Специально для порки он вырезал из деревянного бруска палку и выжег на ее ручке слова «Жезл Божий». Эта палка очень похожа на ту, которой пользовался директор его начальной школы в Техасе. Он лупит нас так, как научил его дедушка — по ягодицам. Мы получаем рубцы, но не постоянную травму. То же самое и со щипками рук, хватанием за шкирку, пощечинами и подзатыльниками. Все продумано с тем, чтобы причинить максимальную боль, не оставляя необратимой травмы. У отца это называется «благочестивым воспитанием детей».
Иногда кто‑нибудь из маминых друзей-Рыб или правительственных чиновников приглашает всю нашу семью на ужин. Если мы все вместе сидим в ресторане, что случается один или два раза в месяц, и если кто‑то из парней слишком расшалится, отец не может себе позволить размахнуться и ударить его на публике, как делает это дома. Вместо этого он густо намазывает кусок хлеба соусом табаско и передает его виновнику, говоря сквозь стиснутые зубы: «Съешь весь».
Мы с состраданием наблюдаем, как лицо нашего брата становится краснее и краснее, а молчаливые слезы и сопли текут по лицу, пока он с трудом глотает карающие куски. Нам его немного жаль, но мы восхищаемся крепостью его духа. Мы знаем, что это тяжелее, чем получить шлепок, потому что рот будет гореть еще очень долго.
Нашему наказанию родители — и в первую очередь отец — уделяют гораздо больше внимания, чем нашему здоровью. Они черпают рецепты народной медицины из Писем Мо и «Семейных новостей».
Однажды мы все заболели корью и лежали с высокой температурой в постели, покрытые красными зудящими пятнами. Но родители не повезли нас в больницу. «Врачи ничего сделать не смогут. Просто выпей свой луково-чесночный бульон, и я снова за тебя помолюсь, — сказала мама Эстер, макая палец в масло канолы[16] и рисуя у меня на лбу жирный крест. — Вот, не вытирай». По словам дедушки, доктора и медицина скорее вас убьют, чем помогут. Он даже не обращается в больницу по поводу своего больного сердца. Тем не менее Моисей Дэвид признает, что иногда врачи все же способны оказать реальную помощь, например наложить шину на сломанную кость и зашить большую рану. В остальном нам нужно просто довериться Иисусу. Итак, если кто‑то заболевает, мы следуем библейскому предписанию собрать старейшин церкви (в нашем случае родителей) и возложить руки на больного человека, помазав его маслом и помолившись над ним: «Дорогой Господь, Ты величайший врач во вселенной. Пожалуйста, прикоснись к Фейти и избавь ее от кори. Мы призываем исцеление во имя Твое. Аминь. Слава Богу!» Через неделю больному становится лучше.
Во время весенних муссонов и летних тайфунов вся деревня борется с наводнениями. Вода льется с неба с такой силой, что кажется, будто дома стоят под водопадом.
Наши друзья в португальском правительстве соглашаются снабдить нас водоводами, трубами и всеми необходимыми материалами при условии, что мы сами выполним установку. Так что отец намерен заодно решить нашу проблему с водой. Мы копаем канавы вдоль грунтовой дороги и прокладываем водопроводные трубы от поселка до главной дороги, чтобы городские власти наконец смогли подключить наш поселок к централизованному водоснабжению.
Старейшина деревни — Кап Сан — долго относился к нам довольно прохладно, но после нескольких месяцев совместного тяжелого труда по установке новых труб он неохотно оттаивает и теперь каждый раз, проходя мимо, здоровается с нами. Наши родители хвалят Иисуса за то, что Он смягчил сердце Кап Сана. Мы поняли, что добились больших успехов в отношениях с нашими соседями, когда на мой пятый день рождения жители деревни приглашают нас на свой ежегодный деревенский обед в честь Дня коммунистического труда. Несмотря на то, что Макао — португальская колония, жители деревни упрямо отмечают этот праздник. На площади посреди деревни расставлены огромные столы, за которыми собрались все местные жители. Мы общаемся с деревенскими жителями и наслаждаемся восхитительной едой из четырнадцати перемен блюд до тех пор, пока даже в бездонные желудки моих братьев не помещается больше ни единого кусочка.
Смех отца становится громче. Разглаживается лицо мамы Эстер. Наша цель достигнута. Теперь больше не нужно беспокоиться о любопытных репортерах, следующих за нами по пятам; мы можем отказаться от остроконечных шляп и секретности. Как только замкнутые сельские жители вас приняли, они становятся яростными защитниками своих людей. Деревня — наш дом, их дети — наши товарищи по играм.
Глава 4Не работай за деньги, детка
До преследований, заставивших нас скрываться, мы регулярно выступали в Гонконге и Макао — в ресторанах, на праздничных фестивалях, в тюрьмах, в лагерях вьетнамских беженцев, спасающихся от коммунистического режима, в школах, детских домах — везде, где мы могли говорить о Господе и собирать пожертвования.
С тех пор прошло достаточно времени, и отец решил, что дурная слава, которая сопровождала Семью, достаточно утихла, и мы можем снова начать выступать на улице, чтобы заработать так необходимые нам деньги.
Однажды за завтраком он сообщил, что мы едем в Макао петь. «Но нам нужно быть очень осторожными, чтобы никто не последовал за нами домой», — заявил он. Остаться незамеченными у нас, конечно, не получается. В Макао нас узнают все. Мы — семеро белокурых поющих детей, как семья фон Трапп[17] из «Звуков музыки», только для Китая.
Я очень рада вернуться в Макао, чтобы петь. Мне не было и двух лет, когда я впервые вышла на сцену с братьями и сестрой. Они пели, а я принялась танцевать в проходе, да так зажигательно, что мой толстый подгузник только и делал, что подпрыгивал. Я затмила всех, поэтому мама подняла меня на сцену. Так все и началось. В то время мы часто выступали на главном телеканале Гонконга и Макао — TVB Pearl, а также принимали участие в радиошоу и масштабных телевизионных проектах.
Мы пели на церемонии зажжения рождественской елки у губернатора Гонконга и на всех мероприятиях, посвященных китайскому Новому году. Но все это было до первых больших гонений, и нам запретили въезд в Гонконг. До родителей дошел слух, что американские власти призвали правительство Гонконга внести в черный список всех членов Семьи, включая младенцев. Местные баптистские и католические церкви приветствовали этот шаг.
Утром наш белый фургон подъезжает к роскошному отелю, который принадлежит самому влиятельному человеку в Макао и по совместительству мафиози — Стэнли Хо. Он также известен тем, что у него несколько жен и более дюжины детей.
Пока мы идем по вестибюлю отеля в одинаковых певческих нарядах, китаец выкрикивает нашу фамилию на кантонском диалекте. Я оборачиваюсь и, как меня учили, улыбаюсь и машу рукой. Подбегает молодая китаянка с камерой и поднимает меня с пола, сунув камеру в руки подруги. Я вежливо улыбаюсь, позируя для фото, пока мои родители снисходительно ждут рядом.
Я давно научилась не выказывать неудовольствия, когда нас на улице хватают для фотографий, в каком бы настроении я ни была. «Ты должна быть образцом Божьей любви!» — сердито отругал меня отец после того, как однажды я раздраженно отказалась улыбаться на фото для пограничников в Китае.
Потом мы лавируем между заставленными едой столами, направляясь к центру зала ресторана, где нам предстоит выступать.
Мама Эстер берет на гитаре один аккорд, служащий нам предупреждением, и тихо считает: «Раз, два, раз, два, три…».
«Sai zhong shu shan ga liang tai!» — тянем мы в унисон, пританцовываем и улыбаемся, не жалея сил и энергии. Эта песня — одна из моих самых любимых. Она о парне, который надевает новую рубашку и галстук и выходит на улицу, и все девушки сходят по нему с ума. Затем он идет и переодевается в новый наряд, и все повторяется сначала.
Сотни глаз сначала удивленно смотрят на нас, но вскоре публика начинает аплодировать и улыбаться вместе с нами. Один из моих братьев изображает того самого парня, на которого засматриваются все окрестные девушки.
Потом мы поем популярные песни, такие как «Twist» и «Yellow Submarine» на английском языке и «It’s a Small World» на кантонском диалекте, а также некоторые религиозные. Но каждое выступление мы всегда заканчиваем тем, что призываем зрителей уверовать в Иисуса и петь вместе с нами: «Войди в мое сердце, войди в мое сердце, войди в мое сердце, Господь Иисус. Войди сегодня, войди, чтобы остаться, войди в мое сердце, Господь Иисус». Мы повторяем эти слова снова и снова на кантонском, английском и португальском, пока толпа не подхватывает песню и не поет вместе с нами.
Я смотрю в глаза людям в зале, чтобы они чувствовали, что я пою для каждого из них и что Иисус хочет войти в их сердца. Со сцены мы пытаемся подсчитать, сколько людей поют эту песню вместе с нами, чтобы взрослые могли указать в своем отчете о свидетельстве количество душ, спасенных нами для Иисуса. После последней песни мы беремся за руки, кланяемся и уходим со сцены, очень гордые собой.
После завершения концерта мы подходим к столам, пожимаем руки посетителям, собираем пожертвования и продаем кассеты с нашими песнями.
Я — самая младшая и самая милая, поэтому люди всегда стремятся пожать мне руку и дать денег. Я никогда не забываю сказать «Doh geh» («Спасибо») и «Yesu oi lei» («Иисус любит вас»).
В моем бархатном платье большие карманы, так что обычно я способна обойти весь ресторан без необходимости доставать наличные из карманов и передавать их папе. Я никогда не оставляю себе ни единой монеты. Это смертельный грех. Все деньги принадлежат Богу… но только взрослые могут ими распоряжаться.
Десять процентов от всех денег, которые мы получаем, мы должны посылать дедушке, чтобы оказать поддержку его Дому и всем людям, которые работают над Письмами Мо.
Сегодняшний вечер был хорошим, и после четырехчасового выступления отец в качестве награды купил каждому из нас по эскимо.