Через месяц после того, как едва не вскрылась правда о моих ночных отлучках, мама и папа собирают нас в классной комнате. «Девочки, мы получили очень серьезные свидетельства того, что вы не ночуете дома».
Оказывается, на нас донес один из китайских соседей. Не дав нам договориться, они допрашивают нас поодиночке.
Я следую за мамой в ее крошечный узкий кабинет, и мы садимся за стол напротив друг друга. «Итак, дорогая, у тебя был оргазм?»
«Что?» — бормочу я.
«У тебя был оргазм с парнем, с которым ты встречалась?» Она выглядит довольной и готовой услышать подробности, автоматически предполагая, что если я тайком сбегаю с парнями, то наверняка занимаюсь сексом.
«Я… я… нет, не было».
«О, очень жаль. Знаешь, я обнаружила, что если во время секса упираться пятками в кровать и выталкивать бедра вверх, это может облегчить достижение оргазма».
Я смотрю на маму как на сумасшедшую. Она только что узнала, что я сбегаю по ночам из дома с парнем, и хочет знать, был ли у меня оргазм?!
Она вздыхает, понимая, что не вытянет из меня никаких пикантных деталей. «Ты можешь со мной поделиться. Я люблю тебя, что бы ты ни натворила. Знаешь, ты вряд ли сделаешь что‑то такое, чего бы уже не совершила я», — напоминает она мне с ухмылкой.
Мама откидывается на спинку стула, и ее глаза сияют, пока она подробно описывает свой первый сексуальный контакт. Это был парень из числа коренных американцев, и произошло это в 1969 году, когда она училась в Вудстоке. Затем, так же внезапно, она наклоняется вперед, в ее голосе звучит тревога.
«Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ничего плохого не случилось?» — спрашивает она с напором, который застает меня врасплох.
«Все в порядке», — уверяю я ее.
«Я просто хочу, чтобы ты была поосторожнее с Системитами. Это тебе не Семья, где все любящие и заботливые. До того как я присоединилась к Семье, меня изнасиловали в фотостудии в Нью-Йорке. И это был первый раз. А вскоре после этого меня едва не изнасиловали, приставив к горлу нож. Нападавший толкнул меня в дверной проем дома, где жил мой бывший бойфренд, и, к счастью, мне удалось нажать на звонок его квартиры и позвать на помощь. Он прибежал и прогнал того парня», — назидательно говорит она.
«Мама, мне так жаль…»
«Ничего страшного, — подчеркнуто бодро отвечает она. — Я в порядке. Никакого долговременного эмоционального ущерба это мне не причинило. Я просто продолжила жить дальше».
Я смотрю на нее с большим сомнением, но не развиваю эту тему. Я не первый раз слышу об этих изнасилованиях. Она небрежно о них упоминала несколько раз, когда рассказывала, почему присоединилась к Семье. Но я не могла оценить эти истории до тех пор, пока у меня не было собственного сексуального опыта. Так стоит ли мне переживать за маму? Кажется, ее саму все это не слишком беспокоит. И дедушка тоже не считает изнасилование большой проблемой. В одном из Писем Мо он рекомендует женщинам просто подчиняться и даже попытаться показать насильнику Божью любовь.
Я думаю обо всех тех мужчинах, с которыми на протяжении многих лет маме приходилось заниматься сексом. Она делала это даже несмотря на то, что многие из них ей совсем не нравились. В каких‑то отелях, чужих квартирах, в домике на колесах во время скитаний по США, в Доме в Таиланде, на Ферме… Я отгоняю эти мысли. Конечно, это другое. Это значить делиться Божьей любовью… Ведь так?
«Конечно, ФФ может быть немного опасным, — продолжает она, как будто читая мои мысли. — Помню, когда мы были в Ливии… — мама на секунду замолкает. — Меня пригласили туда с тетей Фейти и твоим отцом. Я была ужасно взволнована, ведь мне предстояло впервые встретиться с дедушкой. Я уже была влюблена в него, читая и перечитывая Письма Мо. Так или иначе, один из людей Каддафи, которому было поручено заботиться о нашей группе во время нашего там пребывания, застал меня одну и чуть не изнасиловал. Я притворилась больной, чтобы избежать его приставаний. Лишь позднее я узнала, что Мама Мария и дедушка пригласили меня в поездку отчасти для того, чтобы я занималась сексом с этим ужасным, мерзким человеком, сделав его таким образом Королем — опорой — Семьи в Ливии. Его звали Саид. Они собирались предложить меня ему в качестве второй жены. — Мама морщится от отвращения. — Но прежде чем они смогли воплотить этот план в жизнь, Каддафи арестовал его за кражу денег, которые предназначались для заботы о нашей команде. Его бросили в тюрьму».
Сейчас мама смеется над тем, что ей едва удалось избежать подобной участи, а я смотрю на нее с трепетом и ужасом.
«Несмотря на эту маленькую неприятность, мне нравилось в Ливии! Именно там дедушка познакомил меня с твоим отцом, — говорит она. — А еще Ливия стала тем местом, где у меня были непродолжительные интимные отношения с дедушкой», — с лукавой улыбкой признается мама.
«Что?! У тебя был секс с дедушкой?» Это самый большой шок вечера, года, да что там года — всей моей жизни!
Она прикрывает рот руками, словно маленькая девочка.
«Сама Мама Мария привела меня в его спальню, чтобы я занялась с ним сексом, — выпаливает она. — Конечно, это было немного странно, но зато — огромная честь для меня».
Сколько я себя помню, мать всегда обращалась со мной скорее как с ровесницей, чем как с дочерью. Но даже несмотря на то, что она никогда не сохраняла в наших отношениях никакой дистанции, это признание — настоящая бомба. Моя мать занималась сексом с Пророком! Это действительно высокая честь.
«И?..» — я настаиваю на продолжении.
«Ну… У дедушки не было эрекции, поэтому около часа мы вдвоем просто ласкались. Мама Мария все это время сидела за столом и что‑то печатала», — вспоминает мама.
Наверное, раньше мама не рассказывала мне об этом случае, потому что ей было стыдно, что она не смогла вызвать у дедушки эрекцию. Это откровение, безусловно, наносит ущерб его пресловутой сексуальной доблести и непомерным аппетитам, которые так часто и красочно описываются в Письмах Мо.
Хорошо известно, что дедушка не имеет ничего против инцеста[34] до тех пор, пока близкие кровные родственники не заводят совместных детей (во избежание генетических уродств). Поэтому раньше я бы не сочла опыт мамы с дедушкой чем‑то странным. Но, вероятно, находясь последние пару лет под влиянием Системы, мне неприятно думать, что мама чуть было не переспала с моим дедушкой, прежде чем стать женой моего отца.
«Неважно, — отмахивается мама от своего прошлого. — Мы говорили о тебе и твоем сексуальном опыте!»
Одно признание заслуживает другого, рассуждаю я. Кроме того, я разочарована своим опытом и мне надоело скрытничать.
«Уже несколько месяцев мы с Эм и Джен ходим гулять по ночам».
Верная своему слову, мама не выходит из себя и даже не бранится. Но она рассказывает моему отцу, а он сообщает о нас пастырям в Японии — безымянным, безликим людям на другом конце провода, которые контролируют нашу жизнь.
Если бы речь шла только о том, что по ночам сбегаю я одна, она и мой отец разобрались бы с этим внутри семьи. Но зная, что в этом замешаны Эмили и Джен, подростки, которых Семья доверила их попечению, они были обязаны об этом доложить.
По правде говоря, я не слишком удивлена. Доносить друг на друга — одно из правил Семьи.
Через несколько дней сверху спускается распоряжение. Третьего шанса не будет. Эм и Джен будут отлучены от Семьи и отправлены в США. Мы понятия не имеем, что с ними будет дальше и чем они собираются заниматься, но больше я никогда о них не слышала. Мне же предоставляется выбор: переехать в Дом для подростков в Японии или быть отлученной от Семьи, как девочки. Об отлучении думать слишком страшно; мы едва выжили, когда нас отрезали от Семьи в США. Пусть сейчас мне и шестнадцать, но я понимаю, что в одиночку не справлюсь.
Несколько недель спустя из Японии прилетает тетушка Кристал, чтобы убедить меня переехать в Дом для подростков, которым они управляют с дядей Майклом. Она — сама доброта и сочувствие: «Я знаю, что здесь ты лишена друзей-подростков и хорошего пастыря. А у нас отличная группа из пятнадцати подростков. Мы занимаемся хоровым пением и весело проводим время. Тебе у нас понравится».
Конечно, отлучению от Семьи я предпочитаю Японию. Тем более что Япония — это вершина подросткового сообщества, о котором я много лет читала в «Семейных новостях». Все мои старшие братья и сестра в шестнадцать лет уехали из дома в Японию, и я наконец снова их увижу. Ну, по крайней мере двоих — Аарона и Мэри.
Вообще‑то мне очень не терпится сбежать от родителей, чтобы поскорее повзрослеть. Но наверняка я буду скучать по новой версии папы. И, скорее всего, больше, чем по маме. А больше всего мне будет не хватать моих малышей — Джонди и Нины.
Переезд в Японию воспринимается мной как возвращение к естественному порядку вещей. Но одновременно я нервничаю: смогу ли я вновь приспособиться к суровости Семьи? В последнее время на Ферме я, по большей части, занималась вполне мирскими делами: училась в старшей школе, читала романы, тайком бегала на свидания с парнем из Системы, обучала верховой езде и тусовалась с португальскими подростками.
Да, мы, как и прежде, изучали Библию и Письма Мо и ежедневно молились, но моя жизнь уже много лет не вращается вокруг распространения Слова Божьего. Смогу ли я вновь посвятить себя Богу и миссии Семьи?
В последние несколько недель на Ферме я с головокружительной скоростью заканчиваю школьную программу. Я понимаю, что не смогу взять с собой учебники и любимые романы. Потому что путь мой лежит в самое сердце Семьи.
Глава 20Все за одного — значит никто за тебя
Приезд в Японию — культурный шок. Япония — полная противоположность Китаю. Все идеально чисто и упорядоченно. В торговых автоматах можно купить все что душе угодно.
Тетя Кристал и дядя Майкл встречают меня в аэропорту. Дядя Майкл дарит мне свою такую знакомую теплую улыбку и заключает в медвежьи объятия. Мне приятно снова его видеть.