о, во всяком случае Анна заявила, что ей ясно, что кто-то должен заняться расследованием, и она займется этим сама, причем немедленно. Она поделилась с Графом своим планом, простейшим из возможных. Она отыщет Дейзи Баррет и поговорит с ней; и если она решит, что в «этой истории ничего нет», уйдет, не раскрывая цели своего визита. Она решила не придумывать никакого фальшивого предлога. Была уверена, что быстро узнает, что нужно, и лучше будет говорить, положившись на интуицию. Граф, понятно, был поражен. Высказал в своей витиеватой старомодной манере желание непременно сопровождать Анну в паб. Анна ответила с несвойственной ей резкостью:
— Питер, я не монахиня.
На деле она чувствовала робость и волнение, когда накануне в шесть вечера вошла в «Принца датского». Особенно она боялась встретиться с Дейзи Баррет на публике, боялась, что придется просить ее о разговоре наедине. А если вдруг Тим действительно будет там с ней?.. Она хотела узнать, где живет Дейзи. А если люди в пабе спросят, для чего ей это нужно, скажут, чтоб не совала нос куда не следует? Но ничего подобного не случилось. Она спросила у хозяина паба, который спросил у человека за стойкой, тот спросил кого-то еще (это оказался Пятачок), и последний назвал адрес.
«Приятельница Дейзи?» — переспросил он. «Да, и я только что приехала в Лондон», — «Может быть, придет попозже», — «Спасибо». Анна отложила встречу на другое утро.
Было около полудня. Перед этим прошел дождь. Сейчас солнце блестело на мокрых крышах и тротуарах, и от них исходило голубое сияние. Крохотная комната Дейзи была заполнена этим отраженным светом, и Анна сощурилась, войдя. Хотя окно было открыто, сильно пахло перегаром.
Сначала Анне показалось, что в комнате никого нет. Потом за решетчатой перегородкой в углу справа она увидела высокую худую женщину в джинсах и рубашке цвета хаки, возившуюся у газовой плиты.
— Готовлю завтрак, — сказала Дейзи Баррет. — Ты кто такая, черт возьми?
— Меня зовут Анна Кевидж. Пожалуйста, извините…
Анна сознательно явилась, не подготовившись, не представляя, что будет говорить. Сейчас она неожиданно растерялась, словно незваной заявилась в гости; в каком-то смысле так оно и было.
— Выпьем? — предложила Дейзи.
Она вышла из-за перегородки, и Анна смогла рассмотреть ее. Она была высокой, немного выше Анны, очень худой и изможденной. Всклокоченные темные с проседью волосы были коротко острижены и забраны за уши. Лицо усталое. И не то чтобы морщинистое, но как бы покрытое плесенью беспокойства и раздражения, трачено временем, хотя она выглядела еще молодо, даже привлекательно. Вокруг больших темно-карих глаз следы ярко-синих теней, на длинных губах, от уголков которых шли вниз тонкие морщинки, — остатки подсохшей отслаивающейся помады. Анне вдруг стало жалко ее, и одновременно она почувствовала что-то грозное в этой потрепанной неряшливой фигуре. Дейзи оказалась совершенно не такой, какой она представляла ее себе; и она поняла, сколь наивна была, воображая эту «любовницу» маленькой, нахальной и пухленькой.
Анна хотела было отказаться от предложения выпить, но потом подумала, что лучше будет согласиться.
— Спасибо.
Дейзи протянула ей большой стакан розового, села к столу и налила себе.
— Будем!
— Будем здоровы!
— Дождь идет?
— Нет.
— Так и думала, эта дрянь за окном слепит, как солнце. Как, ты сказала, тебя зовут?
— Анна Кевидж.
— Никогда не слыхала. Занимаешься живописью?
— Нет.
— Тогда ничего не понимаю. О-хо-хо! Хочешь перекусить со мной? Сегодня, кроме бобов, ничего нет. Сегодня! Будто в другие дни у меня бифштекс из вырезки. Ты вегетарианка?
— Нет.
— А похоже.
— На ланч я вообще ничего не ем.
— Хорошо, а то тут не хватит на двоих. Шучу. Пей. Ты не сказала, чего тебе нужно. Как вообще нашла меня?
— Спросила в «Принце датском».
— Не замечала тебя в «Принце». Как узнала, что я знакома с Тимом? Глупый вопрос, всякий об этом знает.
— Конечно, я знаю о вас с Тимом, — сказала Анна. — Знаю, что вы давно вместе и…
— Ладно, ладно. Странная ты. Откуда знаешь Тима, вместе в детсад ходили? Ищешь давнишнего дружка?
— Нет…
— Тогда для чего он тебе? Или ты из полиции? Если вдуматься, это вполне может быть.
— Почему вы так думаете?
— Я всегда думаю о полиции. А Тим capable de tout.[117] С ним ничего не случилось, да что я говорю, с ним всегда что-то случается, но чего-нибудь страшного не случилось, нет?
— Нет.
— Так мы далеко не продвинемся. Хватит говорить о Тиме, я не в настроении. Поговорим о тебе. Сколько тебе лет?
Анна вспыхнула от такого прямого вопроса.
— Тридцать восемь.
— Чем зарабатываешь на жизнь? Плащ у тебя довольно дорогой, хотя и не новый. Кстати, снимай его и садись.
Анна сняла свой черный, сохранившийся с монастырских времен плащ и села на расшатанный кухонный стул. На ней было белое летнее платье от «Либерти» с рисунком из розоватых цветов вишни, подарок Гертруды. Она нервно подобрала юбку под колени и маленькими глоточками прихлебывала вино.
— Что-то одна я говорю. И не бойся меня. Не съем. Я рада таинственной гостье, ко мне нечасто захаживают гости, таинственные или еще какие. Мне нравится твоя прическа, как у меня. Замужем?
— Нет.
— Лесбиянка?
— Что?
— Предпочитаешь женщин?
— Нет.
— Так чем же ты занимаешься? Писательница?
— Нет.
— А я писательница. Пей. Совсем не пьешь.
— Я думала, вы художница, — сказала Анна.
— Нет… была… но бросила… я романистка. Писательство все же — ад. Кто же ты, если не писательница, не художница, не лесбиянка, не домашняя хозяйка?
— До недавнего времени была монахиней, — ответила Анна.
Разговор, который пошел в непредвиденном направлении, смущал ее, а лгать не получалось. Да и не хотелось. Дейзи против воли нравилась ей. Но пора было положить конец этому допросу и узнать то, что ей необходимо было узнать. Другой возможности могло и не представиться. О знакомстве, предполагающем продолжение, совершенно не могло быть и речи.
— Монахиней? О боже! Из тех, что сидят взаперти и глядят сквозь решетку?
— Да, из тех.
— Наверное, это ужасно. Хотя есть что-то и очень привлекательное, так сказать, волнующее. Тебе надо бы написать об этом роман, он мог бы стать бестселлером. В этом есть что-то нездоровое, что притягивает людей. Хотелось бы мне самой испытать то, что ты испытала, тогда моя книга, может, стала бы увлекательнее. Почему не написать роман? Исповедь монахини! Ручаюсь, были там у вас в монастыре всякие делишки, так ведь?
— Нет.
— Да ты краснеешь! А почему ушла, выгнали?
— Нет, потеряла веру.
— Католичка, полагаю? Я ходила в жуткую монастырскую школу во Франции, пока не сбежала оттуда. Во мне никогда не было веры. Дерьмовое было детство. И что делаешь сейчас?
— Пытаюсь найти работу учительницы, но…
— Неудачно? Безработная, как я. В нашем поганом обществе творческим личностям нет ходу. Где живешь?
— В Кэмдене.
— В какое местечко ходишь? Я имею в виду ваш местный паб, боже! Да ты понимаешь английский?
— Нет у меня местечка.
— Нет? А, ну да. Я подыщу тебе. Чем отравляешься? Прости, что пьешь? То есть, кто любит пиво «Янг», кто еще что.
— Вино…
— А, винцо! Люблю это пойло. Знаю сотни винных баров. Можем как-нибудь пойти по этим кабакам. В любом случае, раз ты ходишь в «Принца датского», можно будет встретиться там.
— По правде говоря, я туда не хожу…
— Пора начать, или не на что? Все мы сейчас сидим на пособии и держимся друг друга. Давай встретимся сегодня вечерком в старом добром «Принце», и я отведу тебя в настоящий винный бар на Хэнвей-стрит!
— Извини…
— Я так и не поняла, зачем ты пришла. Я принимаю людей такими, какие они есть. Пришлось этому научиться. И обычно все кончается тем, что они плюют тебе в лицо. Ты, насколько вижу, не из таких, или я ошибаюсь?
Анна снова покраснела и чуть было не расплакалась.
— На самом деле я пришла узнать кое-что, о чем вы, возможно, не захотите говорить, — призналась она.
Анна оставила надежду узнать, что нужно, окольным путем. Осторожно выведать информацию не удалось. Придется говорить прямо. Ей было неприятно и стыдно, что она вынуждена исполнять такую роль. От всей ее вынужденной решимости не осталось следа.
— Ну конечно, почему я сразу об этом не подумала, господи! Как я туго соображаю: ты из социального обеспечения, одна из тех благодетельниц! Продолжай, дорогая, ты пришла по адресу, тут есть кого благодетельствовать! А ты знаешь, что я еще не поняла, как получить дополнительное пособие?
— К сожалению, я не из этой службы, — сказала Анна.
— Тогда сдаюсь. Выпей еще. Закуси бобами.
— Я насчет Тима…
— А, Тим. А что Тим? Ты, случаем, не старая ли его любовь? У него было много чокнутых валлиек. Ты валлийка?
— Нет. Я не…
— Похоже, ты никто.
— Я знаю, вы с Тимом долго жили вместе.
— О да, вечность.
— И до сих пор живете с ним.
— О да, разумеется! В какую игру ты играешь, монашка?
— Простите, пожалуйста, я объясню. Но только ответьте на вопрос.
— Почему я не спустила тебя с лестницы? Наверное, слишком пьяна.
Анна чуть отодвинулась вместе со стулом и положила плащ на колени. Покосилась на дверь. Дейзи по-прежнему сидела у стола. Щедро наливала себе.
— Вы с ним, знаю, — заговорила Анна, — придумали план, что Тим женится на богатой женщине и вы будете продолжать жить вместе на ее деньги.
— О господи! — вздохнула Дейзи.
Она выцедила стакан и спокойно смотрела на Анну своими огромными этрусскими глазами.
— Простите, — продолжала Анна, — пожалуйста, простите, но я должна узнать, правда это или нет?
— А почему бы этому не быть правдой? — ответила Дейзи, лукаво глядя на нее.
— Потому что это… немыслимо, это…