Я обнимаю ее. Нельзя позволить обстоятельствам нас подмять.
У меня внутри все сжимается от несправедливости жизни. Как могли нас выгнать из Семьи? Да, я виню в этом Семью, но я считаю, что и мама тоже во многом виновата. Она была недостаточно сильна, чтобы сделать все, что от нее требовалось, и теперь мы попали в эту передрягу. Но я подавляю эти предательские мысли. Ведь она делает все, что в ее силах, и я должна ее поддержать.
Через несколько дней у меня появляется доказательство того, что Бог услышал мои молитвы. Кто‑то из Дома в Атланте дал нам контакты семьи, которую тоже перевели в категорию «ассоциированных членов». Это муж с женой и пять их дочерей-подростков. У них тоже есть кемпер, и они планируют жить в нем и путешествовать по миру. Но даже вместе с ними нас недостаточно, чтобы считаться полноценным Семейным Домом. Но мы все равно объединились и проводим несколько месяцев, разъезжая с ними по Восточному побережью, проповедуя и «банкуя», чтобы обеспечить себя едой и оплатить парковку в кемпинге.
Мне нравится снова общаться со своими ровесницами. Вместе мы выходим в город, поем и собираем пожертвования. По крайней мере, я больше в этом деле не одна.
Но для мамы это знакомство быстро превращается в кошмар. Отец девочек — властный и жестокий человек. Он берет под свой контроль наши доходы от уличных выступлений, и это делает нас полностью от него зависимыми. Более того, он настаивает на том, чтобы мама регулярно занималась с ним сексом.
Оставшись без всякой поддержки, мама уступает его натиску.
Ситуация довольно мрачная, но вдруг появляется проблеск надежды.
У мамы сохранился ноутбук, который она привезла из Макао. И вот однажды утром я застаю ее склонившейся над экраном, и слезы облегчения ручьями текут по ее щекам. Она наконец получила весточку от папы! Мама показывает мне длинное письмо. Оказывается, он покинул Японию, чтобы возобновить свою визу, и, как только смог воспользоваться интернетом, сразу отправил ей электронное письмо. Выходит, что они оба писали друг другу письма и передавали пастырям для отправки по почте, но не понимали, что те их никогда не отправляли.
Новости от моего отца придают маме сил, и она набирается смелости сбежать из нашего нынешнего кошмара. Муж и отец семьи, с которой мы путешествуем, каждый раз дает нам ровно столько денег, чтобы хватило для одной полной заправки бака бензином. Нам пришлось провести рядом с ними в пути еще несколько дней, прежде чем мы оказываемся на расстоянии двух часов езды до Атланты. Как только мы заправили наш автомобиль, мама срывается с места, и мы уезжаем к бабушке.
Глава 16Новичок в классе
С одной стороны, наше бегство освободило нас от тирана, который прикарманивал деньги, которые мы собирали, а с другой — мы в очередной раз оказались вне Семьи. Пока мы жили в домике на колесах и «раздавали плакаты», то есть выживали за счет распространения Слова Божьего и пожертвований, мы все еще были своего рода членами Семьи. Пусть даже и с клеймом «ассоциированные члены».
Бабушка старается, чтобы мы удобно разместились в ее маленьком домике, и обнимает меня перед сном. Но, проснувшись ночью, я услышала, как она говорит маме, что не готова к тому, чтобы мы с ней жили. Она готова приютить нас только на время. Она уже немолода, работает полный рабочий день и не готова к тому, чтобы у нее под ногами мешались трое маленьких детей. Накрывшись одеялом, я осознаю, что меня снова отвергли.
На следующий день я стараюсь быть максимально полезной и невидимой, чтобы бабушка не указала нам на дверь. Ведь если она это сделает, куда же мы пойдем? Я замечаю, что мама тоже ведет себя самым наилучшим образом; она даже начала искать работу. Через какое‑то время ей удается найти работу в колл-центре, который занимается продажами по телефону.
По настоянию бабушки мама отдает двухлетнего Джонди в ясли, а шестилетнюю Нину — в детский сад. По своему развитию она намного опережает других детей. В год мы начали ее знакомить с буквами, а с трех лет она уже бегло читает. Я же впервые в жизни отправлюсь в школу.
Мое представление о ней ограничено резкой критикой дедушки в Письмах Мо и сценами из нескольких американских школьных фильмов, которые я смотрела. Я нервничаю. А мама пытается меня утешить, говоря, что, хотя мне и предстоит ходить в школу Системы, по крайней мере, это христианская школа, где не учат таким вещам, как эволюция.
В школе я прохожу тест, по результатам которого будет понятно, в какой класс меня направить. И выяснилось, что я сильно отстаю от среднего двенадцатилетнего ребенка. К тому же я никогда не изучала некоторые школьные предметы, такие как история, обществознание и естественные науки. Но школа готова пойти мне навстречу и направить меня в восьмой класс, к моим ровесникам.
«Она кажется умной девочкой. Посмотрим, как она себя поведет и сможет ли наверстать упущенное», — говорит администратор маме.
Я полна решимости это сделать.
Мой первый день в школе похож на высадку на другой планете. Сотни детей суетятся в коридорах с белыми стенами, вдоль которых стоят металлические шкафчики. Это так отличается от того, что было у нас на Ферме, где десять детей всех возрастов набивались в одну комнату во внутреннем дворике. Здесь в классе тридцать человек, и все одного возраста.
Я не знаю, как себя вести, поэтому двигаюсь медленно и за всем наблюдаю. Учитель представляет меня моим одноклассникам как Фейт Джонс, миссионерку из Китая. Раньше меня никогда не называли по фамилии. Это звучит так, как будто люди разговаривают с кем‑то другим, а не со мной. В первые дни я даже не реагирую, если ко мне обращаются.
Начинается урок, и все ученики достают тетради и учебники по истории. Все, что у меня есть в полупустом рюкзаке, это блокнот и карандаш. Учительница обращает внимание на мой пустой стол и подходит ко мне.
«Вот, возьми, ты можешь пользоваться моим учебником, пока не приобретешь свой собственный».
Я испытываю чувство благодарности, но мои уши горят от смущения.
Мой первый урок проходит как в тумане, и я еле досиживаю до перемены. В коридоре я неловко пробираюсь сквозь группы учеников и ищу следующий класс, где пройдет мой второй в жизни урок в школе.
Снова звонит звонок, и все дети мчатся в столовую, доставая из рюкзаков свои упакованные обеды. Я подхвачена этим потоком, но теряюсь в бурном море детей, с которыми у меня нет ничего общего и никаких отношений.
С детьми Семьи, которых я даже никогда раньше не встречала, я испытываю чувство неловкости лишь первые несколько минут. А потом наступало ощущение комфорта, поскольку нас объединяла общая история. Здесь же мне абсолютно не с кем поговорить, так что я иду молча и стараюсь держаться в стороне.
Я слушаю разговоры моих одноклассников, как будто пытаюсь расшифровать секретный код. Они обсуждают походы по магазинам и телешоу, субботние вечеринки и модные новинки. Никаких глубоких и важных тем, таких как спасение мира, самопожертвование, учеба, забота о детях, Библия.
Как я смогу участвовать в их разговорах? В моем прошлом или моей жизни в целом нет ничего, чем я могу с ними поделиться. Ведь все, что касается Семьи, должно оставаться в секрете. Мама то и дело повторяет мне это, иначе нас могут вышвырнуть из этой христианской школы и лишить стипендии.
Через несколько недель я привыкаю к ежедневному расписанию занятий и распорядку дня после школы. Я не провожу время с одноклассниками, потому что должна быть дома, чтобы присматривать за Джонди и Ниной.
Мы не должны беспокоить бабушку. Раз она любит в доме тишину, то моя задача — держать детей от нее подальше. После работы она привыкла устроиться в гостиной на единственном удобном кресле с откидной спинкой, чтобы посмотреть телевизор и поужинать.
А вот выходные для меня — совершенно новое явление. У меня никогда не было выходных от Молитвенных Собраний и работы по дому. В свой первый выходной день мама отдыхает — она очень устала на работе. Джонди и Нина скучают все утро взаперти и начинают ссориться. Наконец бабушка откладывает вязание и предлагает: «Фейти, давай отвезем детей в библиотеку. Там мы можем взять несколько книжек с картинками, чтобы занять их».
Я радуюсь возможности выбраться из дома. Тем более что прежде я никогда не была в библиотеке. Но я очень люблю книги, хотя и прочитала всего несколько романов, которые удалось отыскать на Ферме. И сейчас предвкушаю, что ждет меня в библиотеке.
Старое кирпичное здание в колониальном стиле находится в нескольких минутах езды от бабушкиного дома. Мой взгляд скользит от одной полки с книгами к другой: их здесь больше, чем я когда‑либо в своей жизни видела, и даже больше, чем могла себе представить.
«Фейти, я отведу Джонди и Нину в детскую секцию, — говорит мне бабушка. — А ты тем временем можешь пойти туда и выбрать себе несколько книг». Она указывает на секцию под вывеской «Книги для молодежи».
Я в изумлении брожу по проходам, касаясь кончиками пальцев корешков книг, и читаю незнакомые названия. Всю мою жизнь мне никогда не разрешали читать книги Системы — изменится ли что‑то теперь, когда мы в США?
У меня кружится голова от обилия вариантов. Внезапно я понимаю, что понятия не имею, как выбрать книгу для себя. Те романы, которые я прочитала на Ферме, были единственными мне доступными, так что я на самом деле их не выбирала. Названия, авторы — все это для меня ново. Тут я замечаю на полке «Черную красавицу»[30] — добрую знакомую в море незнакомцев. Хотя я никогда не читала книгу, зато фильм я смотрела много раз. Папа всегда разрешал нам смотреть фильмы о лошадях по одной простой причине — у нас на Ферме были лошади. Ну что ж, это мой шанс. Мама не может не позволить прочитать мне эту книгу, раз Семья одобрила фильм.
Потянувшись за книгой, я замечаю, что она окружена целой полкой книг с надписью «Черная красавица». Я задыхаюсь от шока. Что? У «Черной красавицы» есть продолжение! Почему я ничего про это не знаю?