– Докладывайте, – коротко бросил Альфонсо. Хотя и так примерно все знал.
– Ночь прошла спокойно, Ваша светлость, – начал первый Эгель, – алексийцы снова делали выползку ночью, в темноте закапывали ямы. По Вашему приказу никто по ним не стрелял – берегли стрелы.
– Ага, дальше…
– С провизией все в порядке, Ваша светлость, вода в колодце не пересыхает, да там, вся речка так то должна пересохнуть, оружия всем не хватает – мало металла. Дров катастрофически мало. Лесенки, оставшиеся после первого штурма бережем на древки копий и стрел.
Феликс замолчал.
– Много людей в одном месте, Ваша светлость, – сказал Бультекс, когда увидел, что герцог перевел взгляд на него, – дрова кончатся, скоро придется есть сырую пищу – будет много болезней. Медикаментов нет, травы полезные – на вес золота.
Альфонсо повернулся в сторону лагеря алексийцев – сейчас эти гады вырубают его лес, жрут его дичь (если там еще не все сожрали), и лечатся его травами.
– Нужно делать вылазку из задних ворот, – сказал Альфонсо.
Он знал, что алексийский воевода со стороны черного входа в замок, оставил группу людей, которых было мало, фактически, они просто наблюдали за ними. За задними воротами тоже все было перекопано, но, поскольку там еще не нападали, то там ничего и не сожгли – трава там росла по пояс, манила своей зеленью и цветочным духом всех коров, лошадей, коз и прочей скотины, которые были заперты в крепости.
– Очень много дерьма, Ваша светлость, скапливается, – сказал Лекарь, вырвав Альфонсо из задумчивости. Он никогда бы не подумал, что будет решать такие вопросы, но в той толкучке, которая была создана в крепости, эта проблема была вполне серьезной, – Это вероятность кишечных болезней.
Отходы жизни деятельности как людей, так и скота собирали в бочки и сваливали за стену, где те и пахли, отнюдь не запахом роз. Одно было хорошо – тем, кто вздумает штурмовать крепость, придется либо разгребать все под стрелами врага, либо лазить по колено в навозе.
– Ваша светлость, – раздался крик снизу, с ведущей в башню лестницы. А вслед за криком вылез и Инженер, запыхавшийся и очень обеспокоенный:
– Ваша светлость, сигнал с дамбы – приближается крупная армия со стороны задних ворот. Я приказал уничтожить дамбу и вернуться в крепость.
И вот началось самое удивительное действо за всю осаду: открылись задние ворота, вышла цепочка пехотинцев, которая, став полукругом, защищала высыпавших крестьян. Быстро-быстро падала трава под острыми косами косарей, оставляя земле прическу в виде лысины, пока удивленные наблюдатели смотрели за этим действом. Много прошло времени, прежде чем армия алексийцев с другой стороны крепости притопала для того, чтобы хотя бы спугнуть обнаглевших осажденных, запасающихся сеном и соломой для скота.
А потом горизонт наводнила армия, пришедшая с запада, задымились костры лагерей, выросли палатки из шкур и ткани, запахло жареным мясом.
– Это очень интересно, – проговорил Эгель, глядя из-под поднятой к лбу руки на пришедшую армию.
– Чего интересного? – спросил Альфонсо. Ему было тревожно, поскольку теперь шутки и игры кончились: двух армий хватало для того, чтобы полностью окружить крепость, атакуя ее сразу со всех сторон. Много было людей в крепости для того, чтобы отбиться, но это было не надолго.
– Это не алексийские флаги, это степейцы… А вот и парламентер.
Повозка с одной лошадкой и двумя кавалеристами лениво приближалась к воротам, белея грязноватым флагом. Парламентер был тучен, с высоты стены краснел своим роскошным, вышитым серебром камзолом, голос его резанул Альфонсо ухо знакомыми интонациями:
– Добрый день, граф Альфонсо дэ Эстэда.
– Я давно уже герцог, Минитека, – крикнул Альфонсо, свесившись со стены над задними воротами.
– Поздравляю, теперь мы с тобой одного положения.
– А, так вас сильно понизили!
– Зато сейчас я не сижу в крепости, в ожидании неминуемой смерти.
Здесь Альфонсо не мог ничего возразить. Мысленно он сделал себе пометку попросить Феликса проверить, как там подземный секретный ход: не обвалился ли, не затопило его? Хотя, как проверить, он же замурован?
– Чего хотел, предатель? – крикнул Альфонсо.
– Хотел предложить сдаться. Тогда вам всем гарантируется жизнь, а тебе – спокойная жизнь, чин графа, небольшое имение… Зачем эта бессмысленная борьба, если вы все равно рано или поздно падете?
– Минитека, а ты за другую сторону крепости не заглядывал? Там, вообще то, стоит войско Алексии.
– Мы давно с Алексией в мире. Точнее, Степь это теперь алексийская провинция.
Переделка Великого континента началась. Крупные страны будут драться между собой, пока разбираются мелкие, а потом, оставшаяся крупная страна поглотит оставшуюся мелкую. И будет одна страна. Или, люди просто поубивают друг друга, не будет вообще цивилизации, а будет кучка разрозненных и одичавших племен, пока их уровень развития не дойдет до постройки новых городов. И снова будет Мировая война.
– Только попробуй согласиться, – вдруг, услышал он скрежещущий шепот Феликса. Нож сверкнул в руке у помощника, и его появление он прокомментировал так:
– Ты первым же улетишь со стены с перерезанным пузом.
Кто из них был сильнее, Альфонсо не знал: Феликс был моложе, Альфонсо – опытнее, но он и не хотел выяснять. Своего помощника он не боялся; сдать крепость было бы логично и правильно, но… В обещания жизни Альфонсо мало верил, тем более, его просто заставят воевать снова, просто уже на другой стороне, потом снова на третьей, пока удаче не надоест играться с ним и она не оставит свою игрушку с пробитым копьем черепом на радость воронам.
Тем более, из крепости всегда можно сбежать, и мало ли, что произойдет: чума, холера, или просто всемирное побоище обойдет Эгибетуз стороной. Кто знает.
– Ладно, герцог, вот мое последнее слово. Доверия к тебе у меня нет, кто вообще додумался послать тебя, человека, который меня обманул? – крикнул Альфонсо. И от крика у него заболело горло.
– Как знаешь, монах Ордена света, – сказал Минитека и парламентеры удалились.
– Вот теперь начнется, – проговорил Альфонсо.
И началось… Прямо с раннего утра, колокол тревожным и оглушающе противным боем вышвырнул Альфонсо из кровати, а когда он появился на стене, все уже были готовы к отражению нападения. Серая масса штурмующих словно лавина ринулась в атаку. Из-за ям перед воротами, похожее на рваное полотенце полотно наступающих пошло некрасивыми пятнами, обходящими ловушки, но в остальных местах поле было залито врагами сплошняком. Стрелы сыпались на нападающих пучками, в ответ летел целый рой дальнобойных стрел, по размерам почти сопоставимые с копьями; они были мало эффективны – попробуй, попади в бойницу размером с два лежащих друг на друге кирпича, но все же, время от времени, некоторые солдаты падали, пронзенные. Поперек рва ложились мостки – настоящие, не халтурные, как из лесенок; они прогибались под тяжестью бегущих по ним тел, но все же выдерживали. К обоим воротам побежали воины с тараном, накрытые щитами; огонь моментально сконцентрировали на них, враги падали, быстро менялись, снова падали, но оказались под воротами, с размаху ударили в дубовые створки, и их тут же начали заливать кипящим маслом.
Кругом царил хаос, сотканный из грохота доспехов, криков боли, крови, громогласных команд дружинников, и в этот хаос, особо выразительным соло, врезался душераздирающий крик горящих носителей тарана.
Враги наползали сразу со всех сторон – приставляли лестницы, ставя их в зловонную жижу, кувыркаясь, чуть ли не по пояс, в навозе. С другой стороны, туда было мягче падать, когда огромным камнем воина сбивали с лестницы.
– Камни кончаются, Ваша светлость, – доложил Инженер.
– Прикажи крестьянам ломать второстепенные постройки в крепости. Смолу берегите, ее тоже мало, бросайте только на большое скопление людей.
– Как скажете, Ваша светлость.
Потом на врагов начали падать раздетые трупы их противников, лопаясь на островерхих шлемах и осыпая штурмующих кровавым душем и гирляндой распоротых внутренностей. Часть таких солдат, увешанных кишками, красных, с ног до головы и уже обезумевших, все же залезла на стену, завязался жестокий бой. Напавших все же скинули вниз, лесенки, по традиции, вытащили на стену, скидывая их во внутренний двор, не считаясь с судьбами тех, на чьи головы они падали. И на этот раз дров оказалось много.
Возня перед воротами не прекращалась до последнего; полотно подъемного моста изрядно трещало, но не сдавалось, сыпало на горы мертвых и постоянно умирающих живых хлопья сажи со своего обожженного бока там, где дерево не было обито железом, которое, кстати, штурмующие пытались оторвать.
Бой окончился только после полудня, оставив со стороны штурмующих горы свежих трупов, и залитую кровью стену со стороны замка. Бультекс бегал от раненного к раненному, давая указания по лечению; то тут, то там, прямо на стене, пилили руки и ноги, зашивали раны, раздевали, добивали и скидывали со стены тех, кто был обречен. Горы окровавленных доспехов мерзко звеня вырастали на стене и Альфонсо, на правах руководителя, пошел к себе в спальню в башне, просто для того, чтобы отупело смотреть в потолок, отходя от видений отрубленных голов, размазанных камнями внутренностей, валяющихся в навозе, криков, запаха крови и обгоревших тел.
– Гелик, дай распоряжение графу Феликсу пересчитать, сколько погибших…
– Слушаюсь, Ваша светлость…
Иссилаида вошла тихо, как тень, нерешительно остановилась у кровати, а потом, попытавшись аккуратно в нее сесть, плюхнулась так, что подлетел Альфонсо.
– Можно, Ваша светлость? – робко спросила она.
Альфонсо не ответил. Ему не хотелось как и не издавать звуков, так и не слушать их, даже свой собственный голос раздражал бы. Иссилаида чутьем пришибленной этот момент уловила и тоже молчала, только сопела, как корова.
Вот оно – лекарство от смерти. Альфонсо молча, пачкая испачканной в крови рукой (в бою он не участвовал, но где то все равно испачкался (о чем не знал, сначала)) рубашку своей купленной любви всей своей жизни, погладил ее живот, там, где зарождалась новая жизнь.