Мой голос разнёсся над полем, пронзая сознание каждого воина:
— Сегодня вы сражались не только за свою свободу, но и за новый мир! Сегодня мы победили!
Гул одобрения прокатился по рядам, но я поднял руку, и толпа замерла.
— Но посмотрите вокруг.
Люди повернулись, встречаясь взглядами с разумными монстрами, которые стояли среди них, молчаливые, но исполненные собственной гордости.
— Вы сражались не одни. Они сражались рядом с вами. Многие из них пали рядом с вашими соратниками. Они пролили свою кровь ради той же цели.
Я сделал шаг вперёд, мой взгляд был тяжёлым, но в нём читалась неумолимая сила.
— Я знаю, что веками нас учили бояться их. Нас учили ненавидеть их. Мы видели в них угрозу. Но посмотрите на них не глазами прошлого, а глазами сегодняшнего дня. Эти воины — не наши враги. Они наши братья по оружию!
Гул голосов нарастал. Люди переглядывались, но никто не посмел возразить.
Я поднял руку, и пространство задрожало — моя сила, подкреплённая Единением, была безграничной.
— Этот мир больше не будет разделён! Отныне мы дышим вместе, сражаемся вместе, любим и умираем тоже вместе!
Толпа зашумела, но теперь в голосах звучало не недоверие, а одобрение.
Я обвёл взглядом своих солдат. Людей, которые стояли на руинах прошлого, но смотрели в будущее.
— Но война ещё не окончена.
Голоса смолкли.
— Голицыны ещё живы. Их маги ещё дышат. Они прячутся за стенами столицы, думая, что их власть нерушима. Они надеются, что страх удержит нас от возмездия.
Я выпрямился, тёмный плащ взметнулся на ветру, глаза сверкнули ледяной решимостью.
— Но мы уже победили страх. Мы уже доказали, что их власть — лишь пепел, унесённый ветром.
Я сделал паузу, позволяя каждому впитать мои слова.
— Я — Глеб Долгорукий. Десница императора Российской империи. И я верну трон его законному владельцу. Мое слово.
Толпа взорвалась криками. Люди, монстры, охотники — все кричали единым голосом.
Они больше не были разрозненной армией.
Они были народом.
И этот народ шёл за своим Монархом.
Сходя с импровизированного помоста, я был доволен произведенным эффектом. Более того, все поставленные задачи были выполнены.
Вместо того, чтобы сразу ринуться убивать предателя Голицына, я должен был реализовать представившуюся мне возможность, ведь лучшего времени для этого было не найти.
Во-первых, мне хотелось избавиться от предателей Родины. Сторонники Голицына явили себя, и теперь не нужно было шерстить всю Российскую империю в поисках каждого.
Во-вторых, требовалось показать людям, что разумные монстры не столь опасны, как они думали. Даже Марк, закоренелый монстроненавистник, смотрел на них уже не столь грозным взглядом. Хотя здесь, наверняка, наложился эффект от посещения Домена… Ну да ладно.
Как только я закончил спуск с помоста, гул толпы, ещё недавно гремевший, словно раскаты грома, начал стихать. Люди расступались, давая дорогу тому, кто только что произнёс слова, что навсегда войдут в историю.
Но едва я успел сделать несколько шагов, как Анастасия бросилась ко мне навстречу.
Она пронеслась сквозь толпу, не обращая внимания на солдат, на разумных монстров, на командиров, что пытались сохранить строгий порядок. Её сердце вело её только ко мне.
Я едва успел раскрыть руки, когда она прижалась ко мне всем телом. Тёплая, живая, родная. Но раненая. Мне хватило толики силы, чтобы мгновенно исцелить ее.
— Теперь я тебя никуда не отпущу одного! — её голос дрожал, но в нём не было слабости, только глухая, глубокая эмоция.
Я обнял её, крепко, будто боялся, что если ослаблю хватку, она исчезнет. Я чувствовал, как её сердце стучит напротив моей груди, как пальцы сжимаются на моем плаще.
— Я всегда возвращаюсь к тебе.
Она вскинула голову, её глаза горели смесью радости, облегчения и… злости.
— Ты исчез! Ни весточки, ни смс-ки! Ты даже не сказал, где ты был. Ты…
Я не дал ей договорить, просто наклонился и поцеловал её.
И в этот миг война, страх, кровь — всё исчезло.
На несколько секунд весь мир сузился до одного ощущения — её губ, её дыхания, её тепла.
Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, вокруг уже царила напряжённая тишина. Все наблюдали за нами, но никто не смел прервать момент.
И только Андрей Годунов, стоявший чуть поодаль, усмехнулся:
— Ну что, теперь, когда наш великий Десница получил свою награду, можно и за дело браться?
Я переглянулся с Анастасией, а затем, взяв её за руку, уверенно направился в сторону походного штаба.
Палатка центра принятия решений была большой, просторной, но даже её размера не хватало, чтобы вместить всю тяжесть этого разговора. Собрались все ключевые фигуры армии:
Андрей и Борис Годуновы — младший брат и наследник, оба сражались, оба выстояли, но теперь в их взглядах читалась усталость и ожидание.
Артур Бельский — осиротевший друг, сильный маг, человек, который видел слишком много, чтобы верить теперь в случайности.
Руслан Суворов, главнокомандующий, который уже разложил перед собой карты с боевыми схемами.
Всеволод Орловский, дед, он наблюдал за происходящим с присущей ему царственной осанкой.
Шинский Олег Павлович, алхимик, чьи зелья не раз спасали армии от гибели.
Лев Горский, Василий Корюшкин, Лира Волконская, Радомир Боярский, Никита Неклюдов — элита, лучшие из лучших, каждый из них был живой легендой.
Ксаргатон, Драх’нор и Шайлинн — разумные монстры, их лидеры, впервые вошедшие в военный совет людей.
На столе лежала карта, покрытая метками, линиями, обозначающими фронты, укрепления и возможные точки атаки.
Руслан Суворов заговорил первым:
— Санкт-Петербург — следующий рубеж. Голицыны ожидают нас там, готовят оборону. Они знают, что теперь мы не остановимся.
Шинский покачал головой, глядя на магические символы, что были начерчены на плане города.
— Их защита построена на магии смерти. Это не просто армия — это ходячий кошмар. Они поднимут всех мёртвых, что когда-либо ступали по этим улицам.
Наступила напряжённая тишина и Борис, сжав кулаки, сказал:
— Мы не можем оставить город в их руках. Если Петербург вернется к нам, а узурпатор больше не получит подкреплений.
Я, до этого молчавший, поднял взгляд.
— Мы не просто возьмём Петербург.
Все повернулись ко мне, задержав дыхание.
Я провёл пальцем по карте, очерчивая город, словно уже держал его в руках.
— Мы вернём Империю.
В палатке повисла гробовая тишина. А затем Лев Горский усмехнулся, скрестив руки на груди:
— Как же мне нравится, когда ты так говоришь, старина!
Я посмотрел на каждого из них, мой голос был спокоен, но в нём звенела неоспоримая власть.
— Готовьтесь. Санкт-Петербург станет нашим.
Северный ветер гнал по улицам ледяные клочья тумана, пропитанного запахом тлена. Санкт-Петербург стоял перед нами, как крепость, окутанная тенью Голицына. На его стенах выстроились маги смерти, закутанные в чёрные мантии, их лица скрывались под капюшонами, но даже на расстоянии чувствовалось, как они жаждут разорвать души наших воинов.
Это был последний бастион узурпатора. И сегодня он падёт.
Я стоял во главе армии, мой плащ развевался на пронизывающем ветру, глаза горели ледяным огнём. В моей руке покоилась Погибель Миров и присутствие клинка само по себе было вызовом для врагов.
— Сегодня мы завершаем войну. Сегодня мы возвращаем наш дом!
Армия рванулась вперёд.
Руслан Суворов вёл передовые отряды, тысячи солдат в артефактных доспехах двинулись на врага. Боевые маги начали метать огненные снаряды, разрывая древние стены города, пылающие пули засверкали в воздухе, как рой падающих звёзд.
Но Голицыны были готовы. Маги смерти взметнули руки, и тьма окутала небо.
— Они поднимают мёртвых! — крикнул Андрей Годунов, отбивая натиск проклятых воинов.
Из-под земли начали вставать павшие. Кости обтянутые разложившейся плотью, в их глазницах светился зелёный огонь. Они падали от ударов мечей, но тут же снова поднимались, будто сама смерть была их оружием.
Люди начали пятиться и даже самые стойкие чувствовали, как страх пробирает их до костей.
Но затем, из тумана выступили те, кого никто не ждал. Разумные монстры.
Ксаргатон рванулся вперёд, его лапы крушили землю, а ядовитый дым, что он извергнул, растекался по полю боя, разъедая нежить. Драх’нор прорвался к магам смерти, его двойные клинки сверкали, оставляя за собой фонтанирующую чёрную кровь. Их воины сражались бок о бок с людьми, а те, кто ещё вчера боялся их, теперь находил в них союзников.
Но Голицыны не собирались сдаваться.
С башен города вырвались тёмные молнии, бьющие по нашей армии. Люди падали замертво, их тела окутывал мрак, что вытягивал их души.
— Мы не сможем прорваться! — закричал Борис Годунов, но в его голосе не было страха, только гнев.
И в этот миг я понял, что пора действовать. Я поднял руку.
Приказ! Огонь!
И в одно мгновение огненная буря обрушилась на врага.
Земля затрещала, пламя, несущее жизнь и смерть, взвилось к небесам, сжигая тёмных магов, очищая поле битвы.
И тогда врата Санкт-Петербурга раскрылись.
— Дальше все зависит от вас. — сказал я, перекрикивая творящийся вокруг гомон. — Я же… займусь Голицыным.
— Будь осторожен! — ответила Анастасия, смотря на меня со слезящимися глазами.
— Буду. Не лезь в самое пекло, держись Марка.
Увидев подтверждающий кивок, я взмыл в воздух.
Приказ! Полет!
Холодный ветер засвистел в ушах… Спустя несколько ударов сердца я замер под свинцовым облаком и, активировав Око, бросил взгляд вниз.
Петербург горел.
Небо над Невой было чёрным от дыма, но сквозь копоть пробивалось солнце — тусклое, как потухший уголёк. Заметив то, что искал, я ринулся вперед. Я летел над крышами, и воздух свистел в ушах, смешиваясь с криками солдат внизу. Мои армии бились с его армиями, и весь город дрожал, словно испуганный зверь в клетке.