрыться щитом. Он скакал во весь опор, впервые в жизни не боясь упасть- не до того было; лошадь под ним убили, но он удачно упал на ноги, пропустил под ногами шею кувыркающегося животного, успел убежать так, чтобы его не накрыло огромным лошадиным крупом и со всей яростью дикого зверя влетел в лесок. Каждое шевеление среди веток сопровождалось ударом меча: вспорхнувшая птичка, колыхнувшаяся веточка, шевельнувшийся враг – получали свой удар, поскольку где на самом деле враг и сколько их разбираться было некогда. Втыкались стрелы в его щит, и так утыканный ими, как ежик, но отточенная железка меча хорошего качества рубила врагов не запинаясь, одинаково разделяя кожу, стальные кирасы, кости и черепа, молодые деревца. Безумно долго – целых два биения сердца, остальной отряд добирался до леска, но добравшись, врезался в него диким криком, боевым кличем и жутким хрустом, сметая врага вместе с большинством растительности леска.
В крови, листьях и запале битвы, Альфонсо остановился осмотреться и отдышаться, когда вдруг, резко, битва кончилась.
– Вы в порядке, Ваша светлость? – это подскочил воевода, восседавший на боевом коне.
– Вроде, – Альфонсо осмотрел себя: частенько вошедшие в раж воины не замечают ранений до тех пор, пока не истекут кровью. Но эта кровь не была кровью Альфонсо, по крайней мере, ранений видно не было.
– Ваша светлость, – это прискакал Феликс, – впереди отряд противника.
Феликсу хватило мозгов послать вперед разведчиков, а вот Альфонсо забыл это сделать, отчего помрачнел.
– Доставайте луки, арбалеты и в засаду. Ты, – ткнул он пальцем в воеводу, – собери отряд в тысячу человек и… будешь приманкой.
Отряд противника был многочисленный, уж точно, как посчитал Альфонсо, больше трех человек. Умевший считать воевода не посчитал, а исходя из опыта зрительно определил количество врага в двадцать тысяч человек, хотя как он это сделал, было не понятно – всего войска целиком даже не было видно. Вылетевшая из кустов банда конников (иначе не назовешь) показалась по сравнению с этим войском маленькой компашкой самоубийц, которые с храброй наглостью влетела в армию врага, снимая головы оторопевших воинов, а потом также вылетела из боя, направившись обратно в лесок. Потом она резко рассеялась, разбежавшись в разные стороны и преследующую их кавалерию встретил целый рой стрел. Поредев наполовину, отряд врага врезался в лесок, где половина половины воинов напоролись на копья; остальные бились яростно, но не долго: разрубленные и окровавленные тела их лишь продолжили ту красную полосу смерти, которая тянулась через все поле и кончалась среди деревьев.
Установившуюся тишину нарушали крики и стоны; ползая в грязи из земли и крови своих товарищей, раненные зачем то куда то ползли, пытаясь перелезть через трупы и спрятаться, отчего только что выросший в поле лес из стрел, похожий на заросли странных растений, шевелился.
– Уходим, быстро, – сказал Альфонсо, глядя на армию врага: те вроде не собирались атаковать не известный отряд, который уничтожил их разведку, прорядил кавалерию и так и не открыл тайну, сколько их на самом деле скрыто среди деревьев.