— Совет Десяти пал, один за другим. Каждый из нас был стерт из этого мира, словно нас никогда не существовало.
Передо мной развернулась последняя картина. Один из членов Совета — тот, кого я теперь знал как старейшину, — стоял на вершине башни, единственный, кто еще сопротивлялся.
— Как ты выжил? — с удивлением в голосе спросил я.
Старейшина медленно поднял руку, и его пальцы, напоминающие сплав лавы и теней, коснулись груди. Там, где должно было биться сердце, пульсировал шестигранный шрам.
— Это было непросто. — его голос загремел, как обвал в глубинах Бездны. — Они стерли моих братьев и сестер из реальности, но я… я стал тем, чего не могли понять. Парадоксом.
Он сжал кулак, и шрам вспыхнул, высвободив вихрь воспоминаний. Перед нами возникла сцена его последнего боя: старейшина, еще в облике прекрасного человека с серебряными волосами, стоял на руинах алтаря, окруженный фигурами Первых.
— Когда они переписали законы, я понял — сопротивление в их реальности бессмысленно. — его глаза-солнца сузились, вспоминая боль. — Поэтому я «переписал себя».
Я вновь перевел фокус на палитру воспоминаний легендарного создания. Человек разорвал рубаху, обнажив грудь. Вместо плоти там зияла черная пустота, наполненная мерцающими осколками кристаллов. Они вращались, как частицы в колбе алхимика, образуя сложные узоры.
— Я совершил древний обряд расщепления… Я вырвал собственный кристалл души и раздробил его на тысячи частиц. Каждую спрятал в разных слоях реальности — он провел пальцем по пустоте, и мнимые осколки запели хором голосов. — Первые могли уничтожить тело, душу, память… но не то, чего больше нет. Я стал вирусом в их совершенной системе.
Веррагор замер, его драконий разум с трудом воспринимал эту логику. Я же почувствовал, как Власть в моей груди всколыхнулась от уважения к старейшине.
— Сильно, —прошептал я. — Дробление души…
— Это безумие, — закончил монстр. — Да. Я провел тысячелетия, собирая себя по крупицам. Когда Первые наконец покинули наш мир, решив, что я уничтожен, я собрался заново. Уже не прекрасным человеком. Не великим магом. Чем-то другим. — он сомкнул ладони, и пустота в груди закрылась, шрам погас. — Я стал воплощением их страха — тем, что нельзя контролировать.
В воздухе повисла тишина, старейшина повернулся к другому видению, где мрачно алело багровое небо.
— Но эта сила имеет цену. Осколки теряют связь. Через несколько десятилетий я снова рассыплюсь в ничто. — он обернулся, и в его взгляде горела давняя ярость. — Потому я и ждал тебя, Глеб Долгорукий. Я хочу увидеть зарю нового мира!
Видение дрогнуло, и мы снова оказались в храме. Старейшина открыл глаза.
— Теперь ты все знаешь.
Я молчал, ощущая, как внутри меня закипает ярость. Первые не просто разрушали… Они стерли прошлое.
— Только ты можешь их уничтожить, — сказал старейшина, и его голос теперь звучал иначе, не как проклятие времени, а как судьба. — Но для этого ты должен стать тем, кем не был никто со времен Совета Десяти.
Я сжал ладонь, ощущая, как моя Власть резонирует с древней магией этого места.
— Ты говоришь о Единении? — спросил я, вспоминая древний титул.
Веррагор резко повернулся ко мне, его глаза сузились.
— Это… может сработать. — его когти на ногах зашкрябали о камень пола. — Хотя никто не достигал Единения со времен Эпохи Десяти.
— Потому что Первые не позволили узнать правду, — старейшина провел рукой по воздуху, и перед нами вновь появилось видение — шесть сияющих кристаллов, парящих в пустоте. — Истинная сила мира не принадлежит богам. Она принадлежит тем, кто способен соединить ее воедино.
Шесть кристаллов — Огонь, Вода, Ветер, Земля, Жизнь и Смерть — вспыхнули одновременно, и пространство вокруг нас содрогнулось.
— Единение — это не просто обладание всеми стихиями. Это не набор сил, а их полное слияние в одно целое.
Я почувствовал, как мое дыхание сбилось. Эту солянку да к моей Власти…
— Но ритуал подчинения можно провести только трижды! Любой, кто пытается взять больше трех чужих кристаллов, умирает.
— Да, если они были добыты убийством.
Эти слова ударили по мне, как раскат грома.
— Что ты имеешь в виду?
Старейшина прикрыл глаза, и его тело снова начало изменяться — его кожа переходила из камня в лаву, волосы свивались ураганами, а глаза сияли двойными солнцами.
— Секрет, утерянный с падением Совета Десяти.
Он протянул вперед ладонь, и между его пальцев возник древний символ, сияющий золотыми линиями.
— Ты уже знаешь, что кристалл — это частичное воплощение души. Любой, кто теряет его, умирает.
Я кивнул, не сводя глаз с символа.
— Но что, если кристалл передан добровольно?
Веррагор замер, его крылья чуть вздрогнули.
— Такого не может быть. Передавать кристалл — значит умирать. Никто не отдаст его добровольно. Тем более, что большинство современных монстров безумны…
— Никто, кроме того, кто верит, что ты — единственный путь к спасению, — голос старейшины стал тише, но его слова резонировали в каждом уголке этого храма. — Единение возможно только в тот момент, когда кристалл передан не силой, а доверием.
Я осознал, что именно скрывали Первые.
— Если кристалл был отдан добровольно, то ритуал подчинения проходит для адепта без риска. Без боли, без смерти…
— Вот почему за все эти века никто не достиг Единения… — прошептал Веррагор, его руны на коже вспыхнули. — Потому что никто больше не верил в него.
— Первые переписали реальность так, что маги забыли об этом пути, — закончил старейшина. — Они превратили ритуал подчинения в акт убийства, а не в союз. Они заставили нас бояться друг друга, чтобы никто не мог соединить стихии воедино.
Я смотрел на него, а в груди пылало пламя.
Гребаные Первые сплели интригу, растянувшуюся на многие века… Она убила многих…
Я взглянул на Веррагора. Драконид стоял, сжимая копьё, его взгляд метался между мной и старейшиной. Он был предан мне, но и понимать суть происходящего ему было несложно.
— Веррагор, — мой голос был спокоен, но в нем чувствовалась сила. — Возвращайся в Домен. Мне нужно знать, есть ли те, кто готов отдать свой кристалл добровольно.
Веррагор на мгновение замер, затем глубоко вдохнул, его грудь вздыбилась, а руны на теле вспыхнули теплым золотым светом.
— Ты действительно веришь, что они… — он сглотнул, — что кто-то готов отдать свою душу?
Я улыбнулся уголками губ, но в моих глазах было горькое понимание.
— Уверен, такие есть. Я — их Бог. Я спас их. Теперь они могут спасти меня. Спасти всех нас.
Драконид не стал спорить. Он поклонился. Я протянул руку и телепортировал его в свой домен.
Я еще мгновение смотрел туда, где только что стоял Веррагор, затем перевел взгляд на старейшину.
Старейшина не показал удивления от исчезновения драконида, лишь довольно улыбнулся. В его глазах-солнцах полыхнул отблеск знания, что он хранил веками.
— Значит, ты действительно решил вступить на этот путь?
Я только кивнул.
— Первая жертва — это не просто отказ от чего-то. Это не ритуал убийства, не насильственное подчинение чужого кристалла. Это испытание, проверяющее твою сущность. Без этого пути не достичь Единения. Ты должен принять чужую душу не как награбленное сокровище, а как дар. Дар, отданный по доброй воле.
— Ты говоришь, что кто-то должен умереть ради меня.
Старейшина усмехнулся, как кошмар в ночи.
— Нет. Я говорю, что кто-то должен доверить тебе свою жизнь. А ты должен быть готов принять эту ношу. И всю оставшуюся жизнь нести за этот выбор ответственность… Вопрос в ракурсе… Если ты передумаешь, погибнет гораздо больше людей.
Я и так это понимал. Тут не было выбора. Любой монарх должен уметь жертвовать меньшим ради большего блага…
С этими мыслями я нырнул в короткий транс, погружаясь в домен Власти. Легкого приказа хватило, чтобы перенести драконида обратно, в реальный мир.
Пространство рядом со входом содрогнулось, и в следующее мгновение порыв ветра и вихрь песка ворвались в зал, когда массивные двери с грохотом распахнулись.
Вождь племени первых людей выглядел так, будто прошел через бурю. Его длинный плащ волочился по полу, руны на коже пульсировали слабым светом.
— И? — я поднял взгляд, встречаясь с его горящими глазами.
— Лучше бы я задержался, — прохрипел Веррагор, выпрямляясь. — Потому что новости у меня положительные… Ненавижу быть вождем…
Он сделал шаг вперед, его когти скребнули по камню.
— Ты был прав. Есть добровольцы.
Старейшина, до этого спокойно наблюдавший за происходящим, чуть склонил голову.
— Даже так? — тихо спросил он.
Веррагор кивнул, его лицо оставалось напряженным.
— Да.
Я почувствовал, как внутри что-то дрогнуло.
— Кто?
Веррагор глубоко вдохнул.
— Трое.
— Трое? Я ожидал одного, максимум двух добровольцев.
— Нашлись те, кто свято верит в твое предназначение… Они сами изъявили желание.
Веррагор шагнул ближе, и в его голосе послышалась странная смесь уважения и тревоги.
— Ты для них — больше, чем Бог. Символ… Надежда… — эти слова повисли в воздухе.
— Они хотят, чтобы ты взял их силу. Они верят, что это путь, который должен был случиться еще тысячи лет назад. Они… — он замолчал, но я уже всё понял. Они готовы умереть ради меня.
— Кто они? — спросил я, уже зная, что этот вопрос лишь формальность.
— Разве это теперь важно? Они — лучшие из народа Первых людей.
Я закрыл глаза на мгновение. Три жизни. Три кристалла. Три судьбы, которые отдадут мне свою сущность.
— Они готовы прямо сейчас?
Веррагор сжал кулаки, но кивнул.
— Они ждут твоего ответа.
Я посмотрел на старейшину.
— Что скажешь?
Старейшина грустно улыбнулся — впервые за все время нашего разговора.
— Я скажу, что скоро ты поймешь, что значит принимать чужую веру кровью.
Я медленно вдохнул и выдохнул. Это был не просто шаг. Это был прыжок в неизвестность.