т.
Глава 3Признание деревни
Нас с Мэри перевели в маленькую комнату за гостиной. Мы спим на одной кровати, и она зажата между трех стен. Кроме нее, в комнате есть только комод с четырьмя ящиками. Но он стоит полупустой — вещей у меня и Мэри совсем немного.
Ремонт в доме продвигается довольно быстро благодаря помощи дяди Даниэля и двух китайцев, которых нанял мой отец. Мы дали им библейские имена Иоанн и Петр.
Несмотря на то, что эти китайцы не члены Семьи, они принимают новые имена, так нам легче их запомнить. Они уже починили крышу и оштукатурили вторую длинную комнату нашего дома, ставшую спальней моих братьев.
Тем временем перед домом отец и дядя Даниэль размечают границы нового внутреннего дворика. Здесь должны разместиться столовая и большая кухня. Грузовик выгружает перед входом кучу маленьких красных кирпичей, и все дружно приступают к работе.
Шварк — слой цемента, кирпич; шварк — слой цемента, кирпич. Так продолжается снова и снова в течение всего жаркого, липкого дня. Постепенно перед нашим домом вырастает стена.
Очень довольные проделанной работой, мы ложимся спать. На следующее утро я вижу, что в первых лучах солнца отец стоит снаружи и чешет голову. Стена рухнула, и вокруг разбросаны кирпичи. Может быть, это ветер? Он и дядя Даниэль снова берутся за работу и восстанавливают стену. Но на следующее утро картина повторяется. На сырой земле видны следы, ведущие в сторону джунглей. Выходит, что наш труд сгубил человек, а не ветер. Но кто? Непонятно. Ведь сельские жители относились к нам довольно дружелюбно.
Отец обращается к Капе Сану — старейшине деревни. Но тот только пожимает плечами. Никто не признается.
После того, как стена рухнула в третий раз, отец задумывается всерьез. Мы платим за ту землю, на которой пытаемся строить, и у нас есть разрешение от нашего арендодателя. Но местным до этого нет никакого дела. Им не нравятся перемены в деревне, в которой лет сто не было чужаков, тем более таких, которые пытаются тут что‑то изменить. Жители деревни привыкли ходить по этому двору и не хотят менять свой обычный маршрут.
Отец пробует новую тактику. Он кладет один ряд кирпича по периметру будущего дворика. На следующее утро тот не потревожен. Затем они с Даниэлем выкладывают второй ряд кирпича. Снова ничего не происходит — цемент затвердевает.
Несколько дней спустя он кладет третий ряд кирпича будущей стены, высота которой теперь едва достигает тридцати сантиметров. Она все еще довольно низкая, и жители деревни могут легко через нее перешагнуть. Отец в конце концов завершает возведение высоких кирпичных стен, окружающих наш передний двор, и они стоят крепко. После добавления металлической гофрированной крыши и пластиковых москитных сеток это большое пространство становится нашей столовой и комнатой для занятий.
«Просто нашим соседям потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к идее перемен и научиться ходить вокруг стены, а не сквозь нее», — с широкой улыбкой объясняет отец.
Большинство жителей деревни ценят работу, которую мы проделали, чтобы очистить окрестности от мусора, и между нами постепенно завязываются дружеские отношения. Мы приглашаем соседских детей к нам домой, чтобы учить английский язык и играть.
Каждый раз при встрече наши соседи приветствуют нас словами «Sik fan», что означает «Ешь рис» или «Вы уже поели?». Но я предпочитаю говорить: «Jo san!» вместо того, чтобы отвечать правдиво (обычно «нет»), потому что тогда они сразу же пригласят меня к себе во двор перекусить. Это может быть опасно, так как никогда не знаешь, что они подадут на стол.
Я научилась этому на собственном горьком опыте. У Лока Кина появился новый черный щенок, которого мы за мягкую шкурку прозвали Пушистиком и не упускали случая, поиграть с ним. Однажды жена Лока Кина увидела, что я прохожу мимо, и крикнула: «Sik fan le mei ou?» (Ты поела?) Я отрицательно покачала головой, поэтому она накормила меня кусками мяса с рисом из своей миски. Мясо было немного жестковатым, но вполне вкусным. Покончив с едой, я огляделась в поисках своего товарища по играм и спросила: «А где Пушистик?»
Она рассмеялась и указала на свою миску.
«Нет!!!»
Несколько недель после этого я не могла спокойно проходить мимо дома Лока Кина — слезы наворачивались мне на глаза.
Летняя жара постепенно сменяется осенней прохладой, и вот однажды днем мой брат Калеб замечает, что по дорожке у нашего дома ходит высокий крепкий мужчина. Он замечает нас и машет руками над головой.
«Эй, — кричит Хобо, — смотрите, это же дядя Майкл!»
Мы бежим к нему, радуясь встрече с одним из воспитателей нашей Семьи из Макао. Отец ждет нас у двери, его рот сжат в прямую линию.
«Я тут решил немного осмотреться вокруг и, к своему огромному удивлению, натолкнулся на группу белокурых детишек посреди китайской деревни». Дядя Майкл подмигивает нам, выдавая это за случайное открытие. Но моего отца не проведешь. Мы тут переживаем тайное приключение, и Майкл хочет в нем участвовать. Хотя мои родители больше не занимают высшие руководящие должности, люди Семьи все еще стремятся быть рядом с дедушкиной плотью и кровью.
С момента прибытия в Хак Са мы пытались помешать тем, кто остался в Макао, разузнать о нашем местонахождении и сообщить журналистам. «Не ножа бойся, а языка» — одно из любимых высказываний отца, а члены Семьи могут быть самыми опасными источниками утечки информации. Отец обеспокоен тем, что, если другие члены Семьи узнают, где мы находимся, он не сможет удержать их от посещения, и, возможно, за ними последуют репортеры, охотящиеся за хорошей историей.
Но его раздражение по поводу непрошеного визита Майкла отметается видимым облегчением мамы Эстер. Она совершенно истощена ролью основного опекуна. Мои братья — вечные двигатели, они бегают, дерутся и спорят, возвращаются домой перепачканные и расцарапанные, так что ее терпение уже на исходе. В первый раз у нее нет постоянных помощников, чтобы заботиться о сыновьях.
«Майкл спокойный и терпеливый», — настаивает она, убеждая отца позволить ему остаться. В результате опекун присоединяется к нашей банде. «Вы можете называть меня гувернером, — говорит он с веселой улыбкой. — В Англии, откуда я родом, именно так называют нянь-мужчин».
В городе мои старшие братья и сестра посещали католическую начальную школу Санта-Роза — единственную в Макао, где преподавание ведется на английском языке. Родители решили отправить их туда после того, как дедушка выпустил Письмо Мо «Сливаемся воедино», в котором миссионерам предлагалось сближаться с местными жителями, отдавая детей в местные христианские школы. Но по прошествии двух лет родители стали выражать недовольство уровнем местного образования. «Мы думали, что это шанс для вас, дети, выучить местный язык у своих китайских одноклассников, но вместо этого создается впечатление, что единственное, чему вы научились, — это лгать и ругаться на кантонском диалекте», — часто сокрушается мама Эстер.
Я никогда не ходила в школу, но насколько я могу судить, китайские дети очень смирные по сравнению с моими братьями. Их школьные истории в Макао уже стали семейной легендой — например, когда Джош вернулся домой с одной бровью. «Я занимался своими делами, как вдруг один из мальчиков промчался мимо меня по коридору с бритвой и сбрил мне бровь!» — рассказал он отцу, не желая признаваться в том, что сам сбрил ее на спор.
«Вам все равно вредит школьное образование Системы, — говорит отец. — Они учат только куче лжи, такой как эволюция. Научитесь читать, чтобы вы могли читать Письма Мо, и основам математики, чтобы складывать, вычитать, делить и умножать, если вам когда‑нибудь понадобится заниматься домашними финансами. Наукой вы можете овладеть, наблюдая, как все происходит в реальной жизни на ферме и в саду. Все остальное, что вам необходимо знать, имеет практическое значение: свидетельство, уборка, приготовление пищи и уход за младенцами. Ваш дедушка забрал меня из школы в двенадцать лет, чтобы я полностью посвятил себя миссионерству и начал Революцию! И мне это ничуть не повредило».
Несмотря на пренебрежительный отзыв отца, наши мамы считают, что нам нужно окончить хотя бы шесть классов. Вопрос в том, как получить это образование. В Хак Са нет магазина, где можно было бы купить книги по английской грамматике. Поэтому мама Эстер заказала по почте учебники, которыми пользуются американские школьники на домашнем обучении, а дяде Майклу предстоит обучить нас чтению, письму и арифметике.
Будучи первыми рожденными в Семье детьми, мы — морские свинки во всем. Взрослые пытаются понять, как дать нам базовое образование в соответствии с меняющимися убеждениями Семьи. Эстер не забывает отправлять актуальную информацию в «Семейные новости» о том, что мы делаем в сфере образования, чтобы другие новые родители могли последовать за нами. Мы читаем Библию и Письма Мо, и это — основное направление нашего образования.
В небольшой деревянной лачуге отец обустроил нам импровизированный класс с фанерными столами и скамейками. Но мои неугомонные братья ненавидят время, когда их заставляют сидеть за партами. Так что, если отец приходит за добровольцами, чтобы, например, покрасить сарай или перенести какую‑то тяжесть, мальчики исчезают со скоростью звука, и дядя Майкл вынужден переносить уроки на следующий день. Отец говорит, что самые важные знания — практические.
Я хватаюсь за любую возможность, чтобы как можно меньше времени проводить дома, точнее, подальше от отца. Так я стараюсь избежать наказания, повод для которого он находит с легкостью.
У отца всего лишь два режима, «счастливый» и «взбешенный», и переключатель может щелкнуть без предупреждения. Еще минуту назад он смеялся и балагурил, сопровождая нас в веселой прогулке на пляж, а уже через мгновение один из братьев сучит ногами в воздухе, пока отец болезненно поднимает его за шкирку. Все, что не дотягивает до мгновенного послушания, даже если вы просто забыли сказать «Да, сэр», способно вывести его из себя.